Конечно, их предложения сильно отличались, но она не могла уйти от вопроса, было ли это простым совпадением. Она не могла представить себе, чтобы Рене обсуждал с женой губернатора свои отношения с ней и рассказывал, когда и как он сделал свое предложение. И все-таки казалось, что он способен на все.
Она ни за что не уедет. Она не сознавала, насколько привязалась к этой новой земле, до тех пор, пока двое людей не попытались убедить покинуть ее. Она любила ее пышную растительность, размах и величие ее рек и лесов, резкие перемены погоды, даже ее дождь. Она считала, что Бретоны ограничивают ее свободу передвижения, но это было ничто по сравнению с теми ограничениями, с какими ей пришлось бы столкнуться во Франции, где стали бы внимательно следить за каждым ее жестом и каждым произнесенным ею словом; где от женщин требовалось знать свое место, которым являлись кухня и спальня, и, возможно, раз в неделю — гостиная. Невыносимо. Даже если бы здесь не было Бретонов. Как она скучала по ним, по спокойному Пьеру и неугомонному Жану. Она молилась о том, чтобы они были целы и невредимы и удачливы в торговле, как им хотелось. Она надеялась, что, беспокоясь за нее, они не позабудут о себе и своих делах.
Что бы они подумали о Рене, если бы узнали о фальшивых купюрах? В своем отношении к нему они прошли путь от подозрений к определенному одобрению. Может быть, их первое впечатление и было верным. Ей следовало отнестись к этому повнимательнее. Но нет, она слишком увлеклась человеком, которого спасла.
Она все еще не до конца поверила в то, что обнаружила, не хотела верить. Несмотря ни на что, ей казалось, что должно существовать какое-то объяснение всему тому, что сделал Рене, предавая Бретонов, какая-то причина — верность королю и стране или уважение к законам, запрещавшим контрабанду, — которая перевесила его обязательства перед ними и перед нею. Она не могла заставить себя признать, что таких соображений не существовало.
Даже сейчас она спрашивала себя, могла ли она ошибиться в отношении денег, не были ли они настоящими. Или, если они фальшивые, может быть, есть какая-то причина для того, чтобы держать их у себя? Может быть, он хранил их для кого-то или просто не понимал, что они не настоящие?
Но она была не настолько глупа, чтобы верить в возможность того или другого, как бы удобно для нее это ни оказалось.
Чему же тогда можно было верить? Банкноты были по сравнению с большинством подделок выполнены хорошо, очень похожи на настоящие. Вполне вероятно, что они прибыли из Франции, поскольку в местных условиях возможностей для производства таких денег было мало. Печатный станок имелся, но только для официальных объявлений. Все подписные листы с новостями доставлялись из Франции; считалось, что в колонии мало интересных событий, чтобы разрешить местное издание.
Везти эти купюры из Франции имело смысл с единственной целью: пустить их в обращение как настоящие, расплачиваясь за товары и услуги. Нельзя было выяснить, от скольких Рене уже успел таким образом избавиться, какой ущерб причинил экономике колонии. Возможно, он собирался использовать эти деньги, чтобы заняться торговлей, передать их капитану Додсворту, пока не встретил на берегу Туше в тот день, когда она застала их за интимным разговором. Тогда он, без сомнения, получил другое предложение.
Наибольшую трудность представлял вопрос о связи Рене с фальшивками, появившимися в городе за последний год. Казалось, он никак не мог участвовать в этом. И все же не слишком ли большое совпадение, что он замешан в таком же грязном деле? Быть может, именно из-за этого его пытались убить в ту ночь, когда она спасла его, и даже прошлым вечером?
Вопросы требовали ответов. Слишком многое, волновавшее ее лично, зависело от того, какими могут оказаться эти ответы. Но как ей выяснить все это?
Она могла бы спросить Рене.
При одной мысли она вздрогнула. Для этого ей пришлось бы признаться, что ода рылась в его вещах. Она не осмеливалась даже представить, что бы он сказал или сделал, если бы узнал об этом.
Оставался только один выход — найти способ взглянуть на содержимое лакированного сундучка, где лежала переписка, над которой он так прилежно трудился, переписка, которая могла быть связана с его деятельностью в колонии. Она была готова биться об заклад на все, что имела или будет иметь, что ответ находится там. Затруднение было в том, что сундучок заперт, а ключ Рене постоянно держал при себе.
Она должна достать этот ключ.
Естественно, она не могла покинуть дом и Рене, пока не получит этот ключ и ответы, которые искала.
Глава 18
Рене вернулся затемно. К тому времени Сирен успела не только сходить на лодку и принести оттуда иголку с ниткой, чтобы зашить распоротый шов на камзоле, но и обдумать предстоящие действия. Нужный ей ключ Рене носил в кармане. Так как она не обладала навыками карманника и не умела незаметно вытаскивать ценности, нужно было вынудить его раздеться. Для этого, считала она, было три возможности.
Во-первых, перед сном, во-вторых, когда он мылся, и в-третьих, для того, чтобы заняться любовью. Когда он принимал ванну или готовился лечь спать, он всегда убирал свою одежду сам, не оставляя ей предлога, прикоснуться к ней и тем более — обыскать. Оставалось только одно.
Маловероятно, что она сможет осмотреть одежду, даже если и заставит его снять камзол и брюки; в таких ситуациях она обычно сама теряла голову. Она что-нибудь придумает. Она должна что-нибудь придумать.
Обед прошел спокойно. Рене, казалось, был поглощен какими-то посторонними мыслями, хотя время от времени его взгляд останавливался на Сирен, скользя по синяку на ее щеке, пока она не начала ощущать его, словно клеймо. От сознания того, что ей предстояло, у Сирен так свело желудок, что она не могла есть и сидела, окуная ложку в суп, иногда поднося ее ко рту, или перекладывала еду с одного края тарелки на другой.
Затем они перешли к камину в гостиной, принеся с собой кларет и поднос с пряностями и орехами. Сирен это напомнило о дневном происшествии, которое почти выпало у нее из памяти из-за того, что она сосредоточилась на предстоявшем деле. Она рассказала Рене о визите Туше и его предложении, чтобы нарушить молчание, хотя ей было любопытно услышать, что он скажет на это.
— Почему же ты все еще здесь? — спросил он и сделал глоток вина.
В ней шевельнулось раздражение, скрытое бесстрастностью.
— Точно не знаю, не уверена. Такая большая честь, когда на тебя навешивают ярлык с ценой; меня безмерно восхищает, что маркиза думает, будто меня можно купить!
— Понятно. Тебя заставило остаться упрямство.
В этом, возможно, была доля истины, хотя он не мог знать о других причинах, которые побуждали ее уехать. Она сказала ровным голосом:
— Что же еще? За исключением, конечно, пустяка — угрозы.
Он откинул голову на спинку кресла и наблюдал за ней, вертя в руках бокал с вином.
— И это единственная причина?
Идти на конфликт с ним значило только усложнять достижение цели. Кроме того, от его тихого голоса что-то отозвалось у нее в сердце, как будто ему стало тесно в груди. Она принужденно улыбнулась.
— Конечно, нет. Мне еще нравится, как готовит Марта, и как ты выбираешь вина, и кое-что еще.
— А именно?
Дай подумать, -сказала она, хмурясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Она ни за что не уедет. Она не сознавала, насколько привязалась к этой новой земле, до тех пор, пока двое людей не попытались убедить покинуть ее. Она любила ее пышную растительность, размах и величие ее рек и лесов, резкие перемены погоды, даже ее дождь. Она считала, что Бретоны ограничивают ее свободу передвижения, но это было ничто по сравнению с теми ограничениями, с какими ей пришлось бы столкнуться во Франции, где стали бы внимательно следить за каждым ее жестом и каждым произнесенным ею словом; где от женщин требовалось знать свое место, которым являлись кухня и спальня, и, возможно, раз в неделю — гостиная. Невыносимо. Даже если бы здесь не было Бретонов. Как она скучала по ним, по спокойному Пьеру и неугомонному Жану. Она молилась о том, чтобы они были целы и невредимы и удачливы в торговле, как им хотелось. Она надеялась, что, беспокоясь за нее, они не позабудут о себе и своих делах.
Что бы они подумали о Рене, если бы узнали о фальшивых купюрах? В своем отношении к нему они прошли путь от подозрений к определенному одобрению. Может быть, их первое впечатление и было верным. Ей следовало отнестись к этому повнимательнее. Но нет, она слишком увлеклась человеком, которого спасла.
Она все еще не до конца поверила в то, что обнаружила, не хотела верить. Несмотря ни на что, ей казалось, что должно существовать какое-то объяснение всему тому, что сделал Рене, предавая Бретонов, какая-то причина — верность королю и стране или уважение к законам, запрещавшим контрабанду, — которая перевесила его обязательства перед ними и перед нею. Она не могла заставить себя признать, что таких соображений не существовало.
Даже сейчас она спрашивала себя, могла ли она ошибиться в отношении денег, не были ли они настоящими. Или, если они фальшивые, может быть, есть какая-то причина для того, чтобы держать их у себя? Может быть, он хранил их для кого-то или просто не понимал, что они не настоящие?
Но она была не настолько глупа, чтобы верить в возможность того или другого, как бы удобно для нее это ни оказалось.
Чему же тогда можно было верить? Банкноты были по сравнению с большинством подделок выполнены хорошо, очень похожи на настоящие. Вполне вероятно, что они прибыли из Франции, поскольку в местных условиях возможностей для производства таких денег было мало. Печатный станок имелся, но только для официальных объявлений. Все подписные листы с новостями доставлялись из Франции; считалось, что в колонии мало интересных событий, чтобы разрешить местное издание.
Везти эти купюры из Франции имело смысл с единственной целью: пустить их в обращение как настоящие, расплачиваясь за товары и услуги. Нельзя было выяснить, от скольких Рене уже успел таким образом избавиться, какой ущерб причинил экономике колонии. Возможно, он собирался использовать эти деньги, чтобы заняться торговлей, передать их капитану Додсворту, пока не встретил на берегу Туше в тот день, когда она застала их за интимным разговором. Тогда он, без сомнения, получил другое предложение.
Наибольшую трудность представлял вопрос о связи Рене с фальшивками, появившимися в городе за последний год. Казалось, он никак не мог участвовать в этом. И все же не слишком ли большое совпадение, что он замешан в таком же грязном деле? Быть может, именно из-за этого его пытались убить в ту ночь, когда она спасла его, и даже прошлым вечером?
Вопросы требовали ответов. Слишком многое, волновавшее ее лично, зависело от того, какими могут оказаться эти ответы. Но как ей выяснить все это?
Она могла бы спросить Рене.
При одной мысли она вздрогнула. Для этого ей пришлось бы признаться, что ода рылась в его вещах. Она не осмеливалась даже представить, что бы он сказал или сделал, если бы узнал об этом.
Оставался только один выход — найти способ взглянуть на содержимое лакированного сундучка, где лежала переписка, над которой он так прилежно трудился, переписка, которая могла быть связана с его деятельностью в колонии. Она была готова биться об заклад на все, что имела или будет иметь, что ответ находится там. Затруднение было в том, что сундучок заперт, а ключ Рене постоянно держал при себе.
Она должна достать этот ключ.
Естественно, она не могла покинуть дом и Рене, пока не получит этот ключ и ответы, которые искала.
Глава 18
Рене вернулся затемно. К тому времени Сирен успела не только сходить на лодку и принести оттуда иголку с ниткой, чтобы зашить распоротый шов на камзоле, но и обдумать предстоящие действия. Нужный ей ключ Рене носил в кармане. Так как она не обладала навыками карманника и не умела незаметно вытаскивать ценности, нужно было вынудить его раздеться. Для этого, считала она, было три возможности.
Во-первых, перед сном, во-вторых, когда он мылся, и в-третьих, для того, чтобы заняться любовью. Когда он принимал ванну или готовился лечь спать, он всегда убирал свою одежду сам, не оставляя ей предлога, прикоснуться к ней и тем более — обыскать. Оставалось только одно.
Маловероятно, что она сможет осмотреть одежду, даже если и заставит его снять камзол и брюки; в таких ситуациях она обычно сама теряла голову. Она что-нибудь придумает. Она должна что-нибудь придумать.
Обед прошел спокойно. Рене, казалось, был поглощен какими-то посторонними мыслями, хотя время от времени его взгляд останавливался на Сирен, скользя по синяку на ее щеке, пока она не начала ощущать его, словно клеймо. От сознания того, что ей предстояло, у Сирен так свело желудок, что она не могла есть и сидела, окуная ложку в суп, иногда поднося ее ко рту, или перекладывала еду с одного края тарелки на другой.
Затем они перешли к камину в гостиной, принеся с собой кларет и поднос с пряностями и орехами. Сирен это напомнило о дневном происшествии, которое почти выпало у нее из памяти из-за того, что она сосредоточилась на предстоявшем деле. Она рассказала Рене о визите Туше и его предложении, чтобы нарушить молчание, хотя ей было любопытно услышать, что он скажет на это.
— Почему же ты все еще здесь? — спросил он и сделал глоток вина.
В ней шевельнулось раздражение, скрытое бесстрастностью.
— Точно не знаю, не уверена. Такая большая честь, когда на тебя навешивают ярлык с ценой; меня безмерно восхищает, что маркиза думает, будто меня можно купить!
— Понятно. Тебя заставило остаться упрямство.
В этом, возможно, была доля истины, хотя он не мог знать о других причинах, которые побуждали ее уехать. Она сказала ровным голосом:
— Что же еще? За исключением, конечно, пустяка — угрозы.
Он откинул голову на спинку кресла и наблюдал за ней, вертя в руках бокал с вином.
— И это единственная причина?
Идти на конфликт с ним значило только усложнять достижение цели. Кроме того, от его тихого голоса что-то отозвалось у нее в сердце, как будто ему стало тесно в груди. Она принужденно улыбнулась.
— Конечно, нет. Мне еще нравится, как готовит Марта, и как ты выбираешь вина, и кое-что еще.
— А именно?
Дай подумать, -сказала она, хмурясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91