— Владимир Владимирович, если бы я вас не уважал, если бы не ваше искреннее желание вытащить страну из трясины, я вынужден был бы в такой ситуации насексотить на вас Совету Федерации… Это же уму непостижимо: ядерный чемоданчик остается в руках не главнокомандующего, а человека, который не служил в армии ни одного дня…
— Ельцин тоже не служил, а лично я был за него спокоен. И за тебя буду спокоен. Ты уравновешенный интеллектуал и справишься, что бы тут за эти три ни произошло. А насчет кейса… Ты, может, не знаешь, что в августе 1991 года… во время путча один из трех ядерных кейсов был потерян. Причем президентский, который был у Горбачева…
…Путин мысленно часто возвращался к этой теме. В августе 1991 года он был вызван из Германии в «Аквариум» , Главное разведуправление, где должно было быть принято кардинальное решение по многим нелегальным разведгруппам, работающим в Западной Европе и в США. Политические события стремительно развивались, Союз и его страны-сателлиты так же стремительно разваливались вместе со своими спецслужбами. Нужно было срочно в одних случаях обрубать все конспиративные концы, в других — постараться связать их покрепче и оставить «узлы» до более подходящих времен.
В Москву из Берлина он прибыл 18 августа и сразу же был принят начальником Управления Федоровым. Разговор не обещал ничего хорошего, что, собственно, и случилось. После него у Путина на сердце остался лежать тяжелый камень. Шеф не держался за свое место, и, как профессионал, понимал, куда катится страна и что может сулить этот сумасшедший разгон. После обсуждения главной темы — сохранения резидентуры в странах Западной и Восточной Европы — Федоров дал прослушать магнитопленку, которую он достал из сейфа. Запись была отличная, но ее содержание повергло Путина в ужас. Разговаривали двое: министр обороны Язов и председатель КГБ Крючков. Речь шла о вводе в Москву элитных частей, расквартированных под Москвой — Кантимировской, Таманской дивизий и дивизии имени Дзержинского. Крючков тоном и матерными вставками склонял маршала к незамедлительному согласию. Но старый вояка не спешил, он расспрашивал Крючкова — кто пойдет с ними? И зазвучали имена: Янаева, Пуго, начальника Генштаба Моисеева, Главкома сухопутных сил генерала армии Варенникова, начальника штаба войск ПВО генерал-полковника Мальцева… Когда разговор зашел о президенте России Ельцине, Крючков сделал паузу. Было даже слышно, как он нервно сглотнул слюну, видимо, то, что он собирался сказать Язову, было и для него самого непростым делом. Но все же сказал: «Этого бугая надо валить. Если мы этого не сделаем сейчас, потом все умоемся кровью». «А кто этим займется? — наивностью повеяло от слов Язова. — Армия такими делами не занимается. „ И опять пауза и снова нервный спазм в горле шефа КГБ: „Этим займется генерал-лейтенант Поливанов. Он со своими людьми блокирует Архангельское, куда после возвращения из Казахстана должен возвратиться Ельцин со своей челядью… Если, конечно, ему удастся благополучно прилететь из Казахстана… У него небольшая охрана и мы ее сомнем в две минуты…“ „Когда вводить части в Москву?“ — тяжело отдыхиваясь, спросил Язов. «В ночь с восемнадцатого на девятнадцатое… И не дрейфь, Дима, все будет конституционно оформлено. Детали обговорим на совещании…“
— Это государственный переворот, Володя, — Федоров выключил магнитофон и закурил. — Я бы собственной рукой пустил Горбачеву пулю в лоб да и на Ельцина не пожалел бы пороху, но то, что замышляют эти сукины дети, не поддается никакому объяснению.
— Я лучше думал о Моисееве, — Путин мысленно раскладывал пасьянс — какая роль во всей этой жуткой истории уготована ему, резиденту ГРУ, подполковнику Владимиру Путину? Однако ему помог сам Федоров.
— Они и в мою сторону закидывали петельки, но я дал им понять, что в такие игры не играю. Но и стоять на обочине мне тоже нельзя, слишком большие ставки. Черт с ним, с Горбачевым, он сам окружил себя язовыми и крючковыми, но Ельцина отдавать глупо. Я уверен, общество не подпишется на государственный переворот и начнется разнос. Придется вспомнить песни гражданской войны и ее похоронные марши… Словом, если ты, подполковник, в принципе согласен со мной… ну, если ты внутренне не с Крючковым…
Путин покачал головой.
— А если так, то бери наших сорвиголов… Полста спецназовцев тебе хватит?
— Смотря для какой цели…
— Чтобы помешать Поливанову и сохранить Ельцина. А там все будет зависеть от того, как будут развиваться события. Но мы к ним должны быть готовы. Сегодня, сейчас… Возможно, мы уже в чем-то запаздываем…
А события, между тем, развивались в темпе рок-н-ролла. По оперативной информации контрразведки, самолет с Ельциным, который в 22 часа по московскому времени должен приземлиться в аэропорту Внуково, готовилась захватить одна из групп «девятки» , то есть 9-го Управления КГБ. Того самого подразделения, которым командовал генерал Поливанов. Видимо, в штабе тех, кто задумал переворот, созрел более радикальный план по захвату и изоляции главы российского государства.
Вот тогда и произошла первая «рабочая» встреча Путина с наставником курсантов-разведчиков Штормом. Совещались в его кабинете. Путин запомнил его слова: «Я не поклонник Ельцина, но другого козыря я пока не вижу». И сразу же выявилась проблема: как президента предупредить об опасности, ведь ни они с ним, ни он с ними лично не знаком. Весь диалог будет эфирный, попробуй убедить да еще труднее поверить в то, что они собирались ему сказать.
Шторм нашел выход. Кто-то из домочадцев Ельцина должен находиться в доме на Тверской. В крайнем случае — в Архангельском… Но у них очень мало оставалось времени. Стали звонить. Сначала на городскую квартиру. Ответил мужской тихий голос. Шторм представился депутатом. Мужской голос просто объяснил, что его тесть в командировке с Наиной Иосифовной, а Татьяна в городе. Сейчас должна придти…
На старом «москвиче» Шторма они направились в центр Москвы и около восьми часов были возле президентского дома. Охрану, переодетую в милицейскую форму, долго не пришлось упрашивать. Это еще была та пора, когда гербастые удостоверения играли большую роль, чем краснокожие паспортины…
Шторм остался внизу. Путин один взбежали на этаж и позвонил. Дверь не была заперта, она бесшумно отворилась и на пороге предстала молодая женщина с коротко подстриженными волосами. Она с интересом оглядела незнакомца и особо выделила элегантный, явно импортного покроя, костюм и длинный в синюю клеточку галстук. Голубые, спокойные глаза… Она пригласила гостя войти.
В помещении пахло ванилью и флоксами. Слева, на журнальном столике, в синей вазе стоял пышный букет. Разговор состоялся прямо в прихожей. Женщина, выслушав Путина, не сразу осознала, что от нее хотят. На лице проявилась целая гамма противоречивых чувств.
— Я не понимаю, за чем мне ехать с вами на аэродром, — женщина явно волновалась и, не обращая внимания на гостя, повернулась к зеркалу и стала поправлять прическу.
Путин взглянул на часы. Он тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Понимал: его неожиданный визит в дом президента и не очень убедительный разговор, конечно же, могут показаться подозрительными. Но, отбросив сомнения, он твердо сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108