Потом она вышла замуж за инженера Долгушина и переехала в Москву. Так Юрий Степанович Хомутов стал Юрием Петровичем Долгушиным.
— Но кличка! Откуда?
— Это работа Хомутова. Пока мы ничего не знаем, как братья нашли друг друга. Знаем только одно — Каина придумал Хомутов, чтобы пугать им своих сообщников. Так родился миф.
— И его боялись?
— Во всяком случае, им пугали коллекционеров.
— Да, действительно говорят «наука умеет много гитик».
— Теперь о Долгушине. Вам известно, что Хомутов ушел к стенке молчком, более того, у него ничего не нашли. Мы со Смолиным предполагаем, что все деньги и ценности переданы Долгушину.
— Странный у нас клиент. Искусствовед, книги…
— Я навел справки. Сам Юрий Петрович может написать только заявление в баню. За него работали негры.
— Как это? Почему тогда они не писали для себя?
— Долгушин отдавал им весь гонорар плюс оказывал массу услуг. Книги и статьи были его общественным лицом.
— Но премия, звание?
— Это действительно было. Но в те страшные годы подобные вещи делались очень легко.
— Мне, Игорь, кажется, что я вижу многоцветный сон.
— А вы пейте, шеф, и проснетесь.
— Любопытно, как вы узнали о неграх?
— Случайно. Наружное наблюдение сообщило, что нынче Долгушин встретился с неким Григорием Мазиным, дальше дело техники.
— Постойте. Я же приказал…
— Его никто не допрашивал, просто мы со Смолиным в кафе сели с ним за один стол. Он-то и, находясь в средней степени опьянения, как любят писать в наших протоколах, поведал нам эту трагическую историю.
— Но почему вам?
— Во-первых, он был пьян. Во-вторых, мы угостили его. В-третьих, и это самое основное, я вместе с ним учился.
— Он знает, где вы работаете?
— Конечно, нет. Он и подумать не мог, что я искусствовед в штатском. Сначала Долгушин писал в соавторстве с Андреем Мининым. Я уверен, что он писал, а Долгушин пробивал. Потом Минин защитился, стал известным искусствоведом, а у Долгушина образовались разные соавторы. Десять лет назад начали появляться статьи, подписанные только его фамилией, потом пришло время книг.
— Вы проверяли это в Ленинке?
— Да. У меня есть список всех его публикаций. Десять лет назад в Москве появился Хомутов, приблизительно в это же время и начался творческий расцвет Долгушина…
Калугин не договорил, в прихожей хлопнула дверь.
— Простите, — Вадим встал.
Дверь комнаты была открыта. Вадим вошел, зажег свет. Марины не было. Он вернулся на кухню, налил себе в бокал коньяк, выпил. Калугин внимательно, с сочувствием глядел на него.
— Простите, Вадим Николаевич, видимо, мой приход был не совсем ко времени. Но вы сами несколько дней назад сказали — о новостях сообщать в любое время.
— Все правильно, Игорь. Все правильно.
— Тогда, если вы позволите, я пойду. Все новости вам известны.
Вадим проводил Калугина, вошел в комнату и погасил свет. Он лег в остель. Наволочка пахла Мариниными духами. Вадим взял сигарету, закурил. Затянулся пару раз и погасил. "Спать, — скомандовал он себе, — спать. Впереди тяжелый день.
Этот день начался для Долгушина с хлопот приятных. Сегодня он получал паспорт и валюту. И хотя об этом он знал еще вчера, он, Юрий Петрович, как человек осторожный, встретился с Гришей. По привычке отругав его за пьянку, он дал ему деньги и забрал почти готовую рукопись. Мало ли что! Он слишком много повидал в жизни, а она приучила его к осторожности. Если быть честным перед собой самим, многие его начинания заканчивались крахом. Получив премию, он начал усиленно ухаживать за дочкой академика, руководителя их монографии, она работала в их институте. Про нее говорили: «Некрасивая — зато стерва». В 1952 году он женился на ней, переехал в огромную квартиру на улице Горького, начал судорожно готовить кандидатскую диссертацию. Тема работы по тем временам была весьма актуальна и проходима. «Роль работ товарища Сталина в советском изобразительном искусстве». В конце 1953 года тестя-академика освободили от всех постов, и он уехал в Гагру, где у него был дом, запивать горе «Кинзмараули». Кандидатскую диссертацию разгромили на заседании сектора, и Долгушину пришлось уйти из института. Женившись на дочке академика, он пошел по неверному пути всех временщиков: немедленно порвал со старыми друзьями и окружил себя подхалимами. Жена его действительно была стервой. В этом он убедился на суде во время развода. Но все же ему удалось разменять огромную квартиру тестя и выбить для себя вполне приличную двухкомнатную. Теперь у него была квартира, одежда, даже мебель. Но полностью отсутствовала такая мелочь, как перспектива. Ему удалось пристроиться в Худфонд. Он ездил по стане с передвижными выставками. Дело это оказалось тяжелым, но хлебным. Но уж слишком близко примыкала его деятельность к УК РСФСР, и он ушел с этой работы. Потом Долгушин подвизался в маленьких музеях, потом стал посредником и экспертом у коллекционеров. Это оказалось простым и вообще-то доходным. В «Национале» он встретился со своим сокурсником Андреем Мининым. Так родился тандем Минин — Долгушин. Андрей был талантлив, но бесконечно инертен. Юрий Петрович доставал материалы, пробивал статьи и брошюры. Но на его горе Андрей женился на редакторе из молодежного издательства, женщине умной и энергичной. Через год Минин защитился, а «творческий коллектив» их распался. Жена не давала Андрею лениться. Но у Долгушина уже образовалось некоторое имя, пусть как у соавтора, но все же образовалось. Он был лауреатом, поэтому соавторы находились. Но все же литература не являлась главным его доходом. Он перепродавал иконы и картины, выступал как подпольный эксперт. Искусствовед, лауреат вызывал доверие у коллекционеров. Так на неговышел Хомутов. Он приехал к Долгушину, привез несколько работ Фаберже. Пил кофе, курил, посмеивался, задавал странные вопросы. Юрий Петрович говорил с ним, и его постоянно не оставляла мысль, что он где-то видел этого человека.
— Послушайте, Юрий Степанович, — сказал ему Хомутов.
— Я Петрович.
— Бросьте, вы — Степанович. И фамилия ваша Хомутов.
— Откуда вы знаете?
— Нашу мать, Юра, — сказал гость, — звали Анна Сергеевна, а отца — Степан Савельевич. Правда?
— У тебя сохранилась фотография, мы вчетвером в Крыму?
Это был его пропавший брат Сергей. Так начался для него новый жизненный этап. Сергей ввел его в дело. Тайно, не раскрывая ни перед кем. Долгушин «работал» в его синдикате оценщиком и наводчиком, частично на нем лежали и вопросы сбыта. Сергей не жалел денег. Он вообще все ценности прятал у Долгушина.
— На тебя не подумают, — смеялся он, — ты писатель, лауреат.
У Долгушина появилась кооперативная квартира, «Волга». Он приобрел массу новых привычек. Стал весьма светским и лощеным.
— Ты проходишь в нашем мире под таинственной кличкой Каин. Тебя боятся, — смеялся Хомутов.
Его взяли внезапно. Он молчал на следствии и суде. Но улики были настолько неопровержимы, что Сергей все же получил высшую меру. У Долгушина остались ценности и деньги, а главное — связи. Он начал «работать» самостоятельно, построив свою империю. Теперь она разваливалась. Но главное — Юрию Петровичу это оказалось как нельзя кстати.
В Союзе художников он сдал свой паспорт и получил заграничный. Бухгалтер, выдавая валюту, сказал с усмешкой:
— На такие деньги не загуляешь, но пива попить можно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Но кличка! Откуда?
— Это работа Хомутова. Пока мы ничего не знаем, как братья нашли друг друга. Знаем только одно — Каина придумал Хомутов, чтобы пугать им своих сообщников. Так родился миф.
— И его боялись?
— Во всяком случае, им пугали коллекционеров.
— Да, действительно говорят «наука умеет много гитик».
— Теперь о Долгушине. Вам известно, что Хомутов ушел к стенке молчком, более того, у него ничего не нашли. Мы со Смолиным предполагаем, что все деньги и ценности переданы Долгушину.
— Странный у нас клиент. Искусствовед, книги…
— Я навел справки. Сам Юрий Петрович может написать только заявление в баню. За него работали негры.
— Как это? Почему тогда они не писали для себя?
— Долгушин отдавал им весь гонорар плюс оказывал массу услуг. Книги и статьи были его общественным лицом.
— Но премия, звание?
— Это действительно было. Но в те страшные годы подобные вещи делались очень легко.
— Мне, Игорь, кажется, что я вижу многоцветный сон.
— А вы пейте, шеф, и проснетесь.
— Любопытно, как вы узнали о неграх?
— Случайно. Наружное наблюдение сообщило, что нынче Долгушин встретился с неким Григорием Мазиным, дальше дело техники.
— Постойте. Я же приказал…
— Его никто не допрашивал, просто мы со Смолиным в кафе сели с ним за один стол. Он-то и, находясь в средней степени опьянения, как любят писать в наших протоколах, поведал нам эту трагическую историю.
— Но почему вам?
— Во-первых, он был пьян. Во-вторых, мы угостили его. В-третьих, и это самое основное, я вместе с ним учился.
— Он знает, где вы работаете?
— Конечно, нет. Он и подумать не мог, что я искусствовед в штатском. Сначала Долгушин писал в соавторстве с Андреем Мининым. Я уверен, что он писал, а Долгушин пробивал. Потом Минин защитился, стал известным искусствоведом, а у Долгушина образовались разные соавторы. Десять лет назад начали появляться статьи, подписанные только его фамилией, потом пришло время книг.
— Вы проверяли это в Ленинке?
— Да. У меня есть список всех его публикаций. Десять лет назад в Москве появился Хомутов, приблизительно в это же время и начался творческий расцвет Долгушина…
Калугин не договорил, в прихожей хлопнула дверь.
— Простите, — Вадим встал.
Дверь комнаты была открыта. Вадим вошел, зажег свет. Марины не было. Он вернулся на кухню, налил себе в бокал коньяк, выпил. Калугин внимательно, с сочувствием глядел на него.
— Простите, Вадим Николаевич, видимо, мой приход был не совсем ко времени. Но вы сами несколько дней назад сказали — о новостях сообщать в любое время.
— Все правильно, Игорь. Все правильно.
— Тогда, если вы позволите, я пойду. Все новости вам известны.
Вадим проводил Калугина, вошел в комнату и погасил свет. Он лег в остель. Наволочка пахла Мариниными духами. Вадим взял сигарету, закурил. Затянулся пару раз и погасил. "Спать, — скомандовал он себе, — спать. Впереди тяжелый день.
Этот день начался для Долгушина с хлопот приятных. Сегодня он получал паспорт и валюту. И хотя об этом он знал еще вчера, он, Юрий Петрович, как человек осторожный, встретился с Гришей. По привычке отругав его за пьянку, он дал ему деньги и забрал почти готовую рукопись. Мало ли что! Он слишком много повидал в жизни, а она приучила его к осторожности. Если быть честным перед собой самим, многие его начинания заканчивались крахом. Получив премию, он начал усиленно ухаживать за дочкой академика, руководителя их монографии, она работала в их институте. Про нее говорили: «Некрасивая — зато стерва». В 1952 году он женился на ней, переехал в огромную квартиру на улице Горького, начал судорожно готовить кандидатскую диссертацию. Тема работы по тем временам была весьма актуальна и проходима. «Роль работ товарища Сталина в советском изобразительном искусстве». В конце 1953 года тестя-академика освободили от всех постов, и он уехал в Гагру, где у него был дом, запивать горе «Кинзмараули». Кандидатскую диссертацию разгромили на заседании сектора, и Долгушину пришлось уйти из института. Женившись на дочке академика, он пошел по неверному пути всех временщиков: немедленно порвал со старыми друзьями и окружил себя подхалимами. Жена его действительно была стервой. В этом он убедился на суде во время развода. Но все же ему удалось разменять огромную квартиру тестя и выбить для себя вполне приличную двухкомнатную. Теперь у него была квартира, одежда, даже мебель. Но полностью отсутствовала такая мелочь, как перспектива. Ему удалось пристроиться в Худфонд. Он ездил по стане с передвижными выставками. Дело это оказалось тяжелым, но хлебным. Но уж слишком близко примыкала его деятельность к УК РСФСР, и он ушел с этой работы. Потом Долгушин подвизался в маленьких музеях, потом стал посредником и экспертом у коллекционеров. Это оказалось простым и вообще-то доходным. В «Национале» он встретился со своим сокурсником Андреем Мининым. Так родился тандем Минин — Долгушин. Андрей был талантлив, но бесконечно инертен. Юрий Петрович доставал материалы, пробивал статьи и брошюры. Но на его горе Андрей женился на редакторе из молодежного издательства, женщине умной и энергичной. Через год Минин защитился, а «творческий коллектив» их распался. Жена не давала Андрею лениться. Но у Долгушина уже образовалось некоторое имя, пусть как у соавтора, но все же образовалось. Он был лауреатом, поэтому соавторы находились. Но все же литература не являлась главным его доходом. Он перепродавал иконы и картины, выступал как подпольный эксперт. Искусствовед, лауреат вызывал доверие у коллекционеров. Так на неговышел Хомутов. Он приехал к Долгушину, привез несколько работ Фаберже. Пил кофе, курил, посмеивался, задавал странные вопросы. Юрий Петрович говорил с ним, и его постоянно не оставляла мысль, что он где-то видел этого человека.
— Послушайте, Юрий Степанович, — сказал ему Хомутов.
— Я Петрович.
— Бросьте, вы — Степанович. И фамилия ваша Хомутов.
— Откуда вы знаете?
— Нашу мать, Юра, — сказал гость, — звали Анна Сергеевна, а отца — Степан Савельевич. Правда?
— У тебя сохранилась фотография, мы вчетвером в Крыму?
Это был его пропавший брат Сергей. Так начался для него новый жизненный этап. Сергей ввел его в дело. Тайно, не раскрывая ни перед кем. Долгушин «работал» в его синдикате оценщиком и наводчиком, частично на нем лежали и вопросы сбыта. Сергей не жалел денег. Он вообще все ценности прятал у Долгушина.
— На тебя не подумают, — смеялся он, — ты писатель, лауреат.
У Долгушина появилась кооперативная квартира, «Волга». Он приобрел массу новых привычек. Стал весьма светским и лощеным.
— Ты проходишь в нашем мире под таинственной кличкой Каин. Тебя боятся, — смеялся Хомутов.
Его взяли внезапно. Он молчал на следствии и суде. Но улики были настолько неопровержимы, что Сергей все же получил высшую меру. У Долгушина остались ценности и деньги, а главное — связи. Он начал «работать» самостоятельно, построив свою империю. Теперь она разваливалась. Но главное — Юрию Петровичу это оказалось как нельзя кстати.
В Союзе художников он сдал свой паспорт и получил заграничный. Бухгалтер, выдавая валюту, сказал с усмешкой:
— На такие деньги не загуляешь, но пива попить можно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62