Я – шулер
Люди склонны идеализировать свое прошлое
Фридрих Ницше
Вместо пролога
«Преступность стала бездуховной», – сказал незадолго до смерти Валера Рыжий, профессиональный уважаемый пьяница, профессиональный одессит.
Какая к черту духовность... Вчера на углу Советской Армии и Шалашного мой сосед мочился белым днем из открытого окна второго этажа прямо на тротуар. Ну, не прямо – под некоторым углом. Выставив в окно волосатое пузо. Люди сочувствующе задирали головы, люди думали, что у кого-то потоп. Но бездуховность – не в деянии соседа. А в том, что, увидев меня, подходившего к дому, он поздоровался. Так сказать, в процессе излияния.
Позавчера в гастрономе напротив Привоза в оживленной беседе одна изящная дамочка предложила другой:
– Поцелуй меня в пи...
О вкусах не спорят. И я бы ничего не имел против, если бы та, которая другая, не держала на руках дочь.
Валера Рыжий умер, поперхнувшись котлетой в кафе на Белинского. Некому было хлопнуть его по узкой сутулой спине. Он корчился на полу, а люди, ОДЕССИТЫ, переступали через него. А потом, затихшего, деликатно вынесли на улицу.
Признаки нового времени.
Редактор бульварной одесской газеты в ходе интервью все норовил выяснить, кого можно считать королем одесских шулеров. Очень уж ему хотелось, чтобы им оказался я: других-то под рукой не было. Какие короли?.. Скромность картежника облагораживает. И обогащает. Впрочем, об этом позже...
Пусть простят мне друзья-аферисты и ту чужую нескромность, и эти записки. Надо писать. Пока помнятся те, кто уже не здесь, пока живы в памяти те, кто уже нигде, пока мы помним себя прежних.
Разные были предложения... Создать школу шулеров, написать книгу: «Краткий курс профессионального игрока»... Обойдемся записками. Может, они и будут смахивать на учебник-хрестоматию. Будут главы о том, как заражаются игрой, о том, как ловится клиент, о том, как клиента обыгрывают, о том, что можно творить с колодой, как получают кровно выигранные деньги. Будут главы о везении и ясновидении в картах, о неписаных законах и организации карточного мира, о его связи с соседними, смежными мирами. Проституток, бандитов, кидал, милиции.
Но это не учебник. Это свободные воспоминания, потому что главным в них будут люди. Конкретные истории с конкретными людьми, которые, какими бы они ни были, дороги мне.
Ни слова не придумаю на потребу публике. Все будет – правда. Вот можно было бы написать, что Рыжего застрелил освободившийся бандит Котя. Тем более что тот грозился. Я написал, как было на самом деле: Рыжий поперхнулся. Кто спорит: незавидная смерть.
Двадцать лет назад, когда Рыжий держал цеха, его опускали вниз головой в колодец и спускали микрофон, чтоб сказал, где деньги. Не сказал. Тогда все обошлось и – на тебе...
О смерти Рыжего мне рассказал один из лучших его друзей – Леня Морда. Тот самый, который двадцать лет назад спускал Рыжего в колодец, хотя, вполне вероятно, что он отвечал тогда всего лишь за микрофон. Еще он рассказал о том, что как-то ночью по пьянке, забывшись, побрел к Рыжему. С бутылкой водки. Во дворе у квартиры случилось просветление: вспомнил, что Рыжий умер.
Надо знать Леню Морду, чтобы согласиться: разбитая им в два часа ночи бутылка водки – признак высокой духовности.
Глава 1. О том, как начинают
Все мы приходим в мир карт. Не знаю ни одного совершеннолетнего гражданина, не умеющего играть. Так что все мы – картежники. Но это не проблема. Проблемы начинаются, когда невозможно из этого мира выйти. И не важно, по какой причине: потому ли, что выходить не хочется, или же потому, что вне этого мира – пропадешь. Как возникает зависимость от него, потребность дышать именно его атмосферой – другой вопрос. Конечно, каждый из надолго входящих попадает сюда по-своему, и, думаю, это самая недоступная для исследования область. Но одно можно сказать точно: для того, чтобы заболеть картами, надо хоть один раз сыграть на деньги. Желательно покрупнее.
Как в карты пришел я?
Однажды поинтересовался у Рыжего: не жалеет ли он, что жизнь не удалась? Тот сощурил добрые ехидные глаза и ответил, что в этой стране он мог стать только профессиональным пьяницей.
В этой стране в то время я мог стать только игроком.
И все же – как начинал?
Был девятнадцатилетним студентом и к картам относился не то чтобы брезгливо, но вполне снисходительно. Сокурсники уже два года в преферанс натаскиваются, меня то и дело норовят приболтать. Я – ни в какую. Нас только двое таких, устойчивых, на курсе. Второй – Юрка Огарев, студент-переросток, его к нам уже на третьем подбросили. Тридцатилетний не слишком общительный парень. Конечно, в то время тридцатилетние казались нам уже мужиками.
Юрка не казался. Среднего роста, тонкий, не с таким, как у всех, плоским запястьем, странно широкоплечий надменный блондин. Мы в нем видели парня. Хотя он и не общался с нами. Не от надменности, скорее неинтересно ему было.
Этим интриговал.
И еще тем, что имел машину, «Жигули».
И тем, что в машине всегда присутствовали невероятно красивые, взрослые женщины. Каждый раз – другие. Которые подолгу ожидали его, пока он неспешно решал институтские дела.
Не играл он скорее всего потому, что неловко ему было бы соплякам проигрывать. А как без этого научишься? Преферанс сноровки требует.
Начинают происходить странности: Юрка зачастил в общежитие. Он – одессит, до этого мы его и на лекциях-то когда-никогда видели, и вдруг ежедневно наблюдаем.
Оказалось: роман у него. С Галкой, из нашей же группы. Этого мы уж совсем понять не могли. Променять ТЕХ женщин на Галку?! Костлявую троечницу, улыбчиво-покорную, из непроизносимого молдавского села?.. Каждый из нас мог бы сказать, что она ему глазки строила: такая манера у нее была глядеть – покладистая.
Подробно рассказываю потому, что все это будет иметь значение.
По осени нас отправляют в колхоз.
Под жилье выделяют сельский клуб. Причем мы, как самый малочисленный факультет, живем в пристройке к сцене, в зале – основная масса приехавших. На раскладушках. На самой сцене – авторитеты. Студенты из самых блатных. Дверь на сцену с нашей стороны заставлена шкафом. Над ним в двери зияет дыра, и по вечерам мы слышим, как блатные отвязываются.
Наша аудитория поделена пополам ширмой, за ней женская половина. Не половина – пять девчонок. В том числе – Галка.
Однажды ночью слышу за ширмой голоса. Нежножизнерадостный шепот. С тоской узнаю персонажи. Один – Галка, похоже, и в этот момент улыбающаяся. Второй... Гришка, староста курса. Гришка – из тех, кого я не хотел бы числить в друзьях. После армии, выглядит взросло: тяжеловатый, чернявый, с морщинами, но... Тоже улыбчивый, покладистый. Поссориться с ним невозможно. Потому и в старостах.
За Юрку тоскливо. Он, конечно, в колхоз не поехал – этого еще не хватало... Но как можно было связаться с этой?! С другой стороны, и Гришку я мог понять: любопытство, видать, взяло. Что-то же нашел в ней Юрка? Чего не нашел в ТЕХ женщинах.
Долго я ворочался в ту ночь.
На следующий день к вечеру наезжает Юрка. На своих красных «Жигулях». Проведать любимую. Любимой – хоть бы хны... Привычно улыбается Юрке. Гришка, конечно, хвост поджал, тихонько поспешил снять свою кандидатуру. Тоже улыбается, мерзавец. Привычно.
Юрка, к удивлению, на ночь остался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67