Все это было усложненной и расширенной версией того простенького спектакля, который Кроули разыграл на лекции со его так называемым «психобулометром». Более того, «обряд посвящения» был закодирован в буквах I.N.R.I. — смерть и возрождение, — над которыми сэру Джону было предложено подумать в самом начале.
— А как вы объясните ту ужасную звукозапись, которую «Вири» прислал сэру Джону? — спросил Джойс.
— Дайте мне несколько хороших актеров, и я сделаю вам запись ничуть не хуже, — уверенно ответил Эйнштейн.
В комнате на несколько минут воцарилась тишина. Ее нарушил Джойс:
— Теперь о чуде на Риджент-стрит. Неужели барон Захаров тоже был одним из участников заговора, а его православная набожность — всего лишь очередной маскарад?
— Видите ли, — заметил Эйнштейн, — для антисемита, чье правительство распространяет фальшивые «Протоколы сионских мудрецов», и для человека, дядя которого будто бы является одним из столпов русской православной церкви, у барона Захарова довольно необычное «отчество» — Соломонович. Джим, объясните сэру Джону, что это значит.
— Сын Соломона! — воскликнул Джойс, — Как я сразу не заметил! Это значит, — пояснил он сэру Джону, — что отец барона был евреем.
— Что совершенно невозможно, учитывая все вышесказанное, — подхватил Эйнштейн. — Вот оно, Невозможное Имя. Кроули и здесь был честен — он оставил ключ, с помощью которого сообразительный человек легко проникнет за кулисы этого спектакля.
— А слова мисс Стурджис?
— Мисс Стурджис, будучи секретарем известной своим вольнодумством Айседоры Дункан, — сказал Эйнштейн, — по роду своей деятельности часто общается с эксцентричными людьми — богемой, авангардом, революционерами, называйте их как хотите. Я не удивлюсь, если окажется, что она хорошо знакома с Кроули и связана с ним отношениями романтического или какого-либо иного характера.
— Но, — сказал Бэбкок, — если барон Захаров — не русский дворянин, кто же он такой на самом деле?
— О, — усмехнулся Эйнштейн, — По-моему, совершенно очевидно, что это тоже был Кроули, только в другом наряде. — Однако Кроули, Вири и Захаров были разного роста, — озадаченно заметил Джойс. — Как вы объясните это?
— Сэр Джон сказал нам, что Кроули среднего роста. Надев накладной горб и ссутулившись, он мог легко сойти за человека небольшого роста. — Эйнштейн встал и, сильно ссутулившись, сделал несколько шагов по комнате — так, как ходят горбуны. — Видите? Теперь я выгляжу сантиметров на десять ниже, не правда ли?
— Принимается, — сказал Джойс. — Но вам будет гораздо труднее объяснить превращение Кроули в барона Захарова. Для того, чтобы стать ниже, достаточно ссутулиться, а как стать выше?
— Если вы помните, сэр Джон видел Кроули как Кроули всего один раз, — сказал Эйнштейн. — И этого Кроули, Кроули без маски, не было в саду, чтобы сэр Джон мог сравнить его с бароном Захаровым. Сэр Джон увидел, как в сад забегает один человек маленького роста, а потом столкнулся лицом к лицу со вторым человеком, который был значительно выше первого. Рост второго человека он точно не запомнил, потому что, по его словам, «барон» вел себя очень высокомерно, а властные, надменные, раздраженные люди всегда кажутся нам более высокими, чем они есть на самом деле. В нас срабатывает животный инстинкт: в стае командуют те, кто крупнее. Барон мог показаться вам высоким еще и потому, что на нем была большая русская меховая шапка. Вот что я имел в виду, говоря об Относительности Измерений.
— Если «Вири» и «барон» — одно и то же лицо, то есть Кроули, становится понятно, почему в саду не было никаких следов борьбы. Ничего не перемещалось в саду горизонтально; превращение почти наверняка совершилось в вертикальной плоскости. Костюм барона Захарова — черная борода, меховая шапка и пальто — был подвешен за дубом на резиновой ленте вроде той, которую используют в своих представлениях иллюзионисты и медиумы. Кроули-Вири бежит в сад, хватает этот реквизит, прицепляет к ленте вещи Вири — пиджак с белым воротничком священника и бутафорский горб — и отвязывает нижний конец ленты от забора, к которому, скорее всего, она была привязана. Вещи Вири тотчас взлетают вверх и скрываются высоко в листьях дуба.
— Готов спорить, — завершил свой рассказ Эйнштейн, — что настоящие владельцы дома никому его не сдавали, и «барон» существовал только во время того короткого разговора в саду и на словах мисс Стурджис.
Бэбкок устало покачал головой.
— Возможно, в этом деле и не было чудес, — мрачно произнес он, — но все же определенно была некая дьявольщина.
— Неужели? — насмешливо спросил Джойс. — Вы просто еще не разобрались в нем до конца. Профессор очень подробно ответил на вопросы как, что и кто, но вопрос зачем все еще остается открытым. Мне кажется, что этот спектакль — не что иное, как посвящение страхом, и его последний акт еще впереди. Если Кроули одновременно руководит и «хорошими», и «плохими» каббалистами, суть этого маскарада для меня очевидна. В конце концов, сэр Джон, чем все это время занимались «плохие» каббалисты, как не инсценировали в реальной жизни ситуации из ваших ночных кошмаров? В сущности, они помогали вам справиться с вашими страхами.
— Черт! — вскричал Бэбкок. — Вы что, их оправдываете?
— Я всегда стараюсь понять других людей, а не судить их, — сказал Джойс. — Взять, к примеру, ваши сексуальные фобии…
— Я уже знаком с вашими безнравственными взглядами, — чопорно перебил его сэр Джон, — и ничуть не сомневаюсь в том, что Кроули оценил бы их по достоинству. Но я, слава Богу, в состоянии отличить хорошее от плохого.
Джойс с изумлением, отчасти нарочитым, воззрился на юного Бэбкока.
— Дружище, если вы в состоянии отличить хорошее от плохого, зачем вам «Золотая Заря», зачем вам вообще учиться чему-либо? Вы же гений, мудрец, гигант мысли. Вы решили задачу, над которой ломали голову все философы с древнейших времен. Что есть добро и что есть зло? За всю историю человечества не было двух наций, племен и даже двух людей, которые ответили бы на этот вопрос одинаково. Более того, ни один разумный человек не может ответить на него раз и навсегда даже для себя: сегодня он думает так, завтра иначе. А вы знаете ответ! Я потрясен. Да что там — я благоговею перед вами. Я готов припасть к вашим стопам.
— Джим, — попытался успокоить его Эйнштейн, — зачем столько сарказма? В наше время большинство молодых людей столь же наивно, как сэр Джон.
Но Джойса уже невозможно было остановить. Он вскочил и начал возбужденно расхаживать по комнате.
— Всю жизнь, — продолжал он, — я учился наблюдать внимательно и беспристрастно. На мой взгляд — и я думаю, что профессор со мной согласится, — объективность есть основа и необходимое условие любого научного исследования. Она также нужна для того, чтобы писать книги, которые я хочу писать. Теперь послушайте меня внимательно, сэр Джон. Спектакль, в который вас вовлекли Джоунз и Кроули, — отличный пример того, как легко человек обманывает себя. У вас были определенные фантазии, и Джоунз всего лишь постарался превратить их в реальность. Все, что с вами произошло, — только отражение ваших страхов и предрассудков, а люди, которые играли в этом спектакле, старались помочь вам преодолеть эти страхи и предрассудки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— А как вы объясните ту ужасную звукозапись, которую «Вири» прислал сэру Джону? — спросил Джойс.
— Дайте мне несколько хороших актеров, и я сделаю вам запись ничуть не хуже, — уверенно ответил Эйнштейн.
В комнате на несколько минут воцарилась тишина. Ее нарушил Джойс:
— Теперь о чуде на Риджент-стрит. Неужели барон Захаров тоже был одним из участников заговора, а его православная набожность — всего лишь очередной маскарад?
— Видите ли, — заметил Эйнштейн, — для антисемита, чье правительство распространяет фальшивые «Протоколы сионских мудрецов», и для человека, дядя которого будто бы является одним из столпов русской православной церкви, у барона Захарова довольно необычное «отчество» — Соломонович. Джим, объясните сэру Джону, что это значит.
— Сын Соломона! — воскликнул Джойс, — Как я сразу не заметил! Это значит, — пояснил он сэру Джону, — что отец барона был евреем.
— Что совершенно невозможно, учитывая все вышесказанное, — подхватил Эйнштейн. — Вот оно, Невозможное Имя. Кроули и здесь был честен — он оставил ключ, с помощью которого сообразительный человек легко проникнет за кулисы этого спектакля.
— А слова мисс Стурджис?
— Мисс Стурджис, будучи секретарем известной своим вольнодумством Айседоры Дункан, — сказал Эйнштейн, — по роду своей деятельности часто общается с эксцентричными людьми — богемой, авангардом, революционерами, называйте их как хотите. Я не удивлюсь, если окажется, что она хорошо знакома с Кроули и связана с ним отношениями романтического или какого-либо иного характера.
— Но, — сказал Бэбкок, — если барон Захаров — не русский дворянин, кто же он такой на самом деле?
— О, — усмехнулся Эйнштейн, — По-моему, совершенно очевидно, что это тоже был Кроули, только в другом наряде. — Однако Кроули, Вири и Захаров были разного роста, — озадаченно заметил Джойс. — Как вы объясните это?
— Сэр Джон сказал нам, что Кроули среднего роста. Надев накладной горб и ссутулившись, он мог легко сойти за человека небольшого роста. — Эйнштейн встал и, сильно ссутулившись, сделал несколько шагов по комнате — так, как ходят горбуны. — Видите? Теперь я выгляжу сантиметров на десять ниже, не правда ли?
— Принимается, — сказал Джойс. — Но вам будет гораздо труднее объяснить превращение Кроули в барона Захарова. Для того, чтобы стать ниже, достаточно ссутулиться, а как стать выше?
— Если вы помните, сэр Джон видел Кроули как Кроули всего один раз, — сказал Эйнштейн. — И этого Кроули, Кроули без маски, не было в саду, чтобы сэр Джон мог сравнить его с бароном Захаровым. Сэр Джон увидел, как в сад забегает один человек маленького роста, а потом столкнулся лицом к лицу со вторым человеком, который был значительно выше первого. Рост второго человека он точно не запомнил, потому что, по его словам, «барон» вел себя очень высокомерно, а властные, надменные, раздраженные люди всегда кажутся нам более высокими, чем они есть на самом деле. В нас срабатывает животный инстинкт: в стае командуют те, кто крупнее. Барон мог показаться вам высоким еще и потому, что на нем была большая русская меховая шапка. Вот что я имел в виду, говоря об Относительности Измерений.
— Если «Вири» и «барон» — одно и то же лицо, то есть Кроули, становится понятно, почему в саду не было никаких следов борьбы. Ничего не перемещалось в саду горизонтально; превращение почти наверняка совершилось в вертикальной плоскости. Костюм барона Захарова — черная борода, меховая шапка и пальто — был подвешен за дубом на резиновой ленте вроде той, которую используют в своих представлениях иллюзионисты и медиумы. Кроули-Вири бежит в сад, хватает этот реквизит, прицепляет к ленте вещи Вири — пиджак с белым воротничком священника и бутафорский горб — и отвязывает нижний конец ленты от забора, к которому, скорее всего, она была привязана. Вещи Вири тотчас взлетают вверх и скрываются высоко в листьях дуба.
— Готов спорить, — завершил свой рассказ Эйнштейн, — что настоящие владельцы дома никому его не сдавали, и «барон» существовал только во время того короткого разговора в саду и на словах мисс Стурджис.
Бэбкок устало покачал головой.
— Возможно, в этом деле и не было чудес, — мрачно произнес он, — но все же определенно была некая дьявольщина.
— Неужели? — насмешливо спросил Джойс. — Вы просто еще не разобрались в нем до конца. Профессор очень подробно ответил на вопросы как, что и кто, но вопрос зачем все еще остается открытым. Мне кажется, что этот спектакль — не что иное, как посвящение страхом, и его последний акт еще впереди. Если Кроули одновременно руководит и «хорошими», и «плохими» каббалистами, суть этого маскарада для меня очевидна. В конце концов, сэр Джон, чем все это время занимались «плохие» каббалисты, как не инсценировали в реальной жизни ситуации из ваших ночных кошмаров? В сущности, они помогали вам справиться с вашими страхами.
— Черт! — вскричал Бэбкок. — Вы что, их оправдываете?
— Я всегда стараюсь понять других людей, а не судить их, — сказал Джойс. — Взять, к примеру, ваши сексуальные фобии…
— Я уже знаком с вашими безнравственными взглядами, — чопорно перебил его сэр Джон, — и ничуть не сомневаюсь в том, что Кроули оценил бы их по достоинству. Но я, слава Богу, в состоянии отличить хорошее от плохого.
Джойс с изумлением, отчасти нарочитым, воззрился на юного Бэбкока.
— Дружище, если вы в состоянии отличить хорошее от плохого, зачем вам «Золотая Заря», зачем вам вообще учиться чему-либо? Вы же гений, мудрец, гигант мысли. Вы решили задачу, над которой ломали голову все философы с древнейших времен. Что есть добро и что есть зло? За всю историю человечества не было двух наций, племен и даже двух людей, которые ответили бы на этот вопрос одинаково. Более того, ни один разумный человек не может ответить на него раз и навсегда даже для себя: сегодня он думает так, завтра иначе. А вы знаете ответ! Я потрясен. Да что там — я благоговею перед вами. Я готов припасть к вашим стопам.
— Джим, — попытался успокоить его Эйнштейн, — зачем столько сарказма? В наше время большинство молодых людей столь же наивно, как сэр Джон.
Но Джойса уже невозможно было остановить. Он вскочил и начал возбужденно расхаживать по комнате.
— Всю жизнь, — продолжал он, — я учился наблюдать внимательно и беспристрастно. На мой взгляд — и я думаю, что профессор со мной согласится, — объективность есть основа и необходимое условие любого научного исследования. Она также нужна для того, чтобы писать книги, которые я хочу писать. Теперь послушайте меня внимательно, сэр Джон. Спектакль, в который вас вовлекли Джоунз и Кроули, — отличный пример того, как легко человек обманывает себя. У вас были определенные фантазии, и Джоунз всего лишь постарался превратить их в реальность. Все, что с вами произошло, — только отражение ваших страхов и предрассудков, а люди, которые играли в этом спектакле, старались помочь вам преодолеть эти страхи и предрассудки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75