Часть Шестая
Глава 23
Крошечные ножки, сучащие по моему животу, вывели меня из мечтательной дремоты. В одно мгновение в голове пронеслись яркие живые образы минувших дней, недель и месяцев. Слова протеста так и заглохли на моих губах, когда Тутеми уложила мне на живот Хоашиве. Я взяла младенца на руки, чтобы не разбудить Тешому, уснувшую в моем гамаке в ожидании, пока я проснусь. Достав погремушку Хоашиве из нанизанных на лиану лягушачьих черепов, которая висела у изголовья моего гамака, я повертела ею перед малышом. Тот, радостно гукая, потянулся за игрушкой.
– Ты уже не спишь? – пробормотала Тешома, легонько коснувшись моей щеки. – Я думала, ты целый день будешь спать.
– Я думала обо всем, что увидела и чему научилась с тех пор, как пришла сюда, – сказала я, беря ее ручку в свою. Узкая ладошка, длинные изящной формы пальцы выглядели удивительно взрослыми для пятилетней девочки и резко контрастировали с детскими ямочками на щеках. -Я и не заметила, что солнце уже взошло.
– Ты даже не заметила, как мои братья выбрались из твоего гамака, когда испеклись бананы, – сказала Тешома. – Ты так крепко задумалась? – Нет, – рассмеялась я. – Это было больше похоже на сновидение. Кажется, время остановилось с того дня, как я пришла в шабоно.
– А по-моему, прошло много времени, – серьезно заметила Тешома, гладя мягкие волосики своего сводного брата. – Когда ты к нам только пришла, младенец еще спал в животе у Тутеми. Я хорошо помню день, когда мои мамы нашли тебя. – И, захихикав, девочка уткнулась мне лицом в шею. – Я знаю, почему ты тогда плакала. Ты боялась моего дядю Ирамамове – у него уродливое лицо.
– В тот день, – заговорщицки прошептала я, – я боялась всех Итикотери. – Почувствовав, как по животу потекло что-то теплое и мокрое, я на вытянутых руках чуть отстранила от себя Хоашиве.
Сидящий верхом на своем гамаке Этева весело заулыбался, глядя, как его сын пускает струю в огонь очага.
– Всех нас? – спросила Тешома. – Даже моего отца и дедушку? Даже моих мам и старую Хайяму? – Наклонившись к моему лицу, она недоверчиво и чуть встревоженно всмотрелась в мои глаза, словно пытаясь что-то найти в них. – Ты и меня боялась? – Нет. Тебя я не боялась, – заверила я ее, подбрасывая в воздух улыбающегося Хоашиве.
– И я тебя не боялась. – Со вздохом облегчения Тешома откинулась в гамаке. – Я не спряталась, как почти все дети, когда ты в первый раз вошла к нам в хижину. Мы слышали, что белые люди очень высокие и волосатые, как обезьяны. А ты была такая маленькая. Я знала, что ты не можешь быть настоящей белой.
Надежно закрепив на спине корзину, Тутеми взяла у меня с колен ребенка и ловко усадила его в петлю из мягкого луба у себя на груди. – Готово, – сказала она, улыбнувшись и вопросительно взглянула на Этеву и Ритими.
Этева усмехнулся и взял в руки мачете, лук и стрелы.
– Ты придешь попозже? – спросила Ритими, поправляя в носу длинную тонкую палочку. Уголки ее рта, лишенные привычных палочек, приподнялись в улыбке, обозначив ямочки на щеках. Словно почувствовав мою нерешительность, Ритими не стала дожидаться ответа и вслед за мужем и Тутеми пошла на огороды.
– Хайяма идет, – прошептала Тешома. – Хочет знать, почему ты не пришла есть печеные бананы. – Девочка выскользнула из гамака и побежала к играющей неподалеку компании ребятишек.
Хайяма, что-то ворча себе под нос, прошла через хижину Тутеми. Ее старческая кожа длинными вертикальными складками висела на бедрах и животе. Напустив на себя строгую мину, она подала мне половинку калабаша с банановым пюре. Потом со вздохом уселась в гамак Ритими и стала раскачиваться, возя рукой по земле, явно завороженная ритмичным поскрипыванием узла на лиане. – Жаль, что мне так и не удалось тебя откормить, – после долгого молчания сказала старуха.
Я стала убеждать Хайяму, что ее бананы творят настоящие чудеса, и что еще немного, и я даже начну толстеть.
– Не так уж много этого времени, – тихо заметила Хайяма. – Ты же уйдешь в миссию.
– Что? – вскричала я, пораженная недвусмысленностью ее тона. – Кто такое говорит? – Милагрос перед уходом взял с Арасуве обещание, что если нам придется перебраться на один из старых огородов в глубине леса, то тебя мы с собой не возьмем. – Черты Хайямы смягчило ностальгическое, почти мечтательное выражение глаз, когда она напомнила, что довольно много семей уже ушло на старые огороды еще несколько недель назад. Полагая, что они скоро вернутся, я не обратила тогда на это внимания. Хайяма же говорила дальше, что большое семейство Арасуве со всеми его родными и двоюродными братьями, сыновьями и дочерьми не отправилось вслед за остальными по той простой причине, что вождь ожидает вестей от Милагроса.
– Значит, жители покинут это шабоно? –спросила я. – А как же здешние огороды? Их же совсем недавно расширили. И что будет с молодыми посадками бананов? – взволнованно продолжала спрашивать я.
– Они будут расти. – Лицо Хайямы сморщилось в веселой улыбке. – Здесь останутся старики и большинство детей. Мы построим временные хижины поближе к банановым посадкам, потому что никому неохота жить в опустевшем шабоно. Мы будем ухаживать за огородами, пока не вернутся остальные. К тому времени созреют и бананы, и плоды раша, и снова наступит пора праздника.
– Но почему уходит так много народу Итикотери? – спросила я. – Разве здесь недостаточно еды? Хайяма сказала напрямик, что с продовольствием сейчас туго, однако подчеркнула, что старые огороды превратились в настоящую кормушку для обезьян, птиц, агути, пекари и тапиров. Там мужчины смогут без особого труда охотиться, а женщины отыщут на огородах множество кореньев и плодов, чтобы продержаться, пока не будет дичи. – К тому же, – продолжала Хайяма, – временное переселение всегда полезно, особенно после набега. Не будь я так стара, я бы тоже ушла.
– Как на выходной, – заметила я.
– Да. Выходной, – рассмеялась Хайяма, когда я объяснила значение слова. – О, как бы я хотела пойти и сидеть себе в тени, объедаясь плодами кафу.
Деревья кафу высоко ценятся за их кору и лубяные волокна. Гроздья плодов, величиной около десяти дюймов каждый, теснятся на одном общем стебле. Мясистый желеобразный плод полон крошечных семян и по вкусу напоминает перезрелый инжир.
– Если мне нельзя перебраться с Арасуве и его семейством на старые огороды, – сказала я, присев у изголовья Хайямы, – тогда я останусь с тобой. Мне незачем возвращаться в миссию. Мы вместе станем ждать возвращения остальных.
В глазах Хайямы, остановившихся на моем лице, появился неестественный блеск. Медленно, тщательно обдумывая каждое слово, она растолковала мне, что хотя и не в обычаях их племени учинять набеги на опустевшие шабоно или убивать стариков и детей, Мокототери наверняка устроят какую-нибудь пакость, если узнают, – а старуха заверила меня, что узнают непременно, – что я осталась в незащищенной деревне.
Меня пробрала дрожь при воспоминании о том, как несколько недель назад в шабоно явилась ватага мужчин Мокототери, вооруженных дубинками, и потребовала возвращения своих женщин. После бурного обмена угрозами и оскорблениями Арасуве заявил воинам Мокототери, что по дороге домой они сами освободили одну из похищенных женщин. Он подчеркнул, что их ни на минуту не ввела в заблуждение ее уловка со змеиным укусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67