Она очутилась вне дома. Она набрала в легкие воздух, чтобы снова закричать и в этот момент почувствовала, как ее бросили в пустоту. Из ее сдавленного горла вырвался крик.
Падает, она падает, завернутая в этот ужасный материал! Что станет с ней и с ее телом, когда она ударится о землю?
Но тут ее поймали, с силой прижали к себе и кто-то ясно и откровенно чертыхнулся ей в ухо.
Рован. Он открыл ей лицо и она увидела, как над ней через балкон перелез Омар, а потом, захватив руками и ногами колонну, как гигантская человекообразная обезьяна, которую Кэтрин однажды видела в большой книге по Африке, заскользил вниз.
— Что вы делаете? — Сдавленно, испуганно, но с достоинством потребовала она объяснений у темной фигуры, державшей ее на руках.
Ей не ответили. Когда Омар приземлился, Рован бросился бежать. Их ждал запряженный экипаж. Омар распахнул дверь и отступил назад. Рован вошел с Кэтрин вовнутрь и захлопнул дверь. И прежде чем она смогла сесть, они уже вовсю мчались из Аркадии по дороге, ведущей в Св. Фрэнсисвилль.
То, что она протянула руку к двери, было обыкновенным рефлексивным действием, она и не надеялась, что ей что-нибудь удастся. Не удалось. Рован схватил ее за руку и. прижал к сиденью.
— Что вы пытаетесь сделать? — раздраженно спросил он. — Хотите себя убить?
— Вам не удастся это сделать, — ответила Кэтрин сквозь зубы.
Он ответил не сразу.
— Уже все сделано.
— Куда вы едете? Куда вы меня везете?
В ней была такая смесь гнева и надежды, помноженная на остатки страха, что она едва осознавала, что говорит.
— Для начала на пароход в Новый Орлеан, потом, возможно, к моей матери, это недалеко от Нового Орлеана, а после этого в любое место в широких просторах земли, где всем безразлично, что я держу женщину против ее воли.
— Но… у меня нет одежды, — с трудом произнесла она.
— Дельфия упаковала сундук. Он там, сзади. А сама она с Омаром.
— Я скажу капитану, что вы похитили меня, — в замешательстве и неуверенно, но она еще пыталась бороться.
— Если ты меня вынудишь, я волью тебе в горло бутылку виски еще до того, как мы будем на пароходе. Капитан поймет, когда я объясню ему, что ты глубоко заблуждаешься.
Она немигающим взглядом смотрела на него в темноте. Потом чуть слышно произнесла:
— Ты не посмеешь.
— Ты думаешь, что я также освобожу тебя от своей любви, как ты освободила меня? Я не так сговорчив. Я хочу тебя так, как никого никогда не хотел в своей жизни. Ты — мой дом, мой очаг, мое самое последнее пристанище. В тебе мое спасение и мое искупление, ты — мое золотое руно, золотое сияние. Ты — мои анютины глазки, которые я искал повсюду — в бесконечных бурных морях и завшивленных городах. Я так тосковал по тебе, так желал тебя! Я завязал в тугой узел всю свою волю, пытаясь сдержать себя, чтобы не снести голову твоему мужу. И если ты думаешь, что теперь я потеряю тебя только потому, что какие-то угрызения совести привязывают тебя к умершему человеку, то тогда ты меня не знаешь.
Там, где-то внутри Кэтрин, зародились облегчение и радость и уже рвались наружу.
— Ты знаешь, я хочу быть, как это выразить сладким яблоком твоей души . И также, возможно, твоей женой.
— Когда? — потребовал он, но уже отпустил ее.
— Как я могу тебе сказать? Ведь ты сам говорил, я едва тебя знаю.
— Ты узнаешь, всего меня и навсегда. Я обещаю.
Его последние слова вошли к ней в душу, унося сомнения и развеивая страхи, вынося наружу радость.
Она взялась руками за лацканы его сюртука и притянула его к себе ближе, улыбнулась и в свою очередь спросила:
— Когда?
Быстрая езда укачивала их, и теперь они уже беспрепятственно приближались к Св. Фрэнсисвиллю. Рован нежно прикоснулся к ее лицу, и когда она удобно устроилась в его объятиях, сказал:
— Начиная с этой минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Падает, она падает, завернутая в этот ужасный материал! Что станет с ней и с ее телом, когда она ударится о землю?
Но тут ее поймали, с силой прижали к себе и кто-то ясно и откровенно чертыхнулся ей в ухо.
Рован. Он открыл ей лицо и она увидела, как над ней через балкон перелез Омар, а потом, захватив руками и ногами колонну, как гигантская человекообразная обезьяна, которую Кэтрин однажды видела в большой книге по Африке, заскользил вниз.
— Что вы делаете? — Сдавленно, испуганно, но с достоинством потребовала она объяснений у темной фигуры, державшей ее на руках.
Ей не ответили. Когда Омар приземлился, Рован бросился бежать. Их ждал запряженный экипаж. Омар распахнул дверь и отступил назад. Рован вошел с Кэтрин вовнутрь и захлопнул дверь. И прежде чем она смогла сесть, они уже вовсю мчались из Аркадии по дороге, ведущей в Св. Фрэнсисвилль.
То, что она протянула руку к двери, было обыкновенным рефлексивным действием, она и не надеялась, что ей что-нибудь удастся. Не удалось. Рован схватил ее за руку и. прижал к сиденью.
— Что вы пытаетесь сделать? — раздраженно спросил он. — Хотите себя убить?
— Вам не удастся это сделать, — ответила Кэтрин сквозь зубы.
Он ответил не сразу.
— Уже все сделано.
— Куда вы едете? Куда вы меня везете?
В ней была такая смесь гнева и надежды, помноженная на остатки страха, что она едва осознавала, что говорит.
— Для начала на пароход в Новый Орлеан, потом, возможно, к моей матери, это недалеко от Нового Орлеана, а после этого в любое место в широких просторах земли, где всем безразлично, что я держу женщину против ее воли.
— Но… у меня нет одежды, — с трудом произнесла она.
— Дельфия упаковала сундук. Он там, сзади. А сама она с Омаром.
— Я скажу капитану, что вы похитили меня, — в замешательстве и неуверенно, но она еще пыталась бороться.
— Если ты меня вынудишь, я волью тебе в горло бутылку виски еще до того, как мы будем на пароходе. Капитан поймет, когда я объясню ему, что ты глубоко заблуждаешься.
Она немигающим взглядом смотрела на него в темноте. Потом чуть слышно произнесла:
— Ты не посмеешь.
— Ты думаешь, что я также освобожу тебя от своей любви, как ты освободила меня? Я не так сговорчив. Я хочу тебя так, как никого никогда не хотел в своей жизни. Ты — мой дом, мой очаг, мое самое последнее пристанище. В тебе мое спасение и мое искупление, ты — мое золотое руно, золотое сияние. Ты — мои анютины глазки, которые я искал повсюду — в бесконечных бурных морях и завшивленных городах. Я так тосковал по тебе, так желал тебя! Я завязал в тугой узел всю свою волю, пытаясь сдержать себя, чтобы не снести голову твоему мужу. И если ты думаешь, что теперь я потеряю тебя только потому, что какие-то угрызения совести привязывают тебя к умершему человеку, то тогда ты меня не знаешь.
Там, где-то внутри Кэтрин, зародились облегчение и радость и уже рвались наружу.
— Ты знаешь, я хочу быть, как это выразить сладким яблоком твоей души . И также, возможно, твоей женой.
— Когда? — потребовал он, но уже отпустил ее.
— Как я могу тебе сказать? Ведь ты сам говорил, я едва тебя знаю.
— Ты узнаешь, всего меня и навсегда. Я обещаю.
Его последние слова вошли к ней в душу, унося сомнения и развеивая страхи, вынося наружу радость.
Она взялась руками за лацканы его сюртука и притянула его к себе ближе, улыбнулась и в свою очередь спросила:
— Когда?
Быстрая езда укачивала их, и теперь они уже беспрепятственно приближались к Св. Фрэнсисвиллю. Рован нежно прикоснулся к ее лицу, и когда она удобно устроилась в его объятиях, сказал:
— Начиная с этой минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65