Итак, наш беглый обзор анти-шпенглеровской литературы приводит к нео-
жиданному выводу, что все противники Шпенглера при всем разнообразии их
философских взглядов, политических убеждений, личных темпераментов обра-
зуют нечто вроде "единого фронта" палладинов вечной истины, мировой эво-
люции и непрерывного прогресса. И до сих пор никто еще, насколько мне
известно, не противопоставил шпенглеровскому пессимизму увядания опти-
мизм зарождения, исходящий не из боязливого отрицания, а из мужественно-
го признания катастрофичности мирового процесса, преходящего характера
культур и их истин и, в частности, из признания обреченности ныне дожи-
вающей свой век европейской культуры. Что же это значит? Неужели в под-
лунном мире не осталось ни одного верующего социалиста? Или, быть может,
подлинные революционеры, истинные носители ростков грядущей культуры,
заняты более важными делами, и им некогда реагировать на шпенглеризм?
Будем надеяться, что справедливо последнее.
---------------
В. Ваганян, рецензируя посвященные Шпенглеру статьи Ф. А. Степуна, С.
Л. Франка, Н. А. Бердяева и Я. М. Букшпана, озаглавил свою заметку: "На-
ши российские шпенглеристы" ("Под знаменем марксизма" N 1 - 2). Это, ра-
зумеется, преувеличение: никто из перечисленных авторов не может быть
назван "шпенглеристом". Но верно то, что все они относятся к Шпенглеру
гораздо более благожелательно, чем большинство немецких критиков "Заката
Европы". И С. Л. Франк и Н. А. Бердяев видят в шпенглеризме симптом не-
которого "благостного" поворота в умах западной интеллигенции, а именно,
ее поворот к вере. "Закат Европы" есть кара за безбожие; возвращение к
христианству было бы возрождением умирающей культуры" - таков итог их
размышлений над книгой Шпенглера.
Что жажда веры является одним из основных мотивов шпенглеровской сим-
фонии настроений, это - бесспорно, но, по Шпенглеру, отпадение от хрис-
тианства не может быть рассматриваемо, как случайный и поправимый
"грех", а возвращение к вере не зависит от доброй воли западных интелли-
гентов: христианство внутренне изжило себя, оно умирает, как умерли дру-
гие великие религии; такова историческая судьба, с которой необходимо
примириться, ибо всякие попытки восстания против нее приведут лишь к
развитию бессильной, расслабляющей душу романтически-религиозной мечта-
тельности, но ни в коем случае не вернут умирающему христианству утра-
ченной им действенной, культурно-созидающей силы. И любопытно, что русс-
кая религиозно-философская мысль, традицию которой поддерживает С. Л.
Франк и, в особенности, Н. А. Бердяев, и лице своих последних крупных
представителей приходит в сущности к тому же выводу. В самом деле, что
такое "Великий Инквизитор", как не картина безрелигиозной "цивилизации",
к которой смерть христианского бога неизбежно должна привести современ-
ное человечество после ряда опустошительных революций? Но то, на что
Достоевский намекал притчами, Владимир Соловьев высказал прямо и недвус-
мысленно в своих "Трех разговорах": историческая миссия христианства за-
кончена, а вместе с тем исчерпан и смысл истории; никакое культурное
возрождение отныне невозможно, и верующему остается лишь ждать возвещен-
ного апокалипсисом апофеоза.
Этим я и ограничу свои замечания по существу и в заключение скажу еще
несколько слов о том "портрете" Шпенглера, который нарисован Ф. А. Сте-
пуном. Он различает в Шпенглере "три лика": Шпенглер "не только роман-
тик-иллюзионист вчерашнего дня, и не только мистик-гностик вечного дня
человечества, он, кроме того, еще и современный человек, отравленный
всеми ядами всеевропейской цивилизации. Разгадав с пророческой силой об-
раз этой цивилизации, как образ уготованной Европе смерти, он в каком-то
смысле все же остался ее мечом и ее песнью". Рисуя образ Шпенглера, Ф.
А. Степун старается быть верным действительности; но не даром говорят,
что всякое художественное произведение прежде всего похоже на своего
творца. И в степунском портрете Шпенглера невольно проступают черты ав-
топортрета: лик романтика-иллюзиониста, столь близкий душе художника,
выдвигается на первый план, оттесняя и затушевывая прочие "лики", в осо-
бенности чуждый и непонятный Ф. А. Степуну лик "меча и певца современной
цивилизации". А между тем именно этот лик, перед которым Степун останав-
ливается в полном недоумении ("в каком-то смысле", "каким-то своим римс-
ко-прусским вкусом" и т. п.), внутреннюю связь которого с миросозерцани-
ем Шпенглера он ни разу не пытается выявить, - именно этот лик и являет-
ся самым подлинным ликом Шпенглера, органически слитым с его основной
интуицией "судьбы".
"Судьба", как ее понимает и ощущает Шпенглер, не имеет ничего общего
с фатализмом, с идеей рока или предопределения*1. Шпенглеровская идея
"судьбы" тожественна с бергсоновским пониманием определенной направлен-
ности творческого устремления. Это есть то направление, в котором твор-
ческие силы культуры, следуя своему внутреннему импульсу, своей органи-
ческой природе, созидают историю, и вне которого ничего культурно ценно-
го, исторически-значительного создано быть не может. Одним словом, на
интуитивном языке Шпенглера "исторической судьбой" именуется то самое,
что в плоскости объективного познания марксисты называют "тенденцией ис-
торического развития". Понимаемая в этом смысле "судьба" вовсе не есть
неумолимый фатум: можно не следовать ее велениям, не признавать их и да-
же бороться с ними, но всякое такое неприятие исторической судьбы равно-
сильно бесплодному и бездарному расточению сил. Основным признаком ода-
ренности является для Шпенглера "физиономический такт", т.-е. способ-
ность интуитивно угадывать судьбу и действовать в ее направлении. Вот
почему Шпенглер так презрительно третирует "романтический иллюзионизм",
так желчно смеется над его "провинциальной" идеалистической мечта-
тельностью. В глазах Шпенглера, романтизм свидетельствует не только о
бессилии, но и о бездарности пораженной им души. Возможно, что при этом
Шпенглер борется со своим собственным подсознательным романтическим ли-
ком, но во всяком случае из области ясного дневного сознания этот лик
изгоняется Шпенглером с величайшей беспощадностью.
Таким образом, при чтении очерка Ф. А. Степуна, для восстановления
правильной перспективы необходимо произвести существенную передвижку
шпенглеровских "ликов". Тем не менее, очерк этот из всех известных мне
изложений философии Шпенглера, не только на русском, но и на немецком
языке, представляет наибольшее приближение к оригиналу и потому прочи-
тать его следует всякому, интересующемуся Шпенглером и не имеющему воз-
можности познакомиться с ним в подлиннике. _______________
*1 Этого не замечает большинство критиков Шпенглера. Так, в смысле
"рока" истолковывают шпенглеровскую "судьбу" Карл Иоель, А. М. Деборин,
Н. А. Бердяев и многие другие.
Сергей Бобров.
III. КОНТУЖЕННЫЙ РАЗУМ.
<<"Закат Европы">>.
Русский читатель давно уже привык к странным и странно-настойчивым
воплям о "кризисе сознания", воплям, которые стлались по-над русской ли-
тературой трудами символистов-писателей, а тем паче и острее символис-
тов-философов вроде Бердяева, Булгакова и тутти кванти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22