Андрею показался здесь какой-то подвох. Он влез на стул, измерил высоту доски. Члены комиссии улыбались - он чувствовал эти улыбки спиной.
- Девятнадцать тысяч двести два! Все переглянулись.
- Девятнадцать? Тысяч? - медленно спросил математик. - В чем ты измерял? В метрах или сантиметрах?
Андрей прикинул - для метров у него получился слишком большой ответ. Для сантиметров как будто тоже много. Видимо, он ошибся, возводя что-то в квадрат. Со вздохом, убежденный, что все-таки это явное издевательство, он полез измерять доску еще раз, потому что забыл высоту.
- Петя, - услышал он. - Ты уже сорок минут ищешь вторую высоту в параллелограмме. Поверни его боком, посмотри, что получится!
Андрею нравился математик - пожилой, очень спокойный. Он тоже иногда ставил двойки и выгонял из класса. Но не со зла.
Андрей пошатнулся на стуле и схватился за плакат с латинским алфавитом. Плакат упал, и Андрей полетел вниз вместе со стулом. Было много треску и меловой пыли. Среди членов комиссии началось откровенное веселье.
- Глупые шутки, - сказал Андрей, отряхивая рукав.
Петька за партой хмыкнул. Он тоже считал экзамены глупой шуткой. Тем более что вторая высота у него действительно никак не строилась. А боком параллелограмм развернуть - он не мог от волнения сообразить: каким боком? Не пошли ему на пользу занятия на крыше. Да разве до занятий там? Замечательная крыша в доме! Он читал там Дюма. Такое солнце было…
Не глядя, Андрей кинул мел. Мел упал и раскололся. Андрей повернулся и пошел к двери. Учителя веселиться перестали.
- Усов! - сказал завуч. - Вернись сейчас же! Но Андрей уже вышел в коридор.
- Немедленно вернись! Усов!
Но по прохладному, необыкновенно светлому коридору на третьем этаже Андрей уходил все дальше и дальше.
Вечером позвонила Рогозина и сообщила, что ему все-таки поставили четверку.
- Все-таки! - разозлился он. - Слушай, Рогозина, ты-то что понимаешь?
- Не беспокойся, понимаю, - ответила Марина и натянуто рассмеялась: она-то понимала, каково это, когда вся школа говорит о падении со стула на экзамене и смеется, один ты не понимаешь, как это смешно…
2
Элька проснулась до лагерного подъема - в шесть. В открытое окно заглядывали ветки яблонь с облетевшими цветками, крошечная завязь щетинилась усиками. Элька дотянулась до распахнутых снаружи створок и, вздрагивая, закрыла окно: на нее посыпались холодные капли росы. Она бесшумно оделась и вышла из комнаты через веранду. На дорожке лежали густые утренние тени. Осторожно - скрипел гравий - убегала она по этой дорожке утром в лес. Солнечный свет стоял там косыми столбами, звучали птичьи голоса. В чашечках белых мелких цветов дрожали крупные капли, вдруг вспыхивая и переливаясь, стекая меж лепестков. Цветы - белые звездочки - пахли приятно и сильно, середина у них была зеленоватой коронкой. Хотелось их попробовать - а вдруг они сладковатые, как и запах, на вкус.
Полянка с затененной дорожки казалась светлым пятном. Там торчали розоватые стрелки-султанчики лохматого подорожника, и под солнцем твердо зеленели первые ягоды земляники на высоких стебельках. Эльку переполняло что-то, она делалась легкой, как воздушный шарик. Ничего не стоило вдруг броситься с разбега во всю «окрошку» - не знала, как именно все это называется: фляк, бланш, еще как-то. Недаром она столько сидела на стекловских тренировках - кое-чему научилась. Ладоням было больно от попавшего под руку сучка или деревянной крошки, кусочка коры, дыхание сбивалось и выравнивалось, она встряхивала волосами, подпрыгивала воробышком, перелетая с рук на ноги, вся замирала, чувствовала, как екает где-то сердце, - раскидывала руки, вся тянулась за ними, благодарила невидимых зрителей.
Вернувшись, она еще успевала безмятежно заснуть - утро словно становилось частью счастливого сна - и проснуться со всеми, с ощущением приближения чего-то хорошего. Волосы отросли - тетя заплетала тугую косичку, тетя бы порадовалась, она жалела, что у Эльки нет кос. Косичка даже хлопала по спине, когда Элька бежала утренний кросс Почти рядом с Усовым. Целых два километра. И уже после завтрака, убегая на свою тренировку, Элька начинала ждать следующего утра.
Волосы пахли речной водой, травой, гарью - за рекой на болоте дымно тлел торф. Стояла жара. Элька часто бегала к роднику и окунала разгоряченное лицо в ледяную воду. Ломило лоб, ломило зубы. На дне беззвучно шевелились песчинки. Капли падали с мокрых рук на тропинку и тут же высыхали. Быстро высыхало и полотенце, которым Стеклова обвязывала голову на тренировках. К полудню поникала трава, смолкали птицы. Дежурные запускали по лагерной трансляции музыку. Но слушали ее только завхоз и его коза. Ночью завхоз охранял лагерь с ружьем, а днем сидел на лавочке или копался в огороде, а коза паслась рядом. Все остальные торчали на реке. Когда об этом доложили старшему тренеру - он был в лагере реальной властью, - тот только рукой махнул. До этого ли! У него семинар на носу, придумали в спорткомитете, как будто нельзя в городе провести. Небось не потонут! Потом спохватился и повесил на доске приказов объявление, в котором перечислялись кары за купание без разрешения, и даже шлепнул на него печать. Понимая, что это точно не поможет, он взял со всех, кто оказался поблизости, клятвенное обещание далеко не заплывать и с обрыва не прыгать.
- Да кто с него прыгает-то! - воскликнул Петька, и все посмотрели на обрыв.
Отсюда он виделся круглым зеленым склоном, потому что река делала поворот. Недобрым местом считался этот обрыв: и вода здесь была холодная, и на вершине стоял идол. Когда-то вместо идола была сосна, в нее ударила молния, и остался высокий обломок. На нем нарисовали лицо, а на голову положили плоский камень - идол получился как в шляпе. Здесь даже не купался никто: у берега били холодные ключи, и к самой воде подступала трава.
Трава была очень мягкой. Элька любила ходить по ней босиком. Иногда она забредала на мелководье, и ее клевали в ноги юркие мальки.
- Не прыгаете? Ну и молодцы! - сказал старший тренер.
Лучше бы он этого не говорил и приказа не вывешивал!
Первым не выдержал Петька.
- Что это ты все на обрыв смотришь? - ехидно спросил он Эльку.
- Я не смотрю.
- Ты смотришь. - Петька был человек очень вредный. - Только тебя-то на него и не затащишь!
- Это почему?
- А я как-то видел тебя на вышке! - заявил Петька. - В бассейне!
Да, правда. Было такое. Позор и ужас. Стояла на краю подкидной доски и чуть не ревела. Казалось, что очень высоко, а было всего два метра. Доска пружинила, качалась - не развернешься и не уйдешь. Наконец шагнула вниз, запоздало испугалась, наглоталась хлорированной воды, и под теплым душем бил потом озноб.
- Это было давно, - сказала Элька.
- Да ну? - удивился Петька. - А я думал, в этом году.
Элька скинула кроссовки. На Петькином остреньком носу заблестели капли.
- Попадет, - сказал он неуверенно.
- Не попадет!
Рядом был Андрей Усов. И при нем ее обвиняли в трусости!
Она побежала к тропинке.
- Да вернись ты, балда несчастная! - кричал ей вслед Петька, но она мотала головой и упрямо бежала наверх.
Наверху она увидела, что идол стоит безликий - дожди смыли с него всю краску - и он не был теперь ни злым, ни недовольным. «Надо его покрасить», - подумала она и вспомнила, что где-то видела кисточки и краски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20