Давид стал первым из многочисленных поэтов, увидевших во Фрейде больше, чем ученые.
Одним из первых приверженцев теории стал и Артур Шницлер. Похоже, он взялся читать книгу для удовольствия, а не с целью написать рецензию, и отметил это в своем дневнике в марте. Благодаря книге, как написал он, его сны стали «точнее» и в них часто стал появляться сам Фрейд.
Врачи тоже отреагировали на книгу, хотя иногда цитировали ее лишь с целью критики. Венский профессор, доктор Райман, рассказал студентам, что «один коллега» пользуется свойством больных выкладывать свою душу и зарабатывает на этом деньги. Но медики-рецензенты, по крайней мере в Германии, если не в Австрии, отнеслись к Фрейду серьезно, используя для описания книги слова, обычно выражающие сдержанную похвалу: «изобретательно», «правдоподобно», «вызывает интерес». Как правило, они не подходили серьезно к упоминанию Фрейда об эдиповом отношении детей к родителям и о начале половой жизни в детстве. Фрейд сам не особенно хорошо владел этой темой. В «Толковании сновидений» есть хорошо известное место, в котором он отмечает, что «мы превозносим счастливую пору детства, потому что ребенку неведомы половые желания». Это заявление противоречит сказанному на сто страниц выше.
Эта книга — кредо человека в переломный момент жизни, определяющее его жизненную позицию. «Мне уже становится неважно, понравится людям книга о снах или нет, — пишет Фрейд Флису в июле 1900 года. — Сам я не нашел ничего, что нужно было бы там исправить. Все верно и, без сомнения, остается верным».
И век спустя книга привлекает любопытных читателей, которые восхищаются ее репутацией, но с трудом могут ощутить дух автора. Идея о сне как о неизменном исполнении желаний уже давно сама стала сном, мечтой, в которую мало кто верит. В 1950-х годах наука смогла выделить два вида сна: один — фактически лишенный сновидений, второй — перемежающийся периодами активности мозга, связанной со снами. Эта схема не соответствует теории, согласно которой сновидения — хранители сна. Мы видим сны не для того, чтобы спокойно продолжать спать, а скорее для того, чтобы они помогли нам переработать информацию.
Даже если это так, потоки воспоминаний, незваные и тревожные, посещающие нас в снах, должны означать большее, чем обычную прочистку мозга, чтобы на следующий день он был в хорошей форме. Аналитик и писатель Чарльз Райкрофт приводит убедительные аргументы в пользу того, что сон — это деятельность воображения, которая подразумевает «существование некоего психического единства, более занятого всей жизнью и судьбой отдельного человека, чем его сознательное 'я' с его поглощенностью повседневными заботами и мелкими происшествиями». Сны, с такой точки зрения, это «кратковременные проблески ткани воображения человека, которая соткана из всех его воспоминаний, надежд, желаний и страхов».
Такое понимание снов близко многим из нас. Однажды мне приснилось, как горит дом, в котором я жил и был счастлив. Я видел, как провалилась его крыша. Сон сообщил мне то, что я знал, но не мог себе в этом признаться: некий период в моей жизни подошел к концу. Возможно, сны Фрейда могли бы стать частью такой теории.
В книге «Толкование сновидений» есть не только подробно изложенная теория и попытки раз и навсегда объяснить природу сна. Фрейд жил и работал в менее свободном обществе, чем наше, но у него хватило смелости, чтобы отнестись серьезно к бессмысленным и неприличным фрагментам снов и с их помощью пролить свет на человеческую природу. Он всегда стремился к недостижимому. Для того чтобы понять это, не обязательно воспринимать Эдипа и все остальное буквально.
Вскоре после публикации книги о сновидениях, ожидая хора одобрений, который так и не раздался, Фрейд пишет Флису:
Я, по сути дела, не ученый, не наблюдатель, не экспериментатор, не мыслитель. По темпераменту я всего лишь конкистадор — авантюрист, если хочешь, чтобы я это перевел, — со всеми любопытством, отвагой и целеустремленностью, характеризующими таких людей.
Те, кто стремится оправдать его, говорят, что Фрейд выражается здесь с иронией. Но это похоже на истинное признание.
Глава 16. «Оговорки по Фрейду»
В 1900 году Фрейду крайне не везло. Его мучило чувство неудовлетворенности. Он завидовал Флису, богатому и уверенному, процветавшему в своем прогрессивном городе, а письма, которые он слал в Берлин, были пронизаны жалостью к себе. То, что он знал себя, не помогало ему справиться с «невротическими колебаниями настроения», как он их называл — равно как и с тревогой по поводу денег: «Я чувствую себя опустошенным», «Моя спина заметно согнулась». Каким же он был глупцом, что мечтал о свободе и благополучии, — стонет он, — просто потому, что написал книгу о сновидениях!
Он зарабатывал довольно большие деньги — пятьсот флоринов в неделю. Если это и поднимало его настроение («деньги для меня — веселящий газ», как однажды сказал он Флису), эффект был преходящим. Тяжелая работа с пациентами вызывала в нем чувство усталости и тоску по «солнцу, цветам, синей воде, совсем как в молодости». Как многие врачи, он не питал к пациентам особенно теплых чувств и видел в них своих «мучителей». Свободное время он описывает с горькой иронией. Он — «ищущий удовольствий обыватель», который посвящает себя фантазиям, игре в шахматы и чтению английских романов. Крепкие сигары он себе не позволял, алкоголь (как он решил) ему не помогал, что же касается плотских удовольствий, «я перестал заводить детей».
Если бы у него было больше денег или было бы с кем поехать в Италию этим летом… Если бы он только мог избавиться от утомительной дружбы Брейера! Он хочет купить металлическую шкатулку, которую однажды видел в витрине магазина в центре Вены, но во время прогулок не может найти этот магазин, а посмотреть его адрес в телефонном справочнике постоянно забывает. Наконец он заставляет себя найти это место и обнаруживает, что магазин находится совсем рядом с тем зданием, где живут Брейеры. То есть — он в запретной зоне, и его бессознательное избегало этого места.
Если в письмах Фрейда все верно, он практически ничем в этот год не занимался — лишь вел полураститсльное существование, беспокоился и старел. День рождения в мае 1900 года он отметил со словами: «Да, теперь мне действительно сорок четыре — я старый, немного жалкий на вид еврей». Семья настояла на том, чтобы отпраздновать это событие, но Фрейд был очень занят присыпанием головы пеплом и сообщил Флису, что для него было бы «достойным наказанием», если «ни одна из неизведанных областей психической жизни, в которые я ступил первым, не будет носить моего имени и подчиняться моим законам».
Иногда меланхолия отступает. Когда создается впечатление, что научное сообщество наконец принимает Флиса с его идеями о периодичности, Фрейд мечтательно говорит, что было бы очень приятно увидеть, как критики друга возьмут свои слова обратно.
Такое злобное ликование, такая удовлетворенная жажда мести играет в моем случае важную роль. Пока мне редко выпадало отведать этого блюда. Так что я присоединяюсь к тебе.
Семья Фрейда начало лета провела в «Бельвю», куда он ежедневно ездил с Берггассе. Это место вызывало в нем приятные воспоминания о сне Ирмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Одним из первых приверженцев теории стал и Артур Шницлер. Похоже, он взялся читать книгу для удовольствия, а не с целью написать рецензию, и отметил это в своем дневнике в марте. Благодаря книге, как написал он, его сны стали «точнее» и в них часто стал появляться сам Фрейд.
Врачи тоже отреагировали на книгу, хотя иногда цитировали ее лишь с целью критики. Венский профессор, доктор Райман, рассказал студентам, что «один коллега» пользуется свойством больных выкладывать свою душу и зарабатывает на этом деньги. Но медики-рецензенты, по крайней мере в Германии, если не в Австрии, отнеслись к Фрейду серьезно, используя для описания книги слова, обычно выражающие сдержанную похвалу: «изобретательно», «правдоподобно», «вызывает интерес». Как правило, они не подходили серьезно к упоминанию Фрейда об эдиповом отношении детей к родителям и о начале половой жизни в детстве. Фрейд сам не особенно хорошо владел этой темой. В «Толковании сновидений» есть хорошо известное место, в котором он отмечает, что «мы превозносим счастливую пору детства, потому что ребенку неведомы половые желания». Это заявление противоречит сказанному на сто страниц выше.
Эта книга — кредо человека в переломный момент жизни, определяющее его жизненную позицию. «Мне уже становится неважно, понравится людям книга о снах или нет, — пишет Фрейд Флису в июле 1900 года. — Сам я не нашел ничего, что нужно было бы там исправить. Все верно и, без сомнения, остается верным».
И век спустя книга привлекает любопытных читателей, которые восхищаются ее репутацией, но с трудом могут ощутить дух автора. Идея о сне как о неизменном исполнении желаний уже давно сама стала сном, мечтой, в которую мало кто верит. В 1950-х годах наука смогла выделить два вида сна: один — фактически лишенный сновидений, второй — перемежающийся периодами активности мозга, связанной со снами. Эта схема не соответствует теории, согласно которой сновидения — хранители сна. Мы видим сны не для того, чтобы спокойно продолжать спать, а скорее для того, чтобы они помогли нам переработать информацию.
Даже если это так, потоки воспоминаний, незваные и тревожные, посещающие нас в снах, должны означать большее, чем обычную прочистку мозга, чтобы на следующий день он был в хорошей форме. Аналитик и писатель Чарльз Райкрофт приводит убедительные аргументы в пользу того, что сон — это деятельность воображения, которая подразумевает «существование некоего психического единства, более занятого всей жизнью и судьбой отдельного человека, чем его сознательное 'я' с его поглощенностью повседневными заботами и мелкими происшествиями». Сны, с такой точки зрения, это «кратковременные проблески ткани воображения человека, которая соткана из всех его воспоминаний, надежд, желаний и страхов».
Такое понимание снов близко многим из нас. Однажды мне приснилось, как горит дом, в котором я жил и был счастлив. Я видел, как провалилась его крыша. Сон сообщил мне то, что я знал, но не мог себе в этом признаться: некий период в моей жизни подошел к концу. Возможно, сны Фрейда могли бы стать частью такой теории.
В книге «Толкование сновидений» есть не только подробно изложенная теория и попытки раз и навсегда объяснить природу сна. Фрейд жил и работал в менее свободном обществе, чем наше, но у него хватило смелости, чтобы отнестись серьезно к бессмысленным и неприличным фрагментам снов и с их помощью пролить свет на человеческую природу. Он всегда стремился к недостижимому. Для того чтобы понять это, не обязательно воспринимать Эдипа и все остальное буквально.
Вскоре после публикации книги о сновидениях, ожидая хора одобрений, который так и не раздался, Фрейд пишет Флису:
Я, по сути дела, не ученый, не наблюдатель, не экспериментатор, не мыслитель. По темпераменту я всего лишь конкистадор — авантюрист, если хочешь, чтобы я это перевел, — со всеми любопытством, отвагой и целеустремленностью, характеризующими таких людей.
Те, кто стремится оправдать его, говорят, что Фрейд выражается здесь с иронией. Но это похоже на истинное признание.
Глава 16. «Оговорки по Фрейду»
В 1900 году Фрейду крайне не везло. Его мучило чувство неудовлетворенности. Он завидовал Флису, богатому и уверенному, процветавшему в своем прогрессивном городе, а письма, которые он слал в Берлин, были пронизаны жалостью к себе. То, что он знал себя, не помогало ему справиться с «невротическими колебаниями настроения», как он их называл — равно как и с тревогой по поводу денег: «Я чувствую себя опустошенным», «Моя спина заметно согнулась». Каким же он был глупцом, что мечтал о свободе и благополучии, — стонет он, — просто потому, что написал книгу о сновидениях!
Он зарабатывал довольно большие деньги — пятьсот флоринов в неделю. Если это и поднимало его настроение («деньги для меня — веселящий газ», как однажды сказал он Флису), эффект был преходящим. Тяжелая работа с пациентами вызывала в нем чувство усталости и тоску по «солнцу, цветам, синей воде, совсем как в молодости». Как многие врачи, он не питал к пациентам особенно теплых чувств и видел в них своих «мучителей». Свободное время он описывает с горькой иронией. Он — «ищущий удовольствий обыватель», который посвящает себя фантазиям, игре в шахматы и чтению английских романов. Крепкие сигары он себе не позволял, алкоголь (как он решил) ему не помогал, что же касается плотских удовольствий, «я перестал заводить детей».
Если бы у него было больше денег или было бы с кем поехать в Италию этим летом… Если бы он только мог избавиться от утомительной дружбы Брейера! Он хочет купить металлическую шкатулку, которую однажды видел в витрине магазина в центре Вены, но во время прогулок не может найти этот магазин, а посмотреть его адрес в телефонном справочнике постоянно забывает. Наконец он заставляет себя найти это место и обнаруживает, что магазин находится совсем рядом с тем зданием, где живут Брейеры. То есть — он в запретной зоне, и его бессознательное избегало этого места.
Если в письмах Фрейда все верно, он практически ничем в этот год не занимался — лишь вел полураститсльное существование, беспокоился и старел. День рождения в мае 1900 года он отметил со словами: «Да, теперь мне действительно сорок четыре — я старый, немного жалкий на вид еврей». Семья настояла на том, чтобы отпраздновать это событие, но Фрейд был очень занят присыпанием головы пеплом и сообщил Флису, что для него было бы «достойным наказанием», если «ни одна из неизведанных областей психической жизни, в которые я ступил первым, не будет носить моего имени и подчиняться моим законам».
Иногда меланхолия отступает. Когда создается впечатление, что научное сообщество наконец принимает Флиса с его идеями о периодичности, Фрейд мечтательно говорит, что было бы очень приятно увидеть, как критики друга возьмут свои слова обратно.
Такое злобное ликование, такая удовлетворенная жажда мести играет в моем случае важную роль. Пока мне редко выпадало отведать этого блюда. Так что я присоединяюсь к тебе.
Семья Фрейда начало лета провела в «Бельвю», куда он ежедневно ездил с Берггассе. Это место вызывало в нем приятные воспоминания о сне Ирмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135