Полился бурный поток матерщины, отборной площадной грязи. Не выбирая выражений, он орал изо всех сил и, казалось, еще мгновение и его огромный квадратный лоб расколется на две части и из него выпрыгнут огненные чертики…
— Вы, суки, хотите, чтобы братва меня оттрахала? — Мать-перемать. — Если бы эти бабки были моими личными, я бы еще мог подождать, когда вы там раскорячитесь, а так — луидоры на бочку и никаких форс-мажоров! — Расколов мясистой ладонью стукнул по крышке кейса, который Голощеков уже положил на стол, чтобы начать расчет, — и снова мать-перемать и еще раз и еще… — Сколько здесь?
— Я уже сказал: 200 штук, — лицо Голощекова приняло землистый оттенок. — Мой шеф передает тебе свои извинения и обещает в ближайшее время рассчитаться сполна.
— Заткнись, шестерка! Мой шеф, мой шеф! — Расколов скорчил гримасу, явно нарываясь на скандал. — За это время с меня трижды снимут скальп и скажут, что так это и было.
Голощеков держался на последнем рубеже самолюбия. Он не терпел столь унизительных заносов.
Шедов незаметно отстегнул среднюю пуговицу на плаще. От вида Расколова его мутило. Когда образовался крошечный зазор в разговоре, он подчеркнуто отстранено заметил:
— Криками и угрозами ситуацию не поправишь… Нужен конструктив…
— Чего, чего? — взревел Расколов и двинулся на Шедова. Схватив бильярдный кий, он угрожающе оскалил зубы и сделал кием широкий замах. Шедов, сам завзятый бильярдист, прекрасно понимал, что значит 450-граммовая свинчатка, вделанная в державный конец кия…Однако он не шелохнулся, лишь вместе с креслом немного отодвинулся от стола, обеспечивая пространство для своей правой руки. И когда расколов уже опускал кий на голову своего гостя, Шедов из-под полы плаща продемонстрировал «глок», дуло которого смотрело прямо в живот хозяина дома. А вернее, в стрелку шелкового, свисающего до самого гульфика галстука. И Расколов, хоть и был пьян и распален дурью, однако, угрозу быть застреленным не проигнорировал. Но замах он уже не мог сдержать и лишь чуть подправил руку и кий просвистел над самой головой Шедова. Удар пришелся по бутылкам и тарелкам, в которых были остатки еды и которые занимали чуть ли не половину огромного стола…
— Охрана! — мать-перемать, загудел ошеломленный Расколов, понимая свою несостоятельность.
Мгновенно четыре лба, во главе с Кривозубом, обступили их и, не стесняясь, стали демонстрировать численное превосходство, подкрепленное четырьмя пистолетами.
— Заберите у этих туристов стволы! — визжал Расколов. — Они, наверное, думают, что пришли в городской тир… — И опять мать-перемать и еще двадцать раз то же самое…
Однако охрана оказалась умнее своего шизоидного хозяина: «глок-17» Шедова и десятизарядный «мустанг» Голощекова внушали ей страх и почтение. У Расколова от запахов оружейного масла и вида вороненых стволов с лица слетела пунцовость, щеки обвисли и в руках появилась предательская дрожь.
Голощеков взглянул на часы, которые висели над бильярдным столом — до взрыва дамбочки оставалось чуть больше десяти минут. И он, подчиняясь внутренним ощущениям, пошел на обострение ситуации.
— Перестань, Раскол, выпендриваться, мы ведь пока тебе даем, а не отнимаем. Пиши расписку и мы по-хорошему отсюда выметаемся, если, конечно, уберешь с дороги своих лабрадоров.
Расколов подошел к столу и взял пачку сигарет, однако, тут же вернул ее на место. Было видно как тяжело он пережевывает только что сказанное Голощековым. Предпочел сигаретам спиртное: из темной граненной бутылки налил себе почти полный фужер, и, взяв его за тонкую талию двумя пальцами, медленно, чтобы не пролить, поднес ко рту. И так же медленно начал опорожнять бокал. Он напоминал ленивца, которому нет никакого дела до такого пустяка, как время…
— Уведи людей! — гортанно выкрикнул он Кривозубу. — И вы тоже убирайтесь и передайте Арефьеву, что я с него сниму три шкуры и сделаю из них абажур… А тебя помощничек… — мать-перемать, — похороню без гроба и на могилу положу венок из кровельного железа, а вместо памятника — черепушку твоего шефа…
— Гони, Раскол, расписку, — повторил Голощеков. — В комнату снова ввалились люди Кривозуба и недвусмысленно дали понять — аудиенция закончена…
Но Голощеков и сам не стремился продолжать и без того затянувшийся «светский раут». На часах было без пяти минут до взрыва…
Они поднялись и направились к выходу. Первым за Кривозубом шел Голощеков, за ним, пятясь, отступал Шедов. Руки у них находились в карманах плащей, сжимая в ладонях пистолеты.
Вышли в коридор и в обоих его концах увидели людей с напряженными лицами…
— Не спускай глаз с того, который в темных очках, — предупредил Шедова Голощеков. Но Шедов и сам видел, что затемненный парень выделяется среди других и слишком близко его рука находилась к откинутой поле пиджака.
— Ты не забыл отжать предохранитель? — ответил Шедов любезностью на любезность.
Они дошли до угла и повернули направо, в сторону холла, который им еще предстояло пройти. В холле находились еще четверо крепких парней. Двое стояли у самых дверей, и двое других — у столика, на котором Голощеков оставил свой газовый «вальтер». Однако ему никто не предложил забрать его назад.
Послышались торопливые шаги, они приближались и Шедов негромко сказал: «Видимо, Раскол забыл что-то важное нам сказать…» И действительно, Расколов, не удостоив вниманием Шедова, подошел к Голощекову и встал лицом к лицу. Полы его пиджака были расстегнуты, на лацканах серебрилась дорожка из сигаретного пепла, галстук доходил ему почти до колен.
— Сделай, Раскол, одолжение, отвали на пару шагов, а то дышать нечем, — Голощеков, демонстративно отвернулся.
Расколов побагровел, словно до инсульта остались считанные мгновения.
— Закрой щель, — сказал он, и притрись к тому, что я сейчас скажу…Вам с Арефьевым выделено господом Богом всего двадцать четыре часа, после чего вас ждут гробовая доска и вечное блаженство. Понял или повторить по-китайски?
Голощеков демонстративно, свободной рукой, вытащил из кармана мобильник и набрал номер Арефьева. Ответила Злата, голос расстроенный. Он не стал отключаться и громко, чтобы слышали все, сказал: «Злата, передай Герману Олеговичу, что мы заканчиваем визит к господину Расколову. Деньги вручили и, в принципе, нашли с ним общий язык…»
Голощеков, взглянув на Шедова, направился на выход. Однако самым опасным местом мог оказаться участок между крыльцом и воротами. Их свободно могли застрелить из любого окна, хотя и не без риска для тех, кто ждал их у калитки.
Шедов чувствовал, как у него под мышками текут струйки пота, а во рту — ссыхается горячий песок. Он сглотнул горечь и бросил взгляд на здание, откуда только что они вышли. На фронтоне, украшенном лепниной, он прочитал год постройки особняка — 1936.
Когда они уже вплотную подошли к калитке, за воротами послышался автомобильный сигнал. Створки кованных ворот медленно раздвинулись и на территорию въехал серебристый «ровер-800» типа «хэтчбек». Внимание Шедова вдруг привлек овал человеческого лица, мелькнувший в бликах затемненного лобового стекла. Шедов мог поклясться, что это лицо он раньше уже видел.
Едва они успели переступить порог калитки, как охранник в камуфляже с силой ее захлопнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Вы, суки, хотите, чтобы братва меня оттрахала? — Мать-перемать. — Если бы эти бабки были моими личными, я бы еще мог подождать, когда вы там раскорячитесь, а так — луидоры на бочку и никаких форс-мажоров! — Расколов мясистой ладонью стукнул по крышке кейса, который Голощеков уже положил на стол, чтобы начать расчет, — и снова мать-перемать и еще раз и еще… — Сколько здесь?
— Я уже сказал: 200 штук, — лицо Голощекова приняло землистый оттенок. — Мой шеф передает тебе свои извинения и обещает в ближайшее время рассчитаться сполна.
— Заткнись, шестерка! Мой шеф, мой шеф! — Расколов скорчил гримасу, явно нарываясь на скандал. — За это время с меня трижды снимут скальп и скажут, что так это и было.
Голощеков держался на последнем рубеже самолюбия. Он не терпел столь унизительных заносов.
Шедов незаметно отстегнул среднюю пуговицу на плаще. От вида Расколова его мутило. Когда образовался крошечный зазор в разговоре, он подчеркнуто отстранено заметил:
— Криками и угрозами ситуацию не поправишь… Нужен конструктив…
— Чего, чего? — взревел Расколов и двинулся на Шедова. Схватив бильярдный кий, он угрожающе оскалил зубы и сделал кием широкий замах. Шедов, сам завзятый бильярдист, прекрасно понимал, что значит 450-граммовая свинчатка, вделанная в державный конец кия…Однако он не шелохнулся, лишь вместе с креслом немного отодвинулся от стола, обеспечивая пространство для своей правой руки. И когда расколов уже опускал кий на голову своего гостя, Шедов из-под полы плаща продемонстрировал «глок», дуло которого смотрело прямо в живот хозяина дома. А вернее, в стрелку шелкового, свисающего до самого гульфика галстука. И Расколов, хоть и был пьян и распален дурью, однако, угрозу быть застреленным не проигнорировал. Но замах он уже не мог сдержать и лишь чуть подправил руку и кий просвистел над самой головой Шедова. Удар пришелся по бутылкам и тарелкам, в которых были остатки еды и которые занимали чуть ли не половину огромного стола…
— Охрана! — мать-перемать, загудел ошеломленный Расколов, понимая свою несостоятельность.
Мгновенно четыре лба, во главе с Кривозубом, обступили их и, не стесняясь, стали демонстрировать численное превосходство, подкрепленное четырьмя пистолетами.
— Заберите у этих туристов стволы! — визжал Расколов. — Они, наверное, думают, что пришли в городской тир… — И опять мать-перемать и еще двадцать раз то же самое…
Однако охрана оказалась умнее своего шизоидного хозяина: «глок-17» Шедова и десятизарядный «мустанг» Голощекова внушали ей страх и почтение. У Расколова от запахов оружейного масла и вида вороненых стволов с лица слетела пунцовость, щеки обвисли и в руках появилась предательская дрожь.
Голощеков взглянул на часы, которые висели над бильярдным столом — до взрыва дамбочки оставалось чуть больше десяти минут. И он, подчиняясь внутренним ощущениям, пошел на обострение ситуации.
— Перестань, Раскол, выпендриваться, мы ведь пока тебе даем, а не отнимаем. Пиши расписку и мы по-хорошему отсюда выметаемся, если, конечно, уберешь с дороги своих лабрадоров.
Расколов подошел к столу и взял пачку сигарет, однако, тут же вернул ее на место. Было видно как тяжело он пережевывает только что сказанное Голощековым. Предпочел сигаретам спиртное: из темной граненной бутылки налил себе почти полный фужер, и, взяв его за тонкую талию двумя пальцами, медленно, чтобы не пролить, поднес ко рту. И так же медленно начал опорожнять бокал. Он напоминал ленивца, которому нет никакого дела до такого пустяка, как время…
— Уведи людей! — гортанно выкрикнул он Кривозубу. — И вы тоже убирайтесь и передайте Арефьеву, что я с него сниму три шкуры и сделаю из них абажур… А тебя помощничек… — мать-перемать, — похороню без гроба и на могилу положу венок из кровельного железа, а вместо памятника — черепушку твоего шефа…
— Гони, Раскол, расписку, — повторил Голощеков. — В комнату снова ввалились люди Кривозуба и недвусмысленно дали понять — аудиенция закончена…
Но Голощеков и сам не стремился продолжать и без того затянувшийся «светский раут». На часах было без пяти минут до взрыва…
Они поднялись и направились к выходу. Первым за Кривозубом шел Голощеков, за ним, пятясь, отступал Шедов. Руки у них находились в карманах плащей, сжимая в ладонях пистолеты.
Вышли в коридор и в обоих его концах увидели людей с напряженными лицами…
— Не спускай глаз с того, который в темных очках, — предупредил Шедова Голощеков. Но Шедов и сам видел, что затемненный парень выделяется среди других и слишком близко его рука находилась к откинутой поле пиджака.
— Ты не забыл отжать предохранитель? — ответил Шедов любезностью на любезность.
Они дошли до угла и повернули направо, в сторону холла, который им еще предстояло пройти. В холле находились еще четверо крепких парней. Двое стояли у самых дверей, и двое других — у столика, на котором Голощеков оставил свой газовый «вальтер». Однако ему никто не предложил забрать его назад.
Послышались торопливые шаги, они приближались и Шедов негромко сказал: «Видимо, Раскол забыл что-то важное нам сказать…» И действительно, Расколов, не удостоив вниманием Шедова, подошел к Голощекову и встал лицом к лицу. Полы его пиджака были расстегнуты, на лацканах серебрилась дорожка из сигаретного пепла, галстук доходил ему почти до колен.
— Сделай, Раскол, одолжение, отвали на пару шагов, а то дышать нечем, — Голощеков, демонстративно отвернулся.
Расколов побагровел, словно до инсульта остались считанные мгновения.
— Закрой щель, — сказал он, и притрись к тому, что я сейчас скажу…Вам с Арефьевым выделено господом Богом всего двадцать четыре часа, после чего вас ждут гробовая доска и вечное блаженство. Понял или повторить по-китайски?
Голощеков демонстративно, свободной рукой, вытащил из кармана мобильник и набрал номер Арефьева. Ответила Злата, голос расстроенный. Он не стал отключаться и громко, чтобы слышали все, сказал: «Злата, передай Герману Олеговичу, что мы заканчиваем визит к господину Расколову. Деньги вручили и, в принципе, нашли с ним общий язык…»
Голощеков, взглянув на Шедова, направился на выход. Однако самым опасным местом мог оказаться участок между крыльцом и воротами. Их свободно могли застрелить из любого окна, хотя и не без риска для тех, кто ждал их у калитки.
Шедов чувствовал, как у него под мышками текут струйки пота, а во рту — ссыхается горячий песок. Он сглотнул горечь и бросил взгляд на здание, откуда только что они вышли. На фронтоне, украшенном лепниной, он прочитал год постройки особняка — 1936.
Когда они уже вплотную подошли к калитке, за воротами послышался автомобильный сигнал. Створки кованных ворот медленно раздвинулись и на территорию въехал серебристый «ровер-800» типа «хэтчбек». Внимание Шедова вдруг привлек овал человеческого лица, мелькнувший в бликах затемненного лобового стекла. Шедов мог поклясться, что это лицо он раньше уже видел.
Едва они успели переступить порог калитки, как охранник в камуфляже с силой ее захлопнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43