Пахло воском и тем, что исходит от лампадок, висевших перед ликами святых.
Когда они уселись за большой дубовый стол, патриарх, раскрасневшийся и заметно возбужденный спросил о здоровье президента, что-то сказал о втором Спасе и умолк, давая высокопоставленному гостю изложить причину своего приезда. Путину было не по себе. Он никогда не считал себя глубоко верующим человеком, хотя и думал, что мир в таком виде, каков он есть, не может существовать сам по себе, без чьей-то рукотворной заботы о всем сущем. Может быть, Бог — это мирозданье, вечное и бесконечное? Или природа — от травинки до темного Космоса — и есть суть божественная, смотрящая и руководящая всеми помыслами человека… Однако, когда он окончательно для себя решил пойти Туда, в его душе что-то стронулось, она ощутила одиночество, томление, утолить которое могло только чье-то доверительное напутственное слово.
Еще во времена работы в Санкт-Петербурге у него сложились неплохие отношения с патриархом, а затем им приходилось встречаться уже в Москве, когда он стал главой кабинета министров.
— Я, святейший, хотел бы с вами поговорить наедине, — сказал Путин и посмотрел на своего охранника. — Никаких, Анатолий, секретов, просто есть вещи, которые не проговариваются публично.
Патриарх поднялся и они вышли из кабинета. По длинному узкому коридору, с несколькими поворотами, они дошли до лестницы, ведущей вниз. Путин шел и по привычке считал ступени — их было двадцать три, не считая узкой каменной площадки. От нее вел еще один узкий проход, по которому они подошли к такой же узкой, выкрашенной в золотистый цвет двери. Первым вошел патриарх и, попридержав дверь, пригласил за собой президента. Эта была крошечная монашеская келья с одной большой иконой и тремя лампадками, тихо горевшими перед Николаем Чудотворцем. Справа, у стены, стоял топчан, рядом с ним пуфик, обтянутый той же материей, из которой шьют золоченые ризы.
— Садитесь, Владимир Владимирович, на ложе, а я пристроюсь на этом стульчике… Вы, наверное, хотите исповедаться?
Путин, все еще испытывая неловкость, уселся на топчан и сложил кисти рук в коленях. Он чувствовал себя зависимым и это его смущало.
— Я хотел бы получить от вас благословение. Я намерен совершить одно очень важное государственное деяние и мне нужна ваша помощь.
— Не моя, вам нужна помощь Бога, вам нужна поддержка и опека нашего Иисуса Христа…
— Очень нужна, отец Алексий, очень… И покаяться у меня есть в чем, — Путин при этих словах зарделся, уж больно по-ученически звучали его слова.
— Покайтесь, легче на душе станет, — патриарх взял с тумбочки лежащую на серебряном блюдце просвиру, разломил ее, затем налил из серебряного кувшина вина в крошечный ковшик и протянул Путину. Сказал: — Это после исповедания… Говорите… — И начал читать молитву…
— Не знаю большой ли это грех, но я очень радовался, когда стал президентом, и думал об этом день и ночь и радовался, как ребенок… Я даже просыпался ночью и думал о том, что стал главным лицом во всей России. Мне было стыдно, но все равно, радость переполняла все мое существо… Хотя я знаю, что есть люди более достойные меня, но президентом стал я…
Патриарх, перестав шевелить губами, положил руку на колено президента, и едва уловимая улыбка скользнула в складках его губ.
— Это не большой грех. Радость — божественная примета. Горе, уныние — это плохо, греховно. Вот если бы вас одолела гордыня, спесь, но ведь этого не было. А если стали президентом вы, а не тот человек, который, по вашему разумению, мог бы им стать, то произошло это исключительно по велению Бога, значит, ему так было угодно, — Алексий протянул Путину просвиру и крошечный ковшик с вином.
Он почувствовал во рту пресноту и легкую сладость: вино и просвира, смешавшись, превратились в противную кашицу, которую он с трудом проглотил.
Патриарх, прикрыв веки, монотонно, успокоено начал читать молитву — это святейший благословлял российского президента на благие дела…
…И кто знает, может, молитва, может, сила небесная спасли его в тот день. После патриархии он заехал в Кремль, чтобы подписать несколько указов и переговорить с министром экономики о поправках в готовящейся бюджет. Все шло по расписанию, которое ему каждый день творил глава президентской администрации Волошин. Поначалу, когда Путин пришел в Кремль, Александр Стальевич ему не приглянулся. Показалось, что слишком инициативен, много берет на себя из того круга вопросов, которые относятся исключительно к прерогативе президента. Однако по мере того как новый президент постигал технологию кремлевской кухни, многое пришлось пересмотреть и в том числе, место в этой технологии Волошина. Мало того что тот педант, точный, как эталонный метр, он еще умел предвосхищать события, напрямую к его обязанностям не относящиеся. И был обходительным, чутким и не бросался словами. Умел слушать и умел убедительно обосновывать свои предложения.
И когда президент уже собирался уезжать из Кремля, в кабинет вошел Волошин и рассказал о звонке из штаба ВМС. Главком морскими силами Куроедов приглашал Путина на ученья Северного флота, которые должны были проводиться в Баренцевом море. Предполагался запуск с подводного положения двух межконтинентальных ракет. Событие намечено на 12 августа.
— Это, конечно, не рядовое событие, — сказал Волошин, — но чревато непредсказуемыми последствиями. К сожалению, ракетные пуски не всегда бывают абсолютно безопасными… Завтра от вашего имени я обещал дать Куроедову ответ…
— Жаль, но придется отказаться от столь заманчивого предложения, — Путин сел за столик для посетителей и жестом пригласил сесть за него Волошина. Беседа носила неформальный оттенок. — Утром 10 августа я улетаю в Бочаров ручей, всего на пару дней, так что, Александр Стальевич, вам придется тут отдуваться за меня. Если можно, на эти два дня не намечайте никаких официальных мероприятий…
— Да вроде бы ничего такого и не намечается. Август нынче… тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, напоминает мертвый сезон…
— К сожалению, это обманчивая тишина, — сказал Путин и повторил недавно прочитанное: — Нигде нет причин для смятенья, а беды налетают, откуда мы их меньше всего ждем…
Волошин не сразу вспомнил, откуда эти строки, однако, сорок минут спустя после отъезда Путина, когда Волошину позвонил секретарь Совета безопасности Сергей Иванов и сказал, что на президента совершено покушение, в сознании произошло озарение: да это же великий Сенека предсказал то, что произошло и чего «мы меньше всего ждем»…
А случилось это на федеральной дороге А105, в шести километрах от Рублевского шоссе. Путин в сопровождении пяти машин направлялся в Барвиху — он считал своим долгом посетить Ельцина перед столь важной своей командировкой. Он заметил, что этот человек несет ему удачу и на сей раз он надеялся аккумулировать от своего предшественника толику везенья.
Не доезжая до Раздоров метров восемьсот, со стороны подлеска, который прорезала незаметная проселочная дорога, вырвался красный спортивный «феррари» и, что называется, на всех газах понесся в сторону шоссе. Машина-лидер уже прошла критический угол, за ней на скорости более 150 километров в час неслись остальные автомобили президентского кортежа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Когда они уселись за большой дубовый стол, патриарх, раскрасневшийся и заметно возбужденный спросил о здоровье президента, что-то сказал о втором Спасе и умолк, давая высокопоставленному гостю изложить причину своего приезда. Путину было не по себе. Он никогда не считал себя глубоко верующим человеком, хотя и думал, что мир в таком виде, каков он есть, не может существовать сам по себе, без чьей-то рукотворной заботы о всем сущем. Может быть, Бог — это мирозданье, вечное и бесконечное? Или природа — от травинки до темного Космоса — и есть суть божественная, смотрящая и руководящая всеми помыслами человека… Однако, когда он окончательно для себя решил пойти Туда, в его душе что-то стронулось, она ощутила одиночество, томление, утолить которое могло только чье-то доверительное напутственное слово.
Еще во времена работы в Санкт-Петербурге у него сложились неплохие отношения с патриархом, а затем им приходилось встречаться уже в Москве, когда он стал главой кабинета министров.
— Я, святейший, хотел бы с вами поговорить наедине, — сказал Путин и посмотрел на своего охранника. — Никаких, Анатолий, секретов, просто есть вещи, которые не проговариваются публично.
Патриарх поднялся и они вышли из кабинета. По длинному узкому коридору, с несколькими поворотами, они дошли до лестницы, ведущей вниз. Путин шел и по привычке считал ступени — их было двадцать три, не считая узкой каменной площадки. От нее вел еще один узкий проход, по которому они подошли к такой же узкой, выкрашенной в золотистый цвет двери. Первым вошел патриарх и, попридержав дверь, пригласил за собой президента. Эта была крошечная монашеская келья с одной большой иконой и тремя лампадками, тихо горевшими перед Николаем Чудотворцем. Справа, у стены, стоял топчан, рядом с ним пуфик, обтянутый той же материей, из которой шьют золоченые ризы.
— Садитесь, Владимир Владимирович, на ложе, а я пристроюсь на этом стульчике… Вы, наверное, хотите исповедаться?
Путин, все еще испытывая неловкость, уселся на топчан и сложил кисти рук в коленях. Он чувствовал себя зависимым и это его смущало.
— Я хотел бы получить от вас благословение. Я намерен совершить одно очень важное государственное деяние и мне нужна ваша помощь.
— Не моя, вам нужна помощь Бога, вам нужна поддержка и опека нашего Иисуса Христа…
— Очень нужна, отец Алексий, очень… И покаяться у меня есть в чем, — Путин при этих словах зарделся, уж больно по-ученически звучали его слова.
— Покайтесь, легче на душе станет, — патриарх взял с тумбочки лежащую на серебряном блюдце просвиру, разломил ее, затем налил из серебряного кувшина вина в крошечный ковшик и протянул Путину. Сказал: — Это после исповедания… Говорите… — И начал читать молитву…
— Не знаю большой ли это грех, но я очень радовался, когда стал президентом, и думал об этом день и ночь и радовался, как ребенок… Я даже просыпался ночью и думал о том, что стал главным лицом во всей России. Мне было стыдно, но все равно, радость переполняла все мое существо… Хотя я знаю, что есть люди более достойные меня, но президентом стал я…
Патриарх, перестав шевелить губами, положил руку на колено президента, и едва уловимая улыбка скользнула в складках его губ.
— Это не большой грех. Радость — божественная примета. Горе, уныние — это плохо, греховно. Вот если бы вас одолела гордыня, спесь, но ведь этого не было. А если стали президентом вы, а не тот человек, который, по вашему разумению, мог бы им стать, то произошло это исключительно по велению Бога, значит, ему так было угодно, — Алексий протянул Путину просвиру и крошечный ковшик с вином.
Он почувствовал во рту пресноту и легкую сладость: вино и просвира, смешавшись, превратились в противную кашицу, которую он с трудом проглотил.
Патриарх, прикрыв веки, монотонно, успокоено начал читать молитву — это святейший благословлял российского президента на благие дела…
…И кто знает, может, молитва, может, сила небесная спасли его в тот день. После патриархии он заехал в Кремль, чтобы подписать несколько указов и переговорить с министром экономики о поправках в готовящейся бюджет. Все шло по расписанию, которое ему каждый день творил глава президентской администрации Волошин. Поначалу, когда Путин пришел в Кремль, Александр Стальевич ему не приглянулся. Показалось, что слишком инициативен, много берет на себя из того круга вопросов, которые относятся исключительно к прерогативе президента. Однако по мере того как новый президент постигал технологию кремлевской кухни, многое пришлось пересмотреть и в том числе, место в этой технологии Волошина. Мало того что тот педант, точный, как эталонный метр, он еще умел предвосхищать события, напрямую к его обязанностям не относящиеся. И был обходительным, чутким и не бросался словами. Умел слушать и умел убедительно обосновывать свои предложения.
И когда президент уже собирался уезжать из Кремля, в кабинет вошел Волошин и рассказал о звонке из штаба ВМС. Главком морскими силами Куроедов приглашал Путина на ученья Северного флота, которые должны были проводиться в Баренцевом море. Предполагался запуск с подводного положения двух межконтинентальных ракет. Событие намечено на 12 августа.
— Это, конечно, не рядовое событие, — сказал Волошин, — но чревато непредсказуемыми последствиями. К сожалению, ракетные пуски не всегда бывают абсолютно безопасными… Завтра от вашего имени я обещал дать Куроедову ответ…
— Жаль, но придется отказаться от столь заманчивого предложения, — Путин сел за столик для посетителей и жестом пригласил сесть за него Волошина. Беседа носила неформальный оттенок. — Утром 10 августа я улетаю в Бочаров ручей, всего на пару дней, так что, Александр Стальевич, вам придется тут отдуваться за меня. Если можно, на эти два дня не намечайте никаких официальных мероприятий…
— Да вроде бы ничего такого и не намечается. Август нынче… тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, напоминает мертвый сезон…
— К сожалению, это обманчивая тишина, — сказал Путин и повторил недавно прочитанное: — Нигде нет причин для смятенья, а беды налетают, откуда мы их меньше всего ждем…
Волошин не сразу вспомнил, откуда эти строки, однако, сорок минут спустя после отъезда Путина, когда Волошину позвонил секретарь Совета безопасности Сергей Иванов и сказал, что на президента совершено покушение, в сознании произошло озарение: да это же великий Сенека предсказал то, что произошло и чего «мы меньше всего ждем»…
А случилось это на федеральной дороге А105, в шести километрах от Рублевского шоссе. Путин в сопровождении пяти машин направлялся в Барвиху — он считал своим долгом посетить Ельцина перед столь важной своей командировкой. Он заметил, что этот человек несет ему удачу и на сей раз он надеялся аккумулировать от своего предшественника толику везенья.
Не доезжая до Раздоров метров восемьсот, со стороны подлеска, который прорезала незаметная проселочная дорога, вырвался красный спортивный «феррари» и, что называется, на всех газах понесся в сторону шоссе. Машина-лидер уже прошла критический угол, за ней на скорости более 150 километров в час неслись остальные автомобили президентского кортежа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108