Теперь, когда его жизнь оказалась связанной с судьбой всех либерийцев, страх заставил его скрывать свои подлинные мысли. Хотя он с превеликой радостью полюбовался бы со стороны, как пылает ненавистный ему город, тем не менее ирландец понимал, что лишен возможности удрать заблаговременно. К тому же по всему острову рыскали отряды свирепых патагонцев, которые вскоре могли оказаться и под Либерией. В конце концов, защищая город, Паттерсон защищал самого себя, и поэтому он предпочел нести караульную службу наравне с остальными. Правда, приходилось оставаться одному, даже ночью, на передовой линии, под постоянной угрозой быть захваченным патагонцами. Но страх сделал из Паттерсона превосходного часового: он напряженно вглядывался в темноту, непрерывно обходил свой участок, держа палец на курке, готовый выстрелить при малейшем подозрительном шорохе.
Четыре дня прошли спокойно. На пятый день после полудня появились передовые отряды патагонцев, расположившиеся лагерем к югу от города. Теперь находиться в охранении и нести караульную службу было опасно: враг стоял у самых ворот Либерии.
В тот же день, к вечеру, едва Паттерсон заступил на пост на северном валу между рекой и дорогой к Новому поселку, в стороне порта вспыхнул яркий свет — патагонцы начали подготовку к штурму города. По всей вероятности, наступление начнется именно здесь, у дороги к Новому поселку, где, по воле злого рока, поставили на пост Паттерсона!
Ужас охватил ирландца, когда он вдруг услышал, как по дороге приближается большой отряд. Хотя Паттерсон и знал, что путь на Либерию прегражден рвом, наполненным водой, это препятствие, выглядевшее днем непреодолимым, в момент опасности показалось ему ничтожным. Ирландцу уже мерещилось, что свирепые дикари переправились через ров, взобрались на вал и овладели городом…
А тем временем те, кого он принял за индейцев, остановились на краю рва. Паттерсон понял, что там о чем-то совещаются, хотя издали не мог разобрать слов. Потом началась суматоха: подносили бревна, доски и жерди для сооружения переправы. Вскоре ирландец увидел, что по наведенным мосткам цепочкой движутся темные фигуры. Их было много, и при бледном свете ущербной луны лишь поблескивали стволы ружей. Первым шел высокий человек. Паттерсон узнал Кау-джера.
При его появлении сердце ирландца сжалось от радости и гнева. От радости потому, что теперь он поверил в победу, от гнева же потому, что он ненавидел губернатора.
Но почему Кау-джер вошел в город со стороны Нового поселка? А произошло это так.
Заметив в ночи пламя пожара, охватившего пригород, правитель мгновенно составил план действий. Как и патагонцы, он переправился со своим маленьким отрядом через реку, но тремя километрами выше, и пошел через поля прямо на огонь, будто на свет маяка.
Судя по количеству костров, Кау-джер точно определил, что основные силы противника сосредоточены к югу от города. Следовательно, в районе Нового поселка враг способен оказать лишь слабое сопротивление, преодолев которое остельцы смогут вернуться в Либерию обычным путем.
Последующие события подтвердили правильность расчетов Кау-джера. Его отряд захватил поджигателей порта в то самое время, когда те, не найдя в поселке ничего ценного, в неистовстве разрушали дома. Не встретив ни малейшего отпора и убедившись, что поселок совершенно пуст, захватчики настолько осмелели, что даже не нашли нужным выставить заслоны. Отряд Кау-джера обрушился на них, как гром среди ясного неба. Внезапно раздалась ружейная пальба. Растерявшиеся индейцы обратились в бегство, оставив в руках победителей пятнадцать ружей и пять пленных. Их не стали преследовать — выстрелы могли услышать на том берегу, где находились основные силы индейцев, а Кау-джер опасался привлечь их внимание. Поэтому остельцы поспешно отступили к Либерии. Стычка продолжалась не более десяти минут.
Неожиданное возвращение Кау-джера было не единственным сюрпризом, уготованным судьбой Паттерсону. Через три дня его ожидало еще более сильное потрясение, повлекшее за собою тягостные последствия.
На этот раз он дежурил с шести часов вечера до двух часов ночи на обрывистом берегу реки, около северного вала. Между валом и участком Паттерсона находилось еще трое часовых. Ирландцу повезло — его самого охраняли со всех сторон.
Когда Паттерсон заступил на пост, было еще светло, и обстановка показалась ему вполне благоприятной. Но постепенно опустилась ночь, и им овладели привычные страхи. Снова он напряженно прислушивался к малейшему шороху, снова озирался по сторонам, пытаясь различить в темноте какие-нибудь подозрительные тени.
Но ирландец ожидал опасность издалека, а она была здесь, совсем рядом. Он замер от ужаса, услышав, как в двух шагах от него кто-то тихо окликнул:
— Паттерсон!
Ирландец чуть не закричал, но угрожающий голос шепотом приказал:
— Молчи! — а затем спросил: — Узнаешь меня?
И, так как Паттерсон не мог вымолвить ни слова, невидимый собеседник продолжал:
— Я — Сердей.
Ирландец вздохнул с облегчением. Сердей был своим парнем, хотя его появление здесь было совершенно непонятным.
— Сердей? — переспросил он недоверчиво.
— Да… Тише… Говори шепотом… Ты один?.. Никого нет поблизости?
Паттерсон, всматриваясь в темноту, ответил:
— Никого.
— Не шевелись! — приказал Сердей. — Стой так, чтобы тебя было видно. Я подползу ближе, но ты не поворачивайся в мою сторону.
Зашуршала трава.
— Вот и я, — сказал Сердей, не подымаясь с земли.
Несмотря на запрещение, Паттерсон рискнул повернуть голову в его сторону и увидел, что Сердей промок с головы до ног.
— Откуда ты взялся? — спросил ирландец.
— С реки… Я с патагонцами.
— С патагонцами?! — изумленно воскликнул Паттерсон.
— Да. Полтора года назад, когда я покинул остров Осте, огнеземельцы переправили меня через пролив Бигл. Я хотел пробраться в Пунта-Аренас, а оттуда в Аргентину или еще куда-нибудь дальше. Но патагонцы захватили меня в пути.
— И что же ты у них делаешь?
— Я их раб.
— Раб! — повторил Паттерсон. — Но ты ведь на свободе?
— Посмотри, — коротко ответил Сердей.
Паттерсон внимательно оглядел его и заметил веревку, привязанную к поясу Сердея. Но когда тот пошевелил ею, оказалось, что это не веревка, а тонкая железная цепь.
— Вот моя свобода, — снова заговорил Сердей, — не говоря уже о том, что в десяти шагах отсюда сидят по горло в воде два патагонца, которые стерегут меня. Если я даже и разорву эту цепь, они сразу же бросятся в погоню за мной.
Паттерсона так затрясло от страха, что Сердей заметил это.
— Что с тобой? — спросил он.
— Патагонцы!.. — пролепетал перепуганный насмерть ирландец.
— Не бойся, — сказал Сердей, — они ничего тебе не сделают, ты им нужен. Я сказал, что рассчитываю на тебя, и они послали меня для переговоров.
— Что им надо? — еле слышно спросил Паттерсон.
Сердей помолчал, не решаясь сразу ответить.
— Чтобы ты пропустил их в город.
— Я?! — возмутился Паттерсон.
— Да, ты. Так надо. Послушай, ведь для меня это вопрос жизни или смерти. Когда я попал в плен к индейцам, я стал их рабом, как тебе уже известно. Они всячески мучили меня. Однажды я проговорился, что я из Либерии. Патагонцы решили воспользоваться мною, чтобы овладеть городом, о котором уже много слышали, и обещали освободить, если я помогу им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88