Лицезреть всех их, сбросивших сюртуки и галстуки, выставивших себя напоказ в одних рубашках, демонстрируя телосложение, обычно скрытое мастерством портных — это было волнующим испытанием для каждой присутствовавшей дамы. Кэтрин видела, что только Мюзетта рассматривала мужчин без притворства, остальные же бросали тайком быстрые взгляды на арену, или же смотрели на небо, траву, флаги, развевающиеся на ветру, но только не на участников в рубашках.
Первый раунд продолжался недолго, так как менее опытные участники выбыли сразу же. Во втором Льюис, племянник Жиля, был побежден здоровяком Сэтчелом Годвином. На третий раунд остались Сэтчел, Рован, Алан и Перри, поклонник Мюзетты.
После короткого отдыха поединок возобновился между Аланом и Сэтчелом, с одной стороны, Перри и Рованом — с другой. Матчи обычно проводились в быстром темпе, один за другим. Это позволяло выявить класс мастерства, выносливости и хитрости бойцов.
Первые два поединка не играли особой роли, все начиналось с третьего. Величина и сила Сэт-чела уже помогли ему победить тяжестью поражающих ударов двух противников. Но его физическое состояние оставляло желать лучшего: накануне он много ел и изрядно выпил вина и кукурузного виски. И как только начался третий раунд, стало очевидно, что он слабеет. Гибкий, быстрый и неутомимый Алан большей частью держал его на расстоянии, двигаясь в атаках таким образом, что Сэтчел только отражал удары, задыхаясь уклонялся от них. Каждый из них получил по первому прикосновению, затем по второму, а третий укол укрепил репутацию Алана.
Рован и Перри больше подходили друг другу по силе и ловкости, хотя у Рована был несколько длиннее выпад. Но у него все-таки было преимущество — его мастерство. Скоро стало понятно, что в предыдущих раундах Перри победил только потому, что у него были слабые противники. Первый удар Рован нанес через несколько секунд после начала поединка, затем последовал второй. Третий был несколько задержан, по-видимому Рован продлевал матч, щадя гордость молодого человека. Было заметно, что Перри и сам осознавал эту жалость по отношению к себе.
Его движения от ярости и досады стали грубыми, а видимая из-под маски часть лица побагровела. Он все время парировал удары, отступая, будучи не способным взять инициативу в свои руки и отразить наступление Рована.
Сабля ткнулась в нагрудник Сэтчела, легко вошла в него, словно горячий нож в масло, уперлась в грудь и согнулась почти вдвое. Сэтчел заревел, признавая удар. А в это время Перри использовал то, что это отвлекло Рована. Размахивая саблей, он предпринял бегущую атаку, со злобной, ожесточенной силой, словно стремясь разрубить тело, сделал резкий удар сплеча. Рован отскочил, уклоняясь от запрещенного удара. Острие сабли Перри вонзилось в бедро Рована, разрезав штанину и нанеся ярко-красную рану.
Дамы закричали, мужчины зашумели. Жиль вскочил, криком приказывая остановить поединок.
Но было слишком поздно.
Молнией сверкнула серебристо-голубая сталь сабли, когда, игнорируя и свою рану, и приказ хозяина замка, Рован еще раз атаковал Шерри. За этим
последовали быстрые удары, заставившие Перри отступить, правда, все еще яростно защищаясь. Лязгая металлом о металл, в долгом вихревом движении скрестились клинки.
Затем Перри очутился на земле, а Рован стоял над ним, сделав острием сабли впадину на нагруднике, прямо над его сердцем.
— Я думаю, укол, — спокойно сказал Рован и сорвал с лица маску. Перри посмотрел на лезвие сабли, прижавшей его к земле и на человека с язвительной усмешкой, одержавшего победу.
Он повернул голову к трибуне, где сидела Мюзетта. А та отвела взгляд от человека под саблей. Перри опустил голову на землю. Его признание произносилось шепотом, но в тишине его все услышали: «Простите… если можете удар. В азарте боя… я потерял голову».
Рован убрал саблю и протянул молодому человеку руку, помогая подняться. Голос его прозвучал спокойно, глубоко и одобрительно: «Я могу».
Схватка между Рованом и Аланом сняла напряженность предыдущей: технически корректна, выдержана до мелочей по форме и манере, она явила собой пример прекрасного поединка, после которого оба задыхались и были мокрыми от пота.
Но несмотря на это, результат не вызывал сомнений.
Потом Кэтрин старалась не видеть Рована, но она не могла не слышать вокруг себя комментарии о его отточенном мастерстве, аккуратности движений и щепетильного поведения. То, что он позволил перевязать рану, а затем настоял на следующем раунде, вызвало всеобщее восхищение.
Безупречен! Совершенен! Как бы не так!
Ее негодование по отношению к себе возросло до предела, когда она позволила себе глядеть на него. Одежда была аккуратной, сабля точно на своем месте, а левая рука на рукоятке. Белая повязка на бедре поверх черных панталон приковывала внимание к гибким, прекрасной формы мускулам, особенно в моменты выпадов. Мокрая от пота рубашка облегала его словно высеченную шею и подчеркивала плавные движения мышц. Он закатал рукава, выставив напоказ свои мускулистые руки. Волосы во время поединка превратились в сильно вьющиеся кудри надо лбом, что сделало его похожим на античного римского гладиатора. В его, полной сосредоточенности на сабле противника сдержанной манере движений, было что-то, сильно отличающее его от других мужчин. Он вел себя на поле так, словно внутри его находилась безжалостная машина, заставлявшая расходовать силу и волю на достижение цели, а из противника выжать все силы до малейшей капли.
Алан выбросил вверх левую руку, как бы признавая последнее прикосновение сабли на этом турнире. Мужчины поклонились, сняли маски, взяли их под мышку и повернулись лицом к трибуне. Они стояли плечом к плечу, тяжело дыша, концы их сабель уткнулись возле ног в землю. Толпа поднялась, разразившись аплодисментами и приветственными криками. Флейты заиграли торжественный гимн победы. Знамена и флаги, украшающие трибуну, развевались на легком ветру, а мальчишки, белые и черные, высыпали на поле, смешались с толпой взрослых, которые спешили поздравить победителя этого дня.
— Прекрасно, Рован де Блан! — выкрикнул Жиль, перегибаясь через перила трибуны. — Подойдите и получите свой приз.
Кэтрин наблюдала, как Рован протянул свою саблю и маску слуге, шагнувшему за ними вперед, видела, как он поднялся по ступенькам и встал внизу перед ней. Только тогда она поднялась с лавровым венком, принесенным Дельфией, и приготовилась.
Кэтрин выступила вперед и встретила темный, внимательный взгляд Рована де Блана. Перед тем как заставить себя спуститься к нему, она секунду помедлила, как бы преодолевая какой-то невидимый барьер.
Рован, разгоряченный, потный и невероятно уставший, стоял и смотрел, как леди Кэтрин спускалась вниз по ступенькам трибуны. Она выглядела такой холодной и неприступной, но в то же время столь восхитительной в своем платье цвета зрелого персика. Он вдруг захотел стереть с ее лица эту холодность и надменность и ощутить, такую сладкую и нежную, в своих руках. Он застыл, удивленный силой своего желания, оно было так настойчиво, что он боялся пошевелиться, чтобы не протянуть к ней руки.
Кэтрин остановилась на последней ступеньке. Мелодичным, но не совсем уверенным голосом она сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Первый раунд продолжался недолго, так как менее опытные участники выбыли сразу же. Во втором Льюис, племянник Жиля, был побежден здоровяком Сэтчелом Годвином. На третий раунд остались Сэтчел, Рован, Алан и Перри, поклонник Мюзетты.
После короткого отдыха поединок возобновился между Аланом и Сэтчелом, с одной стороны, Перри и Рованом — с другой. Матчи обычно проводились в быстром темпе, один за другим. Это позволяло выявить класс мастерства, выносливости и хитрости бойцов.
Первые два поединка не играли особой роли, все начиналось с третьего. Величина и сила Сэт-чела уже помогли ему победить тяжестью поражающих ударов двух противников. Но его физическое состояние оставляло желать лучшего: накануне он много ел и изрядно выпил вина и кукурузного виски. И как только начался третий раунд, стало очевидно, что он слабеет. Гибкий, быстрый и неутомимый Алан большей частью держал его на расстоянии, двигаясь в атаках таким образом, что Сэтчел только отражал удары, задыхаясь уклонялся от них. Каждый из них получил по первому прикосновению, затем по второму, а третий укол укрепил репутацию Алана.
Рован и Перри больше подходили друг другу по силе и ловкости, хотя у Рована был несколько длиннее выпад. Но у него все-таки было преимущество — его мастерство. Скоро стало понятно, что в предыдущих раундах Перри победил только потому, что у него были слабые противники. Первый удар Рован нанес через несколько секунд после начала поединка, затем последовал второй. Третий был несколько задержан, по-видимому Рован продлевал матч, щадя гордость молодого человека. Было заметно, что Перри и сам осознавал эту жалость по отношению к себе.
Его движения от ярости и досады стали грубыми, а видимая из-под маски часть лица побагровела. Он все время парировал удары, отступая, будучи не способным взять инициативу в свои руки и отразить наступление Рована.
Сабля ткнулась в нагрудник Сэтчела, легко вошла в него, словно горячий нож в масло, уперлась в грудь и согнулась почти вдвое. Сэтчел заревел, признавая удар. А в это время Перри использовал то, что это отвлекло Рована. Размахивая саблей, он предпринял бегущую атаку, со злобной, ожесточенной силой, словно стремясь разрубить тело, сделал резкий удар сплеча. Рован отскочил, уклоняясь от запрещенного удара. Острие сабли Перри вонзилось в бедро Рована, разрезав штанину и нанеся ярко-красную рану.
Дамы закричали, мужчины зашумели. Жиль вскочил, криком приказывая остановить поединок.
Но было слишком поздно.
Молнией сверкнула серебристо-голубая сталь сабли, когда, игнорируя и свою рану, и приказ хозяина замка, Рован еще раз атаковал Шерри. За этим
последовали быстрые удары, заставившие Перри отступить, правда, все еще яростно защищаясь. Лязгая металлом о металл, в долгом вихревом движении скрестились клинки.
Затем Перри очутился на земле, а Рован стоял над ним, сделав острием сабли впадину на нагруднике, прямо над его сердцем.
— Я думаю, укол, — спокойно сказал Рован и сорвал с лица маску. Перри посмотрел на лезвие сабли, прижавшей его к земле и на человека с язвительной усмешкой, одержавшего победу.
Он повернул голову к трибуне, где сидела Мюзетта. А та отвела взгляд от человека под саблей. Перри опустил голову на землю. Его признание произносилось шепотом, но в тишине его все услышали: «Простите… если можете удар. В азарте боя… я потерял голову».
Рован убрал саблю и протянул молодому человеку руку, помогая подняться. Голос его прозвучал спокойно, глубоко и одобрительно: «Я могу».
Схватка между Рованом и Аланом сняла напряженность предыдущей: технически корректна, выдержана до мелочей по форме и манере, она явила собой пример прекрасного поединка, после которого оба задыхались и были мокрыми от пота.
Но несмотря на это, результат не вызывал сомнений.
Потом Кэтрин старалась не видеть Рована, но она не могла не слышать вокруг себя комментарии о его отточенном мастерстве, аккуратности движений и щепетильного поведения. То, что он позволил перевязать рану, а затем настоял на следующем раунде, вызвало всеобщее восхищение.
Безупречен! Совершенен! Как бы не так!
Ее негодование по отношению к себе возросло до предела, когда она позволила себе глядеть на него. Одежда была аккуратной, сабля точно на своем месте, а левая рука на рукоятке. Белая повязка на бедре поверх черных панталон приковывала внимание к гибким, прекрасной формы мускулам, особенно в моменты выпадов. Мокрая от пота рубашка облегала его словно высеченную шею и подчеркивала плавные движения мышц. Он закатал рукава, выставив напоказ свои мускулистые руки. Волосы во время поединка превратились в сильно вьющиеся кудри надо лбом, что сделало его похожим на античного римского гладиатора. В его, полной сосредоточенности на сабле противника сдержанной манере движений, было что-то, сильно отличающее его от других мужчин. Он вел себя на поле так, словно внутри его находилась безжалостная машина, заставлявшая расходовать силу и волю на достижение цели, а из противника выжать все силы до малейшей капли.
Алан выбросил вверх левую руку, как бы признавая последнее прикосновение сабли на этом турнире. Мужчины поклонились, сняли маски, взяли их под мышку и повернулись лицом к трибуне. Они стояли плечом к плечу, тяжело дыша, концы их сабель уткнулись возле ног в землю. Толпа поднялась, разразившись аплодисментами и приветственными криками. Флейты заиграли торжественный гимн победы. Знамена и флаги, украшающие трибуну, развевались на легком ветру, а мальчишки, белые и черные, высыпали на поле, смешались с толпой взрослых, которые спешили поздравить победителя этого дня.
— Прекрасно, Рован де Блан! — выкрикнул Жиль, перегибаясь через перила трибуны. — Подойдите и получите свой приз.
Кэтрин наблюдала, как Рован протянул свою саблю и маску слуге, шагнувшему за ними вперед, видела, как он поднялся по ступенькам и встал внизу перед ней. Только тогда она поднялась с лавровым венком, принесенным Дельфией, и приготовилась.
Кэтрин выступила вперед и встретила темный, внимательный взгляд Рована де Блана. Перед тем как заставить себя спуститься к нему, она секунду помедлила, как бы преодолевая какой-то невидимый барьер.
Рован, разгоряченный, потный и невероятно уставший, стоял и смотрел, как леди Кэтрин спускалась вниз по ступенькам трибуны. Она выглядела такой холодной и неприступной, но в то же время столь восхитительной в своем платье цвета зрелого персика. Он вдруг захотел стереть с ее лица эту холодность и надменность и ощутить, такую сладкую и нежную, в своих руках. Он застыл, удивленный силой своего желания, оно было так настойчиво, что он боялся пошевелиться, чтобы не протянуть к ней руки.
Кэтрин остановилась на последней ступеньке. Мелодичным, но не совсем уверенным голосом она сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65