Далее Вольф заметил, что немецкому народу и солдатам вермахта нелегко освободиться от паутины лживой гитлеровской пропаганды. И потому тем важнее, чтобы немецкие военнопленные подняли свой голос протеста. У нас есть все возможности правильно разобраться в обстановке, чтобы понять, в чем заключается сейчас наш гражданский долг. Очень жаль, что большинство офицеров все еще находятся в плену старых представлений.
Писатель четко сформулировал задачи, стоящие перед нами.
Офицеры почти не аплодировали докладчику, чем красноречиво подчеркнули свое оппозиционное настроение. Некоторые из них демонстративно повернулись к докладчику спиной, другие, не стесняясь, смеялись.
После Вольфа слово взял лейтенант фон Ейнзидель - вице-президент комитета «Свободная Германия». Он живо и интересно стал рассказывать о Бисмарке, как будто лично знал старого канцлера. Он привел высказывания Бисмарка об отношениях Германии с Россией.
Этому выступающему аплодировали больше. Вероятно, потому, что лейтенант был графом. Может быть, этим аплодирующие офицеры хотели как-то подчеркнуть, что графу не место среди коммунистов Национального комитета. Я был со всем согласен в выступлении Ейнзиделя, однако мне показалось, что он намеренно добивался эффекта. Невольно возник вопрос: а дорос ли этот молодой голосистый человек до тех серьезных задач, что стояли перед Национальным комитетом?
В конце митинга выступил майор Генрих Гоман - член Национального комитета. Он говорил от лица тех, кто участвовал в Сталинградской битве. Говорил о том, что все мы стоим перед выбором: или же отдать все свои силы во имя новой Германии, в которой не будет места ни Гитлеру, ни войне, или же идти на поводу у событий и допустить, чтобы на страну обрушилась катастрофа. Национальный комитет призывал к решительной борьбе за новую Германию - без Гитлера и без войны.
Делегаты Национального комитета, прибывшие из Лунево под Москвой, вели многочисленные беседы в узком кругу с членами лагерных групп, с каждым из симпатизирующих нам и, наконец, даже со своими противниками. Счастливый случай помог мне попасть на одну такую беседу с Фридрихом Вольфом.
- Вы из Штутгарта? - спросил он меня. - Это очень хороший город. Лет двенадцать назад я тоже жил и работал там. Пойдемте немного погуляем. Вы мне расскажете о себе.
- В родном городе в последний раз я был три года назад. Казалось, и войны-то никакой нет: на улицах зелень, цветы. Я долго бродил по центру от старой ратуши до рынка. Только вечером затемнение напомнило мне о войне.
- Да, военное затемнение, - вздохнул Вольф. - Я всегда любовался Штутгартом, сверкающим мириадами огней. Чудесная картина! По своей красоте она, пожалуй, не уступит панораме ночного Будапешта или Венеции… А сейчас мрак, темная ночь над всей Германией.
Вольф смотрел прямо перед собой, в пустоту. Помолчав, он спросил:
- Как вы думаете, почему немецкий народ докатился до такого состояния?
- Этот вопрос мне и самому не давал покоя под Сталинградом ни днем ни ночью. Народ наш сам по себе неплохой. Если же говорить о молодежи, которой в 1933 году не исполнилось и двадцати лет, то ее просто-напросто захлестнула политическая шумиха. Эта молодежь еще не имела сложившихся политических убеждений. Я, например, как следует не разбирался в целях борьбы национал-социалистов. Когда разразился новый экономический кризис, мне было пятнадцать лет.
- Кто вы по профессии? - спросил Фридрих.
- Обыкновенный чиновник. Одно время работал в управлении для безработных. Видел нужду простых тружеников. Я понимал, что это несправедливо, но не знал, как найти выход из создавшегося положения. И тут появился человек, который стал обещать, что он уничтожит нужду, даст каждому работу и хлеб, сделает Германию сильной и великой.
- А вы разве не знали, как жестоко и бесчеловечно расправляются гитлеровские молодчики с теми, кто не согласен с ними… с коммунистами и социал-демократами? С либералами и христианами? Вам не приходилось слышать о массовых уничтожениях еврейского населения?
- Господин доктор Вольф! Разумеется, я кое-что знал, и это беспокоило меня. Но все это были лишь частные открытия отдельного человека. О масштабах преступлений против евреев я, конечно, не имел ни малейшего представления. Честно говоря, по своим моральным убеждениям я враг любого убийства и каких бы то ни было жестокостей.
- Коммунисты открыто предупреждали об этом народ, - заметил писатель.
- К сожалению, ни до 1933 года, ни после я не был знаком ни с одним коммунистом. У меня были о них смутные представления. Что, например, знал я тогда о коммунистах? Слышал, что все они борцы Рот Фронта, что приветствуют друг друга крепко сжатыми кулаками, что устраивают жаркие диспуты, что вывешивают лозунги, украшенные пятиконечной звездой, серпом и молотом, что расклеивают на стенах домов листовки с воззваниями, и только! Разве могло только это воодушевить? Как я мог знать тогда правду?
- Значит, в то время вам больше импонировали молодчики из СА?
- До 1933 года для меня лично было как-то все равно, идет ли речь о бойце Рот Фронта или же о парне из СА. Я старался оградить себя и от того и от другого. Однако после 1933 года это уже не удалось. Мне тогда казалось, что нацистская партия способна добиться многого, и потому я вступил в нее. Что касается внутренней политики, то третья империя казалась мне лучше Веймарской республики. Потом началась война. Сначала я очень испугался, но постепенно успокоился, так как на первых норах все шло гладко. Вот в этом я себя теперь и упрекаю. Я покорно признал тогда тезис нацистов: «Правильно то, что полезно».
Некоторое время мы шли молча. Потом я снова заговорил:
- Остальное вы знаете сами. Чтобы прозреть, мне пришлось побывать под Сталинградом и пережить там нашу катастрофу.
Писатель задумчиво улыбнулся и сказал, обращаясь ко мне:
- Прозреть никогда не поздно! Стыдно и обидно за тех офицеров, которые тоже много пережили, однако упорствуют в своих заблуждениях. Что же нужно для их прозрения? Ваше поколение стоит сейчас перед той же дилеммой, что и мы в годы первой мировой. Необходимо отвернуться от войны, которая ведет нацию к катастрофе, и сплотить все миролюбивые силы страны. На этот путь я лично встал четверть века назад. С тех пор вся моя жизнь получила новый смысл. Движение «Свободная Германия» основано на тех же самых принципах. И тот, кто поверил этому движению, постарается сбросить с себя груз прошлых ошибок.
Личность Фридриха Вольфа произвела на меня огромное впечатление. Внешне писатель выглядел тоже очень привлекательно: стройная фигура, средний рост и красивое волевое лицо с умными веселыми глазами. Он был и врачом, и писателем, и политиком. Никогда раньше мне не приходилось встречаться с подобным человеком. Как врач, Вольф страдал от противоречий между своей гуманной профессией и бесчеловечной действительностью. Подобное состояние я пережил на дивизионном медпункте. Конечно, Фридрих Вольф понимал гуманизм глубже, чем я. Не только как медик, но и как политический и общественный деятель. Он не только решительно выступал против массового уничтожения людей в ходе войны, но и нашел свое место в рядах революционного рабочего движения. Его произведения призывали к миру. «Весь мир должен родиться заново!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89