Когда жандармы меня схватили, первой мыслью было: как бы освободить карманы. Но куда там! Два дюжих фараона закрутили мне руки назад, а третий зорко следил, чтобы я что-нибудь не сжевал. А в карманах у меня просто сейф: две тысячи рублей получил от Калмыковой на газету, большое письмо Плеханову с подробным планом организации газеты, зашифрованные записи явок, адреса конспиративных квартир.
- Умереть можно от страха! - поеживается Мария Ильинична.
- Но, - поднимает палец Владимир Ильич, - все это было записано молоком, лимонной кислотой и разной прочей снедью, записано между строчек на всяких счетах и квитанциях. Сижу в камере и раздумываю: догадаются жандармы все эти счета утюгом прогладить или нет?
- Уверен, что не догадались! - воскликнул Дмитрий Ильич. - Когда меня арестовали, у меня в кармане был список членов кружка на заводе Гужона. Молоком записал, а проявить они не догадались.
Владимир Ильич серьезно посмотрел на брата:
- Учти, что жандармы будут умнеть вместе с ростом нашей организации. Надеяться на их тупость легкомысленно, и нам надо подумать о стойких химических чернилах, об искусной конспирации...
- Ну, а потом что было? - нетерпеливо спрашивает Мария Ильинична.
- Через десять дней меня вызвали и строго предупредили о том, что в Петербург и еще в другие шестьдесят городов мне въезд запрещен и чтобы из Пскова я никуда не отлучался. Вернули мне в целости и сохранности все бумажки, счета и деньги. Я просто глазам своим не поверил. "Вот олухи царя небесного!" - подумал я и тут же вежливо попросил разрешения поехать к вам в гости.
Одного Владимира Ильича не пустили. Приставили чиновника охранного отделения, который привез его в Подольск и сдал местному полицейскому исправнику.
Здесь ждало новое испытание. Исправник потребовал заграничный паспорт Владимира Ильича, повертел его в руках и неожиданно сунул к себе в стол. "Нечего вам по заграницам ездить, - сказал он, - паспорт останется у меня".
- Вот тут я страшно разозлился, - продолжает Владимир Ильич. - Я понял, что этот старый плут и мошенник запер в свой мерзкий стол все наши планы по созданию газеты. Возмущенный донельзя, я крикнул: "Буду жаловаться на ваши незаконные действия начальству!" Крикнул так свирепо и угрожающе, что перепугал старикашку. Он живо отпер стол и, видя, что я собираюсь уходить, стал просить меня забрать паспорт и никому не жаловаться.
Последние слова Владимир Ильич произнес сквозь смех и, откинувшись на спинку дивана, смеялся взахлеб, до слез.
Ему вторил звонкий смех Марии Ильиничны.
- Ты получил заграничный паспорт? - спросила Мария Александровна, стараясь не выдать своего огорчения.
- Да, мамочка! Я должен ехать в Германию. - Владимир Ильич встал и, по привычке конспиратора, накинул на двери крючок, плотнее закрыл окно и тихо продолжал: - Мы задумали большое дело - решили издавать газету.
Владимир Ильич с увлечением стал рассказывать о своих сокровенных планах. Рабочие поднимаются на борьбу. Нужен главный штаб, который бы направлял борьбу против царизма. Нужна общерусская газета, которая объяснит миллионам рабочих и крестьян их задачи, выработает единую программу действий, подготовит создание революционной партии пролетариата. План организации газеты продуман, но издавать в России ее нельзя из-за полицейских преследований. Поэтому решено печатать ее за границей. Тайными путями газета будет доставляться в Россию и здесь через верных людей распространяться среди рабочих.
Владимир Ильич успел уже побывать в Риге, Смоленске, Петербурге, Москве и везде создал опорные пункты для газеты, условился с товарищами о способах связи, пересылке корреспонденции.
- Как решили назвать газету? - спрашивает Анна Ильинична.
- "Искра". "Из искры возгорится пламя". Помните?
- Да, да, - говорит Мария Ильинична, это из ответа декабристов Пушкину.
Мария Александровна слушает детей и понимает, что задумано важное дело.
- В добрый час! В добрый час! - шепчет она.
- И, кстати, я покушаюсь на тебя, Анюта, - говорит Владимир Ильич. Тебе придется ехать вслед за мной в Германию, помочь в организации газеты. Кончится срок ссылки у Надюши, и она приедет к нам.
- Вот когда Анины литературные таланты пригодятся, - замечает Мария Александровна.
Анна Ильинична даже вспыхнула от радости. Она всегда рвалась к литературной работе, писала рассказы для детей, переводила книги с итальянского, английского, немецкого языков. А теперь такое важное и почетное дело - издавать газету для рабочих.
- Вот бы съездить на Волгу - в Самару, в Нижний, по пути завернуть в Сызрань, затем проехаться к Надюше.
- Соскучился? - сочувственно спросила мать.
- Очень! - искренне вырвалось у Владимира Ильича. - Это первая наша разлука. И связи Надюша там успела завести среди революционеров. Очень хотелось бы с ними встретиться. Разложить везде костры. Рабочие рвутся к борьбе. Горючего в России становится все больше. Вот "Искра" и должна будет их зажечь.
- А если тебе попросить разрешения у полиции? - спросила Мария Александровна.
- Уже просил, и не единожды. Наотрез отказали.
Мария Александровна задумалась.
- Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
По скрипучим ступенькам поднялись наверх.
- Как в Симбирске! - воскликнул Владимир Ильич, поднял руку и коснулся пальцами потолка.
Налево у стены железная кровать, покрытая клетчатым пледом, направо окно и дверь на балкон. У окна небольшой письменный стол и лампа под зеленым абажуром, и на этажерке любимые книги: Чернышевский, Добролюбов, Лермонтов, Пушкин.
- Отдохну здесь всласть, - говорит Владимир Ильич, - и поработаю отлично. Я вызвал сюда товарищей, надо с ними посоветоваться. А пока они приедут, я буду проводить все время с тобой.
Владимир Ильич вышел на балкон. Дождь перестал. Из сада потянуло запахом цветов. Птицы, обрадовавшись солнцу, запели на все голоса.
- Пойдем, мамочка, посмотрим сад, - предложил Владимир Ильич. - Только надень пальто и, главное, галоши, чтобы, как ты нас учила, не промочить ноги.
Мария Александровна взглянула на сына сияющими глазами:
- Знаешь, Володюшка, я, кажется, придумала, как тебе поехать к Надюше и по твоим "кострам" на Волге.
- Мамочка!
- Да, да. Я должна познакомиться со своей невесткой, - продолжала Мария Александровна, и лучики-морщинки разбежались вокруг глаз.
- С Надей? Ты же с ней знакома.
- Но охранке об этом неизвестно. Женился ты в ссылке, домой жену не довез...
- Полиция не разрешила: еще полгода ей отбывать свою ссылку.
- Так вот, я должна познакомиться с твоей женой. Это мое материнское право, и отказать мне в этом не могут. Я поеду в Петербург и буду просить разрешения.
- Ты можешь ехать в Уфу и без всякого разрешения.
- Не могу же я ехать одна. Мне шестьдесят пять лет. У меня больное сердце... На самом деле оно у меня совершенно здоровое, - поспешила добавить она. - Представить матери свою жену должен сын. Ты, Володюшка! Завтра же я поеду в Петербург.
Владимир Ильич молча обнял мать.
По лестнице поднималась Анна Ильинична.
- Ну, как тебе здесь нравится, Володёк? Наконец-то мамочка дождалась тебя.
Владимир Ильич только развел руками. Вид у него был радостный и чем-то смущенный.
- Анечка, - ласково сказала Мария Александровна, - я еду в Петербург. Придется опять вынуть мое визитное платье, и пусть Митя сходит на станцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52