Это мой сосед, художник, — пояснил он Вадиму.
И Орлов мысленно поблагодарил Гринина.
Хозяин обнял женщин за плечи, пошел провожать их в мастерскую к Никите. Вадим смотрел им вслед и думал о том, что он много знает об этом человеке. Он знал, что Гринин служил в армии на Дальнем Востоке. Служил хорошо. За мужество во время наводнения награжден медалью «За спасение утопающих». Потом работал на ЦСДФ съемщиком, ассистентом режиссера. Поступил в институт кинематографии на заочный, пошел работать фотокором в журнал. Институт бросил. Сейчас он фотохудожник Министерства культуры, по службе характеризуется отлично. Лауреат премии Союза журналистов СССР, лауреат многих отечественных и международных премий. Все узнавалось просто. В отделе кадров. Но Вадим знал и другое. Семь лет назад на Памире погибли муж и жена, кинооператоры, друзья Гринина. И он удочерил их девочку. Поэтому и не женился, боясь ее травмировать. Этот поступок говорил о нем значительно больше, чем любые даже самые лучшие отзывы кадровиков.
Как странно. В личном деле человека можно прочитать многое. Узнать, где, кем и как он работал. Чем награжден, а вот о его поступках кадровикам неизвестно.
А ведь это и есть главное.
Гринин вернулся минут через пять. Был он серьезен, от прежнего веселья не осталось и следа.
— Слушаю вас, товарищ Орлов.
— Меня зовут Вадим Николаевич.
— Слушаю, Вадим Николаевич.
— Леонид Витальевич, я многое знаю о вас. Много хорошего. Поэтому буду говорить с вами откровенно.
— Меня устраивает именно такая форма нашей беседы, — Гринин сел.
— Тогда ответьте мне на такой вопрос. Вы снимали экспозицию музея ремесел в селе Кержи?
— Да.
— Вы снимали иконы в церкви села Лотребино?
— Да.
— Вы снимали коллекцию академика Муравьева?
— Да.
— Вы снимали фрагменты экспозиции в особняке Сухотина?
— Да.
Гринин смотрел на Вадима, чуть прищурив светлые глаза. И во взгляде его не было страха и настороженности.
— Кому вы передавали фотографии?
— В отдел музеев Министерства культуры, Воловику.
— Слушайте меня, Леонид Витальевич, я не зря спросил именно об этих объектах. Подумайте.
— А что случилось?
— Я обещал вам откровенный разговор, поэтому скрывать ничего не буду. Все эти объекты ограблены.
— Как? — Гринин удивленно привстал.
— А вот так. По-разному. Но работали там, как мы считаем, одни и те же лица.
— Значит, вы считаете… — Голос Гринина стал глухим и ломким.
— Пока я ничего не считаю. Я спрашиваю вас еще раз — было ли что-то, ну не совсем обычное, связанное с этими съемками?
— Подождите, — Гринин зашагал по комнате, — получается, что это вроде наводка?
Вадим молчал.
— Нет, — продолжал фотограф, — так нельзя…
— Можно, Леонид Витальевич, даже нужно. Вы помните, что снимали?
— Конечно. У меня в архиве все негативы.
— Так вот, скажу откровенно, нами найдено много похищенных вещей. Много, но не все. Наиболее ценные пока исчезли. Есть сведения, что кто-то передает их за границу. Поэтому я еще раз прошу вспомнить, кому вы передавали снимки.
— Я уже говорил, что Воловику в Министерство культуры. Но вот еще что. Меня часто просят дать снимки тех или иных предметов старшие искусствоведы.
— Вы посылаете им снимки?
— Слайды. Вы знаете, что это такое?
— Немного, — Вадим усмехнулся, — совсем немного.
— Понимаете, — продолжал Гринин взволнованно, — вы обвиняете меня.
— Пока я вас ни в чем не обвиняю, Леонид Витальевич, — мягко ответил Вадим. — Абсолютно ни в чем. Я просто размышляю вместе с вами о странных совпадениях. Продолжая размышлять, я хотел бы помочь вам припомнить фамилии искусствоведов.
— Пожалуйста. Это очень просто. — Гринин взял с полки большую записную книжку. — Минутку. Записывайте.
Вадим достал блокнот.
— Забродин, — начал перечислять Гринин, — Юнов, Шаевич, Белопольский, Амержаян, Шевчук, Суханов…
Вадиму показалось, что он ослышался.
— Кто? — переспросил он.
— Суханов, — ответил Гринин. — Суханов Валентин Сергеевич. Москва, Ж-72, улица Серафимовича, 2, квартира 246.
Это был адрес Суханова. Ошибки быть не могло.
Значит, все же Суханов. Гонщик Валентин Суханов. Ах как странно устроен человек, как странно. Как много может он. Спасти детей, рискуя жизнью, и украсть. Где же в человеке кончается добро и начинается зло? Или все это перемешано, и происходят неуправляемые процессы? Словно кто-то давит на невидимые кнопки, открывая некие клапаны. Раз нажал — добро, второй раз нажал — зло.
Ах Суханов, Суханов, как же ты подвел, заслуженный мастер спорта.
— Скажите, Гринин, как вы передавали Суханову снимки?
— Я посылал их по почте.
— Один нескромный вопрос, — сказал Вадим и посмотрел на фотографа.
Гринин, видимо, сразу понял, о чем его спросит собеседник. Краснел он как-то странно. Лоб становился пунцовым, а щеки, наоборот, бледнели.
— Да, они мне платят. Но это же не запрещено.
Гринин взял чашку с остывшим кофе, сделал большой глоток.
— Сколько вам платил Суханов?
— По полсотни за слайд.
— Щедро.
— Кстати, так платят в журналах.
— Скажите, Гринин, а фотографии из особняка Суханова вы ему тоже отправляли?
— Да.
— По какому адресу?
— Мне позвонил человек. Сказал, что Суханов в больнице, и просил выслать слайды на Главпочтамт до востребования.
— Фамилию его помните?
— Сейчас найду квитанцию.
Вадим смотрел, как Гринин роется в каких-то папках, и думал о Суханове. Нет, видимо, не был Суханов организатором преступлений, но какую-то роль он, безусловно, в этом деле играл. Пока вырисовывались три позиции: связной, укрытие краденого и с большой натяжкой продажа. С большой натяжкой. За семь тысяч такие вещи не продают. Другая им цена. Совсем другая.
— Вот, пожалуйста, — Гринин положил на стол квитанцию.
Вадим взял ее. Шариковой скорописью была написана фамилия Али… дальше неразборчиво.
— Вы не помните фамилию, здесь неразборчиво очень? — спросил Вадим.
— Сейчас, — Гринин опять вернулся к столу. — Вот, — обернулся он к Вадиму, — Алимов.
Вадим взял в руки квитанцию, повертел ее и подумал о том, взял ли с собой оружие Фомин.
Фомин и инспектор из отделения ждали Алимова. Они сидели, подстелив газету, на ступеньках, чуть выше квартиры, и курили. Время тянулось медленно. Они переговорили обо всем и теперь сидели матча. Даже курить не хотелось, во рту чувствовалась никотиновая горечь. Фомин сидел, прислонясь плечом к стене. За много лет он привык ждать. Если вспомнить все засады, в которых ему приходилось ждать, то проведенное в них время можно было исчислять месяцами.
— Ты знаешь что, — сказал он инспектору, — ты, Даньшев, сходи в отделение, позвони в МУР и скажи, что я здесь припухаю, да сигарет купи и воды бутылочки две. А то во рту с перекура горько.
— Может, плавленных сырков взять и хлеба?
— И то дело, возьми, — Фомин полез в карман, вытащил кошелек, вынул аккуратно сложенные рубли, расправил их и дал Даньшеву два.
— Сигареты какие, Павел Степанович, «Дымок»?
— «Дымок».
— Я мигом.
Инспектор ушел, и Фомин остался один. Он ждал.
Адрес Алимова Вадим узнал у дежурного. Машину их группы взял Калугин, и Орлов не стал ждать, пока дежурный пришлет разгонную. Он стоял на углу Рылеева, пытаясь поймать такси, ощущая, что именно сегодня должно произойти нечто непоправимое. Дважды в жизни у него появлялось такое же предчувствие, и дважды оно не обманывало его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
И Орлов мысленно поблагодарил Гринина.
Хозяин обнял женщин за плечи, пошел провожать их в мастерскую к Никите. Вадим смотрел им вслед и думал о том, что он много знает об этом человеке. Он знал, что Гринин служил в армии на Дальнем Востоке. Служил хорошо. За мужество во время наводнения награжден медалью «За спасение утопающих». Потом работал на ЦСДФ съемщиком, ассистентом режиссера. Поступил в институт кинематографии на заочный, пошел работать фотокором в журнал. Институт бросил. Сейчас он фотохудожник Министерства культуры, по службе характеризуется отлично. Лауреат премии Союза журналистов СССР, лауреат многих отечественных и международных премий. Все узнавалось просто. В отделе кадров. Но Вадим знал и другое. Семь лет назад на Памире погибли муж и жена, кинооператоры, друзья Гринина. И он удочерил их девочку. Поэтому и не женился, боясь ее травмировать. Этот поступок говорил о нем значительно больше, чем любые даже самые лучшие отзывы кадровиков.
Как странно. В личном деле человека можно прочитать многое. Узнать, где, кем и как он работал. Чем награжден, а вот о его поступках кадровикам неизвестно.
А ведь это и есть главное.
Гринин вернулся минут через пять. Был он серьезен, от прежнего веселья не осталось и следа.
— Слушаю вас, товарищ Орлов.
— Меня зовут Вадим Николаевич.
— Слушаю, Вадим Николаевич.
— Леонид Витальевич, я многое знаю о вас. Много хорошего. Поэтому буду говорить с вами откровенно.
— Меня устраивает именно такая форма нашей беседы, — Гринин сел.
— Тогда ответьте мне на такой вопрос. Вы снимали экспозицию музея ремесел в селе Кержи?
— Да.
— Вы снимали иконы в церкви села Лотребино?
— Да.
— Вы снимали коллекцию академика Муравьева?
— Да.
— Вы снимали фрагменты экспозиции в особняке Сухотина?
— Да.
Гринин смотрел на Вадима, чуть прищурив светлые глаза. И во взгляде его не было страха и настороженности.
— Кому вы передавали фотографии?
— В отдел музеев Министерства культуры, Воловику.
— Слушайте меня, Леонид Витальевич, я не зря спросил именно об этих объектах. Подумайте.
— А что случилось?
— Я обещал вам откровенный разговор, поэтому скрывать ничего не буду. Все эти объекты ограблены.
— Как? — Гринин удивленно привстал.
— А вот так. По-разному. Но работали там, как мы считаем, одни и те же лица.
— Значит, вы считаете… — Голос Гринина стал глухим и ломким.
— Пока я ничего не считаю. Я спрашиваю вас еще раз — было ли что-то, ну не совсем обычное, связанное с этими съемками?
— Подождите, — Гринин зашагал по комнате, — получается, что это вроде наводка?
Вадим молчал.
— Нет, — продолжал фотограф, — так нельзя…
— Можно, Леонид Витальевич, даже нужно. Вы помните, что снимали?
— Конечно. У меня в архиве все негативы.
— Так вот, скажу откровенно, нами найдено много похищенных вещей. Много, но не все. Наиболее ценные пока исчезли. Есть сведения, что кто-то передает их за границу. Поэтому я еще раз прошу вспомнить, кому вы передавали снимки.
— Я уже говорил, что Воловику в Министерство культуры. Но вот еще что. Меня часто просят дать снимки тех или иных предметов старшие искусствоведы.
— Вы посылаете им снимки?
— Слайды. Вы знаете, что это такое?
— Немного, — Вадим усмехнулся, — совсем немного.
— Понимаете, — продолжал Гринин взволнованно, — вы обвиняете меня.
— Пока я вас ни в чем не обвиняю, Леонид Витальевич, — мягко ответил Вадим. — Абсолютно ни в чем. Я просто размышляю вместе с вами о странных совпадениях. Продолжая размышлять, я хотел бы помочь вам припомнить фамилии искусствоведов.
— Пожалуйста. Это очень просто. — Гринин взял с полки большую записную книжку. — Минутку. Записывайте.
Вадим достал блокнот.
— Забродин, — начал перечислять Гринин, — Юнов, Шаевич, Белопольский, Амержаян, Шевчук, Суханов…
Вадиму показалось, что он ослышался.
— Кто? — переспросил он.
— Суханов, — ответил Гринин. — Суханов Валентин Сергеевич. Москва, Ж-72, улица Серафимовича, 2, квартира 246.
Это был адрес Суханова. Ошибки быть не могло.
Значит, все же Суханов. Гонщик Валентин Суханов. Ах как странно устроен человек, как странно. Как много может он. Спасти детей, рискуя жизнью, и украсть. Где же в человеке кончается добро и начинается зло? Или все это перемешано, и происходят неуправляемые процессы? Словно кто-то давит на невидимые кнопки, открывая некие клапаны. Раз нажал — добро, второй раз нажал — зло.
Ах Суханов, Суханов, как же ты подвел, заслуженный мастер спорта.
— Скажите, Гринин, как вы передавали Суханову снимки?
— Я посылал их по почте.
— Один нескромный вопрос, — сказал Вадим и посмотрел на фотографа.
Гринин, видимо, сразу понял, о чем его спросит собеседник. Краснел он как-то странно. Лоб становился пунцовым, а щеки, наоборот, бледнели.
— Да, они мне платят. Но это же не запрещено.
Гринин взял чашку с остывшим кофе, сделал большой глоток.
— Сколько вам платил Суханов?
— По полсотни за слайд.
— Щедро.
— Кстати, так платят в журналах.
— Скажите, Гринин, а фотографии из особняка Суханова вы ему тоже отправляли?
— Да.
— По какому адресу?
— Мне позвонил человек. Сказал, что Суханов в больнице, и просил выслать слайды на Главпочтамт до востребования.
— Фамилию его помните?
— Сейчас найду квитанцию.
Вадим смотрел, как Гринин роется в каких-то папках, и думал о Суханове. Нет, видимо, не был Суханов организатором преступлений, но какую-то роль он, безусловно, в этом деле играл. Пока вырисовывались три позиции: связной, укрытие краденого и с большой натяжкой продажа. С большой натяжкой. За семь тысяч такие вещи не продают. Другая им цена. Совсем другая.
— Вот, пожалуйста, — Гринин положил на стол квитанцию.
Вадим взял ее. Шариковой скорописью была написана фамилия Али… дальше неразборчиво.
— Вы не помните фамилию, здесь неразборчиво очень? — спросил Вадим.
— Сейчас, — Гринин опять вернулся к столу. — Вот, — обернулся он к Вадиму, — Алимов.
Вадим взял в руки квитанцию, повертел ее и подумал о том, взял ли с собой оружие Фомин.
Фомин и инспектор из отделения ждали Алимова. Они сидели, подстелив газету, на ступеньках, чуть выше квартиры, и курили. Время тянулось медленно. Они переговорили обо всем и теперь сидели матча. Даже курить не хотелось, во рту чувствовалась никотиновая горечь. Фомин сидел, прислонясь плечом к стене. За много лет он привык ждать. Если вспомнить все засады, в которых ему приходилось ждать, то проведенное в них время можно было исчислять месяцами.
— Ты знаешь что, — сказал он инспектору, — ты, Даньшев, сходи в отделение, позвони в МУР и скажи, что я здесь припухаю, да сигарет купи и воды бутылочки две. А то во рту с перекура горько.
— Может, плавленных сырков взять и хлеба?
— И то дело, возьми, — Фомин полез в карман, вытащил кошелек, вынул аккуратно сложенные рубли, расправил их и дал Даньшеву два.
— Сигареты какие, Павел Степанович, «Дымок»?
— «Дымок».
— Я мигом.
Инспектор ушел, и Фомин остался один. Он ждал.
Адрес Алимова Вадим узнал у дежурного. Машину их группы взял Калугин, и Орлов не стал ждать, пока дежурный пришлет разгонную. Он стоял на углу Рылеева, пытаясь поймать такси, ощущая, что именно сегодня должно произойти нечто непоправимое. Дважды в жизни у него появлялось такое же предчувствие, и дважды оно не обманывало его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62