Элизабет стояла посредине комнаты и с удивлением оглядывалась по сторонам.
— Ты знаешь, — произнесла она наконец, когда поняла, что он смотрит на нее, а не на гобелены. — Я сражена увиденным. Все просто великолепно и совершенно незнакомо. — Улыбка исчезла с лица девушки, и она опять стала растерянной и испуганной.
Кристофер торопливо подошел к ней.
— Кристофер. — Она протянула к нему руки — они оказались холодными, когда он их взял. — Как я могла все забыть?
— Постарайся не думать об этом. — Он нежно сжал ее пальцы.
— Но все же это не совсем правда, — сказала Элизабет, открыто посмотрев ему в лицо. — Ты знаешь, я кое-что помню.
Кристофер почувствовал, что его сердце бешено заколотилось в груди.
— Лондон, — пояснила Элизабет. — Я могу представить его себе: собор Святого Павла, Вестминстерское аббатство, Бонд-стрит. — Несколько мгновений девушка смотрела на него, слегка нахмурившись. Затем она покачала головой: — Но я никого не помню.
— Это пройдет, Элизабет.
— Еще я помню войну, — добавила она, снова нахмурившись. — Наполеон Бонапарт. Наши войска в Испании. Война ведь закончилась, правда? Мы победили. Где я могла слышать это?
— Это правда, — подтвердил Кристофер. — Все постепенно встанет на свои места. Только нужно время.
— Да. — Она улыбнулась и, застав его врасплох, высвободила свои руки и обняла его за шею. Элизабет снова рассматривала его лицо. — Ты единственный, кого я помню на этом свете, Кристофер, — сказала она. — Как хорошо быть рядом с тобой. Я знаю, что люблю тебя. Хоть это меня утешает. Было бы ужасно, если бы я и тебя не помнила.
Он, как и прежде, мог обхватить руками ее талию, сомкнув руки у нее на поясе. И мог утонуть в ее глазах.
— Я думаю, — сказала она, — что люблю тебя очень м сильно. Я часто говорила тебе об этом? Возможно, после семи лет замужества я многое принимала как должное и забывала говорить тебе это.
— Лишний раз никогда не помешает повторить, — откликнулся Кристофер. Девушка долго смотрела на него.
— Ну? А ты не собираешься вернуть мне комплимент? — поинтересовалась она.
Это было неизбежно. Но удивительно, Кристоферу не хотелось избежать этого момента. Наверное, это действительно была правда. Иначе и быть не могло. Кроме того, подумалось ему, ненависть и любовь по сути очень похожи — это глубокие и всепоглощающие эмоции. Они разнятся только тем, что одна эмоция положительная, а другая — негативная.
— Я люблю тебя, — еле слышно прошептал Кристофер.
— Я вырвала у тебя это признание? — Улыбка Элизабет стала неуверенной. — Прости меня, мне не следовало делать это.
Кристофер крепче обнял девушку за талию и с силой притянул к себе.
— Я люблю тебя. — Наклонив голову, он посмотрел на нее, а затем поцеловал.
“Я встаю на зыбкую почву”, — подумал Кристофер, поднимая голову после долгого поцелуя. Очень зыбкая почва. Но ведь он предвидел это, сказав, что она была его женой. Он сам сказал ей это. И он не был уверен, что поступил бы иначе, если бы можно было вернуть назад эту минуту.
— Кристофер, — сказала девушка, дотронувшись до него рукой, — я чувствую себя гораздо лучше, синяки прошли, и голова уже почти не кружится.
— Хорошо, — одобрил он, догадываясь, к чему она клонит.
— Мне кажется, что моя жизнь уже может вернуться в обычное русло, — сказала она, и ее взгляд скользнул по его груди. Она сделала глубокий вдох. — Я думаю, что сегодня вечером смогу вернуться в нашу комнату.
Кристофер затаил дыхание.
— Может, нам следовало бы немного подождать, — ответил он. — Доктор говорил, что ты сильно ушибла ребра. Кроме того, тебе может быть непросто спать с незнакомцем.
— Я стараюсь учесть возможность того, что моя память может не вернуться, — ответила Элизабет. — Шишка на голове прошла, но в памяти ничего нет, кроме нескольких бесполезных подробностей о Лондоне и о войне. Я хочу попытаться жить нормальной жизнью, Кристофер. Если ничего не изменится, то придется копить новые воспоминания. Ты не хочешь, чтобы я вернулась?
Вместо ответа Кристофер прижал ее к себе и погладил по щеке.
— Я жду твоего возвращения, — сказал он, искренне веря в сказанные слова. Сам себе он казался безрассудным. Но эта одержимость не была нежеланной, а совсем наоборот. Искушение быть с ней стало непреодолимым с того самого момента, когда Уикенхем сказал ему о свадьбе Элизабет.
— Я попрошу Дорис перенести мои вещи в нашу комнату, — заключила она.
От ее слов Кристофера бросило в жар. Да поможет ему Бог. И пусть это произойдет. Ради чего он привез ее в Пенхэллоу? Зачем сказал ей, что она — его жена? Зачем сказал, что у них общая спальня?
Кристофер кивнул и еще раз нежно поцеловал ее.
— На сегодня достаточно, — сказал он. — Ты, наверное, устала. Я отведу тебя в гостиную. Мы выпьем чаю. Нэнси уже, должно быть, вернулась из деревни.
— Чай — это хорошо, — согласилась Элизабет и, взяв его под руку, вышла из зала.
После чая Элизабет первая покинула гостиную. Она сказала, что хочет попросить Дорис перенести ее вещи в спальню и что ей нужно немного отдохнуть. На обед она собиралась спуститься в столовую.
— Надеюсь, ты придешь проводить меня, — сказала она, вставая и улыбаясь Кристоферу. — Иначе я могу заблудиться и останусь голодной. Но не нужно провожать меня до спальни. Я сама смогу найти дорогу, — сказала она. — Я старалась все запомнить.
Нэнси и Кристофер остались одни.
— Чье это было предложение? — спросила его Нэнси, после того как дверь закрылась. — Твое?
В ее голосе чувствовалось напряжение; впрочем, в последние дни это повторялось часто.
— Нет, — ответил Кристофер. — Она хочет, чтобы ее жизнь вошла в прежнее русло. Нэнси, она сильно изменилась. Она стала смелой и мужественной.
Нэнси рассмеялась.
— В прежнее русло! — усмехнувшись повторила она. — Неужели ты собираешься довести свой обман до ужасного конца, Кристофер? Что с тобой случилось? Неужели события прошлого так ожесточили тебя? Я надеялась, что все уже позади.
— Я не буду это обсуждать, — ответил Кристофер, и его лицо снова стало замкнутым и суровым. — Это мое дело, тебя это не касается.
— Однако мне приходится лгать ради тебя, — заметила Нэнси. — Но дело даже не в этом, Кристофер. А в том, что она — не твоя жена.
— Она могла бы быть моей, — возразил Кристофер. — Я не согласен с тем, что произошло после моего отъезда, Нэнси. И я не признал бы этого, даже если бы меня известили. Что делать, если я не могу признать того, что все так вышло?
— У тебя сейчас нет выбора, — сухо заметила Нэнси. — Она тебе не жена.
Кристофер бросил на нее недобрый взгляд.
— Сегодня вечером она переберется в твою комнату, считая себя твоей женой, — продолжала Нэнси. — Если бы ее выбор был свободным, Кристофер, я бы не сказала ни слова, хотя считала бы такой поступок неправильным и не одобрила бы его. Но она лишена выбора. Для этого ей следовало бы все знать. Вряд ли она тогда попросила бы Дорис перенести свои вещи в твою комнату, не так ли?
— Она многого не знала и семь лет назад, — сказал он. — Тогда у нее тоже не было выбора. Но она сделала его. И Чичели был рядом с ней, позаботившись о том, чтобы ее выбор согласовывался с его интересами. Так что не говори мне о свободе, Нэнси. Ее просто не существует.
Нэнси встала.
— Я поднимусь наверх, — произнесла она. — Я хочу почитать до обеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Ты знаешь, — произнесла она наконец, когда поняла, что он смотрит на нее, а не на гобелены. — Я сражена увиденным. Все просто великолепно и совершенно незнакомо. — Улыбка исчезла с лица девушки, и она опять стала растерянной и испуганной.
Кристофер торопливо подошел к ней.
— Кристофер. — Она протянула к нему руки — они оказались холодными, когда он их взял. — Как я могла все забыть?
— Постарайся не думать об этом. — Он нежно сжал ее пальцы.
— Но все же это не совсем правда, — сказала Элизабет, открыто посмотрев ему в лицо. — Ты знаешь, я кое-что помню.
Кристофер почувствовал, что его сердце бешено заколотилось в груди.
— Лондон, — пояснила Элизабет. — Я могу представить его себе: собор Святого Павла, Вестминстерское аббатство, Бонд-стрит. — Несколько мгновений девушка смотрела на него, слегка нахмурившись. Затем она покачала головой: — Но я никого не помню.
— Это пройдет, Элизабет.
— Еще я помню войну, — добавила она, снова нахмурившись. — Наполеон Бонапарт. Наши войска в Испании. Война ведь закончилась, правда? Мы победили. Где я могла слышать это?
— Это правда, — подтвердил Кристофер. — Все постепенно встанет на свои места. Только нужно время.
— Да. — Она улыбнулась и, застав его врасплох, высвободила свои руки и обняла его за шею. Элизабет снова рассматривала его лицо. — Ты единственный, кого я помню на этом свете, Кристофер, — сказала она. — Как хорошо быть рядом с тобой. Я знаю, что люблю тебя. Хоть это меня утешает. Было бы ужасно, если бы я и тебя не помнила.
Он, как и прежде, мог обхватить руками ее талию, сомкнув руки у нее на поясе. И мог утонуть в ее глазах.
— Я думаю, — сказала она, — что люблю тебя очень м сильно. Я часто говорила тебе об этом? Возможно, после семи лет замужества я многое принимала как должное и забывала говорить тебе это.
— Лишний раз никогда не помешает повторить, — откликнулся Кристофер. Девушка долго смотрела на него.
— Ну? А ты не собираешься вернуть мне комплимент? — поинтересовалась она.
Это было неизбежно. Но удивительно, Кристоферу не хотелось избежать этого момента. Наверное, это действительно была правда. Иначе и быть не могло. Кроме того, подумалось ему, ненависть и любовь по сути очень похожи — это глубокие и всепоглощающие эмоции. Они разнятся только тем, что одна эмоция положительная, а другая — негативная.
— Я люблю тебя, — еле слышно прошептал Кристофер.
— Я вырвала у тебя это признание? — Улыбка Элизабет стала неуверенной. — Прости меня, мне не следовало делать это.
Кристофер крепче обнял девушку за талию и с силой притянул к себе.
— Я люблю тебя. — Наклонив голову, он посмотрел на нее, а затем поцеловал.
“Я встаю на зыбкую почву”, — подумал Кристофер, поднимая голову после долгого поцелуя. Очень зыбкая почва. Но ведь он предвидел это, сказав, что она была его женой. Он сам сказал ей это. И он не был уверен, что поступил бы иначе, если бы можно было вернуть назад эту минуту.
— Кристофер, — сказала девушка, дотронувшись до него рукой, — я чувствую себя гораздо лучше, синяки прошли, и голова уже почти не кружится.
— Хорошо, — одобрил он, догадываясь, к чему она клонит.
— Мне кажется, что моя жизнь уже может вернуться в обычное русло, — сказала она, и ее взгляд скользнул по его груди. Она сделала глубокий вдох. — Я думаю, что сегодня вечером смогу вернуться в нашу комнату.
Кристофер затаил дыхание.
— Может, нам следовало бы немного подождать, — ответил он. — Доктор говорил, что ты сильно ушибла ребра. Кроме того, тебе может быть непросто спать с незнакомцем.
— Я стараюсь учесть возможность того, что моя память может не вернуться, — ответила Элизабет. — Шишка на голове прошла, но в памяти ничего нет, кроме нескольких бесполезных подробностей о Лондоне и о войне. Я хочу попытаться жить нормальной жизнью, Кристофер. Если ничего не изменится, то придется копить новые воспоминания. Ты не хочешь, чтобы я вернулась?
Вместо ответа Кристофер прижал ее к себе и погладил по щеке.
— Я жду твоего возвращения, — сказал он, искренне веря в сказанные слова. Сам себе он казался безрассудным. Но эта одержимость не была нежеланной, а совсем наоборот. Искушение быть с ней стало непреодолимым с того самого момента, когда Уикенхем сказал ему о свадьбе Элизабет.
— Я попрошу Дорис перенести мои вещи в нашу комнату, — заключила она.
От ее слов Кристофера бросило в жар. Да поможет ему Бог. И пусть это произойдет. Ради чего он привез ее в Пенхэллоу? Зачем сказал ей, что она — его жена? Зачем сказал, что у них общая спальня?
Кристофер кивнул и еще раз нежно поцеловал ее.
— На сегодня достаточно, — сказал он. — Ты, наверное, устала. Я отведу тебя в гостиную. Мы выпьем чаю. Нэнси уже, должно быть, вернулась из деревни.
— Чай — это хорошо, — согласилась Элизабет и, взяв его под руку, вышла из зала.
После чая Элизабет первая покинула гостиную. Она сказала, что хочет попросить Дорис перенести ее вещи в спальню и что ей нужно немного отдохнуть. На обед она собиралась спуститься в столовую.
— Надеюсь, ты придешь проводить меня, — сказала она, вставая и улыбаясь Кристоферу. — Иначе я могу заблудиться и останусь голодной. Но не нужно провожать меня до спальни. Я сама смогу найти дорогу, — сказала она. — Я старалась все запомнить.
Нэнси и Кристофер остались одни.
— Чье это было предложение? — спросила его Нэнси, после того как дверь закрылась. — Твое?
В ее голосе чувствовалось напряжение; впрочем, в последние дни это повторялось часто.
— Нет, — ответил Кристофер. — Она хочет, чтобы ее жизнь вошла в прежнее русло. Нэнси, она сильно изменилась. Она стала смелой и мужественной.
Нэнси рассмеялась.
— В прежнее русло! — усмехнувшись повторила она. — Неужели ты собираешься довести свой обман до ужасного конца, Кристофер? Что с тобой случилось? Неужели события прошлого так ожесточили тебя? Я надеялась, что все уже позади.
— Я не буду это обсуждать, — ответил Кристофер, и его лицо снова стало замкнутым и суровым. — Это мое дело, тебя это не касается.
— Однако мне приходится лгать ради тебя, — заметила Нэнси. — Но дело даже не в этом, Кристофер. А в том, что она — не твоя жена.
— Она могла бы быть моей, — возразил Кристофер. — Я не согласен с тем, что произошло после моего отъезда, Нэнси. И я не признал бы этого, даже если бы меня известили. Что делать, если я не могу признать того, что все так вышло?
— У тебя сейчас нет выбора, — сухо заметила Нэнси. — Она тебе не жена.
Кристофер бросил на нее недобрый взгляд.
— Сегодня вечером она переберется в твою комнату, считая себя твоей женой, — продолжала Нэнси. — Если бы ее выбор был свободным, Кристофер, я бы не сказала ни слова, хотя считала бы такой поступок неправильным и не одобрила бы его. Но она лишена выбора. Для этого ей следовало бы все знать. Вряд ли она тогда попросила бы Дорис перенести свои вещи в твою комнату, не так ли?
— Она многого не знала и семь лет назад, — сказал он. — Тогда у нее тоже не было выбора. Но она сделала его. И Чичели был рядом с ней, позаботившись о том, чтобы ее выбор согласовывался с его интересами. Так что не говори мне о свободе, Нэнси. Ее просто не существует.
Нэнси встала.
— Я поднимусь наверх, — произнесла она. — Я хочу почитать до обеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94