экран под ванну венге 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Мало кто носил на себе эти особые знаки каторжников. Большинство умирало, проведя там год или два. Редко кому удавалось бежать. И даже тогда опасность не исчезала. Для беглого каторжника быть пойманным властями означало отправиться на виселицу, да еще после таких пыток, какие только мог изобрести судья — от дыбы до вытягивания, четвертования и медленного сдавливания головы, пока она не треснет. Шрамы означали больше, чем каторжное клеймо: это был смертный приговор.
Гастон и Жан привыкли к их виду и почти не обращали внимания. Если Рене и удивился, то у него, видимо, хватило сообразительности сделать вывод о причине и последствиях, поскольку он ни о чем не спросил…
Наконечник стрелы был с зазубринами, поэтому извлечь его можно было только одним способом — вырезать. Проделать это, не причинив еще больше вреда, было нелегко.
Сирен почистила свой нож песком, потом сунула лезвие в костер, в раскаленные угли. Она дала Пьеру выпить стакан бренди, им же смыла кровь с его спины. Некоторые советовали прижигать раны горящим бренди, но Сирен не видела в том необходимости. То, что так сильно обжигает глотку, обладает достаточной силой, чтобы предотвратить нагноение.
Гастон улегся и быстро заснул, измученный работой и лечением. Поэтому помогать Сирен пришлось Жану. Однако она и в мыслях не держала доверить ему нож и вообще не была уверена, что он ей хоть чем-нибудь будет полезен. Жан мог выпотрошить и освежевать оленя быстрее, чем большинство сумело бы отыскать у него хвост или без колебаний снять с индейца-предателя скальп, чтобы получить за него премию, но зеленел при виде крови своих близких и особенно своей собственной. Ему уже стало не по себе при виде того, как Сирен зашивает рану Гастона. Когда она попросила его помочь и натянуть тугую кожу Пьера вокруг засевшей стрелы, то заметила, что у него слегка дрожат руки.
Жан сделал, как ему было сказано, но сглотнул, словно в горле застрял ком, и отвернулся, когда она вынула раскаленный добела нож и помахала им, чтобы остудить. Она не могла винить его; предстоявшая операция ей самой не доставляла удовольствия. Она крепко стиснула рукоятку, для верности придерживая ее у основания лезвия указательным пальцем.
Жан совершил ошибку, взглянув в тот самый миг, когда первая ярко-алая капля выступила возле острия. Он пошатнулся со слабым стоном, уронив руки. Сирен попыталась подхватить его свободной рукой.
Быстрое движение — и Рене оказался рядом. Он отвел Жана в сторону и усадил на поваленное дерево, потом вернулся к Сирен.
— Разреши это сделать мне, — попросил он, глядя в ее побелевшее лицо, и протянул руку за ножом.
— Ты умеешь?
— Могу попробовать. Мне приходилось видеть, как обрабатывают раны.
Где он мог это видеть, на дуэли? Впрочем, это не имело значения. Перед тем как снова обернуться к Рене, она быстро бросила через плечо взгляд на раненого и спросила:
— Пьер?
Старший Бретон внимательно наблюдал за ними, несмотря на боль, от которой по обеим сторонам его рта прорезались глубокие складки.
— Как угодно, дорогая, лишь бы поскорее.
Сирен еще секунду колебалась. Возможно, ее убедила некая уверенность, которую она разглядела в глубине серых глаз Рене, или причиной было нежелание проделать это самой. Как бы то ни было, это оказалось решающим.
Она отдала ему нож и заняла место Жана. Они расширили рану, обнажив наконечник стрелы, и потом выдернули ее из тела. Сирен снова промыла рану бренди, скрепила ее края несколькими стежками и туго забинтовала.
Когда все было закончено, Рене снова наполнил стакан Пьера из бочонка и щедро плеснул бренди еще в два. Один он вручил Сирен, потом поднял свой стакан в ее честь.
— Спасибо, — сказала Сирен.
— Не благодари, ты это заслужила.
— Ты тоже.
Она глотнула обжигающей жидкости, и пока та устремилась вниз по горлу, ее занимала мысль, где же Рене мог научиться так ловко управляться с ножом и привыкнуть к ранам. Некоторые рождались с такими навыками, но чаще всего их приобретали опытным путем — на поле битвы или в тюрьме.
Корабль «Полумесяц» стоял на якоре в побуревших водах залива. Он был достаточно открыт. Это было торговое судно, построенное в Англии, с парусами практичного коричневого цвета. Пузатое, словно жена бюргера. Но флага на нем не поднимали и готовы были быстро сняться при появлении французского патруля.
Бретоны отправились к нему не сразу, это значило бы обнаружить слишком большое нетерпение. Они не рассчитывали и на обычное приглашение ночевать на борту — Пьер утверждал, что это лишь дает партнеру преимущество вести дела на своей территории. Поэтому, добравшись до залива, они первым делом разбили на берегу лагерь. Они не признавались друг другу в том, что настоящая причина этого заключалась в Пьере. Он терпеть не мог плавучие средства крупнее килевой шлюпки. На борту большого корабля он был способен провести всего несколько часов, у него начинали трястись руки, а уж заснуть там — для этого он должен был быть мертвецки пьян. И даже во сне его преследовали жуткие кошмары о днях, проведенных на галерах.
Неровная линия прилива отмечалась почерневшим от морской воды плавником, выброшенным на берег. Кругом было пусто, не видно никаких торговцев: они пришли первыми. Они разгрузили пироги, развели костер, а потом принялись возводить пару временных укрытий. Конструкция была незатейливой: всего лишь пара очищенных жердей для вертикальных стоек, и еще две — под углом к земле — служили каркасом для крыши из хвороста и пальмовых листьев. Тем не менее, она защищала от ветра и частых в это время года дождей, хотя при более мягкой погоде для этого хватило бы и одеяла.
Укрепляя пальмовые листья на отведенном ей шалаше, Сирен критическим взором окинула другой. Он был немного больше по размеру, но этого было явно недостаточно. Пьер и Жан, вероятно, забыли, что Рене тоже придется спать в нем, либо они ожидали, что он останется на ночь на корабле. Если бы он все же решил ночевать на берегу, вчетвером им было бы тесно. А может, и нет, ведь в таких экспедициях Бретоны обычно по ночам по очереди несли караул.
На случай обеда на корабле Сирен взяла с собой лучший лиф и юбку и самый изящный чепец. Правда, они не особенно отличались от остальной одежды. Роскошь в одежде для нее значила немного, хотя иногда казалось, что вся колония помешана на ней. Обладание самыми модными нарядами, какие можно было достать, даже если они более чем на пару лет отставали от стиля Парижа или Версаля, видимо, позволяло людям меньше ощущать свою оторванность, обреченность на вечный провинциализм. Когда Сирен с родителями только приехала сюда, у нее был приличный гардероб. В первый же год она выросла из большей части своей одежды. Оставшееся она латала и надставляла — из одной юбки выкраивала оборку для другой; ставшее слишком узким платье шло на лиф и пару карманов, из пригодных лоскутов от сорочки получались чепец и косынка и прочие необходимые вещи, но от постоянного ношения и стирки в реке почти вся оставшаяся одежда превратилась чуть ли не в лохмотья. Пьер и Жан иногда покупали ей несколько локтей материи, но по большей части это были грубые ткани — местный товар резких расцветок и с аляповатыми рисунками.
Сирен редко обращала особое внимание на то, во что одевалась, — лишь бы было чисто и достаточно скромно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
 https://sdvk.ru/Sistemi_sliva/Donnye-klapany-dlya-rakoviny/ 

 плитка версаче для ванной