Более двух с половиной столетий не было в Германии такого внушительного народного волнения, как Великая крестьянская война. В XVIII веке прогрессивные представители дворянства провозгласили лозунг свободы, равенства и братства. Откликом на французскую революцию 1789 года стало восстание саксонских крестьян в 1790 году, а также провозглашение в 1793 году демократической республики в Майнце. Однако оба эти события имели местное значение. Всколыхнуло народные массы на борьбу лишь наполеоновское нашествие. Однако вся трагичность положения народа была в том, что освобождение от цепей внешнего порабощения еще не означало освобождения от внутреннего угнетения. Вместо национального единства в стране царила разобщенность. И сейчас, в начале XIX века, буржуазия вновь отказалась стать во главе национальной борьбы, как и в 1525 году.
В этот период на историческую арену выходит новый класс - рабочий класс. Восстание силезских ткачей 1844 года было первым мужественным выступлением рабочего класса. В дни революции 1848 года Коммунистическая партия Германии выступала с требованием единой, неделимой республики.
Единство и демократизация - это были национальные лозунги. Они отвечали интересам и буржуазии, так как требовали лишить власти князей и дворян. Однако интересы нации не стали интересами буржуазии. Представители буржуазии, вопреки интересам всей нации, пошли на соглашение с феодальными властями и тем самым изменили делу революции. Таким образом, буржуазия навсегда потеряла право стать во главе нации.
Объединение Германии произошло в 1871 году, но отнюдь не на демократической основе, а под властью Пруссии. В Германии началась борьба между защитниками национальной концепции, которую отстаивал рабочий класс, юнкерами и представителями крупной монополистической буржуазии. Классовые интересы реакционные силы противопоставили интересам нации. Их политика привела нацию сначала к первой мировой войне, затем к фашизму, второй мировой войне, к газовым печам Освенцима, Майданека и Бухенвальда, к гибели четверти миллиона немецких солдат под Сталинградом и, наконец, к национальной катастрофе 1945 года.
Рабочий класс действовал недостаточно решительно и сплоченно в борьбе против реакции. Так было в дни ноябрьской революции 1918 года, так было в дни прихода к власти фашистов.
И вот теперь, в 1946 году, две партии объединились. Рабочий класс сделал правильные выводы из уроков истории. В стране Маркса и Энгельса осуществился лозунг пролетарского единства. Рабочий класс призывал сплотиться все демократические и прогрессивные силы. Это была важная предпосылка для победы над германским империализмом.
Социалистическая единая партия Германии, опираясь на прогрессивные традиции немецкого народа, в союзе со всеми антифашистско-демократическими партиями шла навстречу своей цели. На съезде была провозглашена программа перестройки Германии. В ней излагались насущные задачи времени и после двенадцатилетней фашистской диктатуры в стране и шести лет войны открыто говорилось об исторической миссии рабочего класса. 21 апреля 1946 года СЕПГ заявила, что она выступает за освобождение трудящихся от всякой эксплуатации и порабощения, от экономических кризисов, нищеты, безработицы и империалистических войн. Решить эти национальные и социальные проблемы можно лишь путем построения социализма.
Багаж человека, возвращающегося на родину
Лето 1946 года стояло жаркое. Дождей почти совсем не перепадало. И как только выдавалось свободное от занятий время, мы уходили на речку или в лес.
Однажды кто-то из нас нашел в библиотеке книгу «Современный германский империализм». Книга вышла в Москве в 1928 году. Написал ее некто Зонтер. Двадцать лет спустя я совершенно случайно узнал, что под псевдонимом Зонтера писал коммунист д-р Рихард Зорге, который своей героической деятельностью во имя мира в годы второй мировой войны снискал себе неувядаемую славу.
Как-то в августе, направляясь вместе с молодым ассистентом Георгом на речку, я взял эту книгу с собой. Георг учился в группе № 8, в которой я тогда работал. Георг был прямым, откровенным человеком. Он жадно тянулся к знаниям. В армию его призвали с курсов преподавателей. Как одного из лучших слушателей, начальство сектора рекомендовало Георга на курсы в Красногорск.
- А что, правда, эта книга так интересна, как говорят? - спросил он меня.
- Я нахожу ее очень умной. Между прочим, автор исследует в ней и отношение рабочего движения к империалистической войне…
- Эти вопросы обсуждались на конференциях в Штутгарте и Базеле, - перебил меня Георг. - Рабочие партии были обязаны сделать все возможное, чтобы не допустить войны. А если война все же разразится, они должны были использовать кризис, чтобы ускорить свержение господства капиталистов.
- Да, такие решения принимались и в 1907 и в 1912 годах. А когда настал 1914 год, мы знаем, что случилось. Только партия большевиков осталась на принципиальных позициях! В других же рабочих партиях верность принципам пролетарского интернационализма сохранили лишь отдельные небольшие группы, как, например, левые в Германии.
- А какова позиция Второго Интернационала сегодня? - поинтересовался Георг.
Мы вошли в лес. В воздухе летали мириады комаров. В лесу мне показалось более душно, чем обычно.
- Зонтер пишет, что, по мнению Второго Интернационала, Лига наций должна была сделать все, чтобы предотвратить военную опасность.
- Лига наций?.. Но что с тобой? Ты так побледнел!..
- Приступ малярии, - пробормотал я и свалился на землю.
Все поплыло у меня перед глазами. Сделав усилие, я поднялся на ноги. Они показались мне какими-то ватными. Опираясь на Георга, я кое-как доплелся до лагеря. Малярия трясла меня несколько дней подряд, и как никогда сильно. Меня даже забрали в лазарет. Но и после выписки я неважно чувствовал себя, и только зимой мне стало лучше. С наступлением весны самочувствие мое снова ухудшилось. Порой мне так нездоровилось, что я с трудом доводил занятия до конца.
Потом последовал новый сильный приступ малярии. Три дня меня бросало то в жар, то в холод. Два дня передышки - и новая атака на трое суток. Все это время есть ничего не хотелось, только мучила жажда.
Начальник сектора навестил меня в лазарете и посоветовался с советскими и немецкими врачами. Было решено направить меня для полного выздоровления в госпиталь для военнопленных в Шую.
Таким образом, мне предстояло проститься с местами, где я два с половиной года учился и учил других. Проститься с лагерем, который стал для меня важной вехой на моем пути в новую Германию. Проститься с педагогами, которым я был так многим обязан. Проститься со слушателями, с моей семинарской группой, шестой по счету, которую я принял в новом учебном году.
И вот в начале июля 1947 года меня и еще нескольких больных слушателей на легковой машине повезли в Шую.
Под вечер мы остановились перед светлым зданием на большой площади. Приехали.
Сопровождавший нас сержант позвонил у двери. Нам открыл молодой человек в хорошо сшитом костюме из серого сукна. Это был старший санитар. Такой же пленный, как и мы. Он поздоровался с нами и распределил по комнатам. Я попал в комнату, где стояло восемь коек.
- Это наша офицерская палата, - сказал санитар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89