И еще один простенький вопрос: а соответствует ли ее образ лидирующего поведения нашим вековечным и тысячелетним традициям и представлениям о роли женщины в семье?
И еще более простенький: а разве не оказались в значительнейшем проценте все наши русские (украинские, белорусские, казахские и т. д.) женщины в ситуации той же модели, которую явила мне восхитительная элегантная женщина Лариса Губина? Разумеется, дело не в атрибутах облика: путевая железнодорожная рабочая Марфа Никитична выглядит, конечно, иначе, чем она, и занятия у нее иные. Но мучительное раздвоение единой сущности в принципе то же: принудительная сила обстоятельств, толкающая к принятию самостоятельных решении и непомерному труду, с одной стороны, и вековечное стремление (подавленное) жить за мужем, поильцем, кормильцем, защитником.
И теперь: разве Томила в замужестве за Егором, разве Анастасия в замужестве за Олегом жили по модели, изложенной литовской женщиной? Нет, общественная ситуация толкала их к модели, представленной американкою. И отсюда — из жизненной установки — проистекали многие драматические сложности их биографии. А не только из непроглядной сексуальной серости, как утверждает моя дорогая Нина Терентьевна.
Выходит, что автор целиком за литовский.(точнее, домостроевский вариант)? АН, нет, не будем торопиться, дело выглядит много сложнее. И сложность эта проистекает из удивительной изменчивости всех институтов на Земле. Мы постараемся, конечно, вычленить ядро проблемы, но должны себе отчетливо представить и всю ее многосложность, и связь — каждый раз свою — с обстоятельствами бытия.
Сначала об этой связи. На что уж в качестве извечных, незыблемых постулатов воспринимаются постулаты, гениально сформулированные в Ветхом Завете: не убий, не укради, чти отца своего и иные. Но, во-первых, вспомним, что заветы эти в свое время были восприняты как крутое диссидентство, как нарушение исконных нравственных норм (сравним прежнее: «Око за око» — и новое: «Если ударили тебя по одной щеке, подставь другую»).. Во-вторых, вспомним, что совсем недавно, еще в прошлом веке у некоторых северных народов счастливым считался тот отец, у которого был сын, способный лишить его жизни. Да только ли на Ледовитом океане? И в Японии не столь уж давно были счастливы те родители, которых сын мог сбросить в пропасть, лишить дыхания, либо другим способом отправить в почитаемую страну предков. Как же так: общечеловеческие «чти отца своего», «не убий» и тут же, вернее, много позже этого…
Так вот: не человек для субботы, а суббота для человека, как справедливо утверждали древнееврейские мыслители, не человек для морали, а мораль для человека, для выживания его рода. И поскольку условия выживания в разных странах в разные времена отличались разительно, то полярно противоположный лик, случалось, являла и категория нравственности. Вернемся же к эскимосам и японцам недавно прошедших времен: в условиях жесточайшего голода род, племя могли выжить и продлить свое существование только за счет распределения оставшихся крох пищи и жира между молодыми и сильными. Так что же: оставлять брошенных в голоде и холоде стариков на долгую и мучительную смерть, либо же мгновенно избавить их от страдания? Что в этих экстремальных обычаях, типичных для жизни народности, морально, что аморально? А ведь из условий бытия вытекают и представления о сыновьем долге, прямо противоположные христианским заповедям. Еще пример: самоубийство — тяжкий грех, самоубийц по христианским канонам даже нельзя хоронить на общих кладбищах. Но вот повесть Ч. Айтматова «Пегий пес, бегущий краем моря»: нивхи-рыбаки, унесенные на лодке в море, один за другим уходят за борт, в физическое небытие, чтобы сохранить остаток воды для поддержания жизни единственного ребенка, оказавшегося с ними. Чтобы не прервалась нить родовой жизни, которая тянется из безмерной глубины прошедших тысячелетий и не должна пресечься. Как относиться к таким самоубийцам, как относиться к нашим воинам, положившим живот за други своя?..
Такова была прелюдия к россыпи совершенно несхожих фактов, которые сейчас воспоследуют.
Уклад жизни Ларисы Губиной, о которой я чуть выше поведал, побудил ее, вполне эмансипированную женщину, эту эмансипацию возненавидеть. Сравним: в многочисленных романах недавних писателей-деревенщиков исповедывался в качестве идеала образ русской женщины априорно, изначально весьма далекий даже от мысли об эмансипации, то есть довольных тем укладом, по которому тоскует модерная Лариса. Их строй жизни (в том числе и семейный) своим корнями уходил в те прошлые обстоятельства православной сельской жизни, когда и общине, и в семье, по определению писателя-деревенщика XX века В. Белова, царил лад. Но вот проблема: лад ли царил? Писатель-деревенщик, но только XIX века А. Энгельгард в своих письмах «Из деревни» доказывает, что жалкой ролью и бесправным местом своим в семье русская женщина была очень и очень недовольна. Писатель- помещик принялся сдавать на обработку свой лен не главам семей, мужикам, а непосредственно женщинам и платил непосредственно бабам, из рук в руки. Что он получил? Выражаясь языком экономики, бурный рост производительности труда, который возникает тогда, когда труд подневольный заменяется трудом на себя. Как ни ругался раньше мужик, а бабы и половины пеньки не наминали против того, что мяли теперь, работая на себя. «Это мне говорили сами бабы: „Чаво я буду дома из сил выбиваться на хозяина? А тут я на себя работаю“.
И до какой степени на себя работали, так отделяли собственные интересы от забот патриархальной, домостроевской семьи, что бывало в доме нечем было платить за повинность, хлеба нет, а у бабы все есть — и Деньги, и хлеб, и наряды, а взять этого хозяин не моги, иначе бунт будет на всю деревню, и другие бабы ее поддержат.» И о том А. Энгельгард писал, что рьяными и первыми противниками больших патриархальных хозяйств опять же были бабы.
Вопрос: почему «роскошная» городская женщина XX века Лариса Губина внутренне вожделеет к тому ладу, из которого, напрягая жилы, рвались прочь крестьянские женщины XIX века?..
Еще серия противоречивых примеров, способных дать весомую информацию для размышлений. Вот слова святого Апостола Павла; «Жены своим мужьям повинуйтеся, якоже Господу». Вот слова святого Апостола Петра: «Вы же, жены, также покоряйтесь мужьям вашим. И тогда, если некоторые мужья не будут послушны Богу, то без слов убедите их уверовать, подавая им пример своим поведением, ибо они увидят, как безупречно и почтительно вы ведете себя». Не буду и упоминать грозного и однозначного: «Жена да убоится мужа своего». С одной стороны.
С другой: история от древности до наших дней насчитывает множество действительно великих жен, смысл жизни которых был отнюдь не в повиновении своим мужьям, а в существенных самостоятельных действиях, либо же в уверенном нравственном руководстве своими мужьями.
Лучше, чем академик Д.С. Лихачев, не скажешь о великих женщинах Древней Руси. Когда корреспондент журнала «Наука и религия» попросил его интерпретировать летописные сведения о равноапостольной святой княгине Ольге, родоначальнице женских правлений в нашем государстве, Дмитрий Сергеевич произнес вдохновенную тираду о знаменитых женщинах Древней Руси:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102