д.), в то время, как сообщения его опытного корреспондента игнорировались, а к нему самому вдруг было „потеряно доверие“ после того, как газета получила намёк, что он был „антисемитом“. На другой стороне Атлантического океана истинный правитель Америки, Хауз, доверял своему дневнику совершенно аналогичные чувства. Иностранные революционеры, контрабандой заброшенные в Россию с Запада во время войны («…шайка необычных личностей, подонков больших городов Европы и Америки» — Черчилль) были в его глазах честными аграрными реформаторами: «Большевики были в глазах русских, желавших мира и земли, первыми политическими руководителями, которые искренне старались удовлетворить их „нужды“.
Сегодня все знают, что случилось под властью большевиков с русскими, «желавшими земли». Царь и его министры в течение полувека до 1917 года трудились над тем, чтобы удовлетворить эти желания, несмотря на все попытки революционеров помешать этому путём покушений и убийств. Г-ну Хаузу всё это было неизвестно. Когда совершилась революция, он указал своему послушному президенту, что «больше абсолютно ничего не нужно делать, кроме как заверить Россию в нашей симпатии к её попыткам установить прочную демократию , и оказать ей всеми возможными способами финансовую, промышленную и моральную поддержку». (Для настроений, господствовавших в окружении американских президентов на протяжении последующих двух поколений, характерно, что в 1955 г. президент Эйзенхауэр, лёжа в больнице в Денвере, послал советскому премьеру Булганину личное поздравление с годовщиной большевистской революции 7-го ноября, хотя «демократическая» и «парламентарная» революция, узаконенная отречением царя от престола, произошла в марте 1917 года; 7-ое ноября было днём свержения большевиками демократического режима. К 1955 г., однако, американские президенты давно уже предупреждали свой народ об угрозе советской или коммунистической, т. е. большевистской агрессии).
Сходство между началом фразы Хауза и упомянутыми выше формулировками в передовицах «Таймса» бросается в глаза; влиятельные закулисные группы в обеих столицах сговорились рисовать широким массам картину зарождавшейся «прочной» и действенной» демократии . Вторая часть той же фразы отменяла первую её часть, рекомендовавшую «не делать абсолютно ничего» кроме выражения «симпатии», предлагая теперь фактически делать буквально всё возможное для поддержки нового режима: спрашивается, что можно было сделать больше, чем «оказать всеми возможными способами финансовую, промышленную и моральную поддержку»? Такова была американская политика в отношении революционной России с момента, когда Хауз дал свои указания президенту, и она точно соответствует политике Рузвельта во время второй мировой войны, как это будет показано в дальнейшем.
Так Запад, вернее его власть имущие, стали союзниками мировой революции — против русского народа, другими словами против всех, для кого революция была неприемлемой. Не все, стоявшие тогда или ставшие впоследствии у власти, принимали участие в этом тайном сговоре. В то время Уинстон Черчилль ещё характеризовал революцию следующими словами: «Разумеется я не признаю права большевиков представлять собой Россию… Они презирают столь банальные вещи, как национальность. Их идеал мировая пролетарская революция. Большевики одним ударом украли у России её два наиболее ценных сокровища: мир и победу, ту победу, что уже была в её руках, и тот мир, которого она более всего желала. Немцы послали Ленина в Россию с обдуманным намерением работать на поражение России… Не успел он прибыть в Россию, как он стал приманивать к себе то оттуда , то отсюда подозрительных субъектов из их потайных убежищ в Нью-Йорке , Глазго, Берне и в других странах » (читатель заметит, откуда были привезены в Россию «русские» революционеры), «и он собрал воедино руководящие умы могущественной секты , самой могущественной секты во всём мире … Окружённый этими силами, он начал действовать с демоническим умением, разрывая на «куски всё, чем держались русское государство и русский народ. Россия была повержена. Россию нужно было повергнуть… Её страдания несравненно ужаснее, чем о них пишется, и у неё украли место, принадлежавшее ей среди великих народов мира» (речь в Палате общин 5 ноября 1919 г.). Слова Черчилля сохраняют своё значение по настоящее время, в особенности его фраза о «самой могущественной секте в мире», напоминающая то, что за 50 лет до него сказал Бакунин, обвиняя евреев в узурпации революции. Мы уже цитировали в этой главе статью Черчилля, также показывавшую, что ему было ясно, из кого состояла эта секта.
Так в то самое время, когда Хаим Вейцман праздновал свой триумф в Лондоне и Вашингтоне, его товарищи-конспираторы из талмудистских местечек России одержали победу в этой стране. Из слов самого Вейцмана ясно, что с самого начала между ним и ими была одна только разница: он был «революционер-сионист», а они — «революционеры-коммунисты». В свои студенческие годы в Берлине, Фрейбурге и Женеве он участвовал в многочисленных жарких спорах на тему об этом различии, которое для тех, кто отвергает революцию, как таковую, не имеет вообще значения. Биограф Бальфура, г-жа Дагдейл, описывает споры этих двух кровных братьев революции в те годы, когда подготовлялся их одновременный триумф: «Ленин и Троцкий, пришли к власти в ту же неделю в ноябре 1917 года, когда добился своего признания и еврейский национализм. За много лет до того Троцкий и Вейцман провозглашали свои противоположные политические взгляды в соперничающих кафе университетского квартала Женевы. Оба рождённые в России …они тащили толпы еврейских студентов с одной стороны улицы на другую: Лев Троцкий — апостол красной революции, Хаим Вейцман — апостол нерушимой двухтысячелетней традиции. По одному из самых странных совпадений, в течение одной и той же недели и тот, и другой завершили осуществление своей мечты». В действительности же, речь шла о клешах, в которые должна была быть захвачена Европа, и ручки этих клешей держались каждая одной из двух групп «русских» революционеров, менее всего бывших русскими.
В одном только отношении события в России причинили временные затруднения Вейцману и его сообщникам в Лондоне и Вашингтоне. Они требовали Палестину, «как убежище» Для евреев, которых якобы «преследовали в России» (явная выдумка, но достаточно удобная для обмана «черни»), а теперь вдруг оказывалось, что никакого «преследования в России» больше нет. Наоборот, в Москве правил еврейский режим, а «антисемитизм» был объявлен тяжким преступлением. Где же тогда были евреи, нуждавшиеся в убежище? (Это явно и было причиной того, почему надо было помешать Вильтону уведомить мир о характере нового режима в России). По свидетельству раввина Эльмера Бергера, советское правительство поставило евреев как таковых в привилегированное положение …. одним ударом революция эмансипировала тех самых евреев, которым раньше по утверждениям их сионистских представителей , не могло помочь ничто, креме сионизма. Советские евреи не нуждались больше ни в Палестине , ни в каком либо ином убежище . Рычаг страдающего русского еврейства, которым так часто пользовался Герцль для поддержки требования Палестины у тех или иных держав, вдруг перестал существовать .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259
Сегодня все знают, что случилось под властью большевиков с русскими, «желавшими земли». Царь и его министры в течение полувека до 1917 года трудились над тем, чтобы удовлетворить эти желания, несмотря на все попытки революционеров помешать этому путём покушений и убийств. Г-ну Хаузу всё это было неизвестно. Когда совершилась революция, он указал своему послушному президенту, что «больше абсолютно ничего не нужно делать, кроме как заверить Россию в нашей симпатии к её попыткам установить прочную демократию , и оказать ей всеми возможными способами финансовую, промышленную и моральную поддержку». (Для настроений, господствовавших в окружении американских президентов на протяжении последующих двух поколений, характерно, что в 1955 г. президент Эйзенхауэр, лёжа в больнице в Денвере, послал советскому премьеру Булганину личное поздравление с годовщиной большевистской революции 7-го ноября, хотя «демократическая» и «парламентарная» революция, узаконенная отречением царя от престола, произошла в марте 1917 года; 7-ое ноября было днём свержения большевиками демократического режима. К 1955 г., однако, американские президенты давно уже предупреждали свой народ об угрозе советской или коммунистической, т. е. большевистской агрессии).
Сходство между началом фразы Хауза и упомянутыми выше формулировками в передовицах «Таймса» бросается в глаза; влиятельные закулисные группы в обеих столицах сговорились рисовать широким массам картину зарождавшейся «прочной» и действенной» демократии . Вторая часть той же фразы отменяла первую её часть, рекомендовавшую «не делать абсолютно ничего» кроме выражения «симпатии», предлагая теперь фактически делать буквально всё возможное для поддержки нового режима: спрашивается, что можно было сделать больше, чем «оказать всеми возможными способами финансовую, промышленную и моральную поддержку»? Такова была американская политика в отношении революционной России с момента, когда Хауз дал свои указания президенту, и она точно соответствует политике Рузвельта во время второй мировой войны, как это будет показано в дальнейшем.
Так Запад, вернее его власть имущие, стали союзниками мировой революции — против русского народа, другими словами против всех, для кого революция была неприемлемой. Не все, стоявшие тогда или ставшие впоследствии у власти, принимали участие в этом тайном сговоре. В то время Уинстон Черчилль ещё характеризовал революцию следующими словами: «Разумеется я не признаю права большевиков представлять собой Россию… Они презирают столь банальные вещи, как национальность. Их идеал мировая пролетарская революция. Большевики одним ударом украли у России её два наиболее ценных сокровища: мир и победу, ту победу, что уже была в её руках, и тот мир, которого она более всего желала. Немцы послали Ленина в Россию с обдуманным намерением работать на поражение России… Не успел он прибыть в Россию, как он стал приманивать к себе то оттуда , то отсюда подозрительных субъектов из их потайных убежищ в Нью-Йорке , Глазго, Берне и в других странах » (читатель заметит, откуда были привезены в Россию «русские» революционеры), «и он собрал воедино руководящие умы могущественной секты , самой могущественной секты во всём мире … Окружённый этими силами, он начал действовать с демоническим умением, разрывая на «куски всё, чем держались русское государство и русский народ. Россия была повержена. Россию нужно было повергнуть… Её страдания несравненно ужаснее, чем о них пишется, и у неё украли место, принадлежавшее ей среди великих народов мира» (речь в Палате общин 5 ноября 1919 г.). Слова Черчилля сохраняют своё значение по настоящее время, в особенности его фраза о «самой могущественной секте в мире», напоминающая то, что за 50 лет до него сказал Бакунин, обвиняя евреев в узурпации революции. Мы уже цитировали в этой главе статью Черчилля, также показывавшую, что ему было ясно, из кого состояла эта секта.
Так в то самое время, когда Хаим Вейцман праздновал свой триумф в Лондоне и Вашингтоне, его товарищи-конспираторы из талмудистских местечек России одержали победу в этой стране. Из слов самого Вейцмана ясно, что с самого начала между ним и ими была одна только разница: он был «революционер-сионист», а они — «революционеры-коммунисты». В свои студенческие годы в Берлине, Фрейбурге и Женеве он участвовал в многочисленных жарких спорах на тему об этом различии, которое для тех, кто отвергает революцию, как таковую, не имеет вообще значения. Биограф Бальфура, г-жа Дагдейл, описывает споры этих двух кровных братьев революции в те годы, когда подготовлялся их одновременный триумф: «Ленин и Троцкий, пришли к власти в ту же неделю в ноябре 1917 года, когда добился своего признания и еврейский национализм. За много лет до того Троцкий и Вейцман провозглашали свои противоположные политические взгляды в соперничающих кафе университетского квартала Женевы. Оба рождённые в России …они тащили толпы еврейских студентов с одной стороны улицы на другую: Лев Троцкий — апостол красной революции, Хаим Вейцман — апостол нерушимой двухтысячелетней традиции. По одному из самых странных совпадений, в течение одной и той же недели и тот, и другой завершили осуществление своей мечты». В действительности же, речь шла о клешах, в которые должна была быть захвачена Европа, и ручки этих клешей держались каждая одной из двух групп «русских» революционеров, менее всего бывших русскими.
В одном только отношении события в России причинили временные затруднения Вейцману и его сообщникам в Лондоне и Вашингтоне. Они требовали Палестину, «как убежище» Для евреев, которых якобы «преследовали в России» (явная выдумка, но достаточно удобная для обмана «черни»), а теперь вдруг оказывалось, что никакого «преследования в России» больше нет. Наоборот, в Москве правил еврейский режим, а «антисемитизм» был объявлен тяжким преступлением. Где же тогда были евреи, нуждавшиеся в убежище? (Это явно и было причиной того, почему надо было помешать Вильтону уведомить мир о характере нового режима в России). По свидетельству раввина Эльмера Бергера, советское правительство поставило евреев как таковых в привилегированное положение …. одним ударом революция эмансипировала тех самых евреев, которым раньше по утверждениям их сионистских представителей , не могло помочь ничто, креме сионизма. Советские евреи не нуждались больше ни в Палестине , ни в каком либо ином убежище . Рычаг страдающего русского еврейства, которым так часто пользовался Герцль для поддержки требования Палестины у тех или иных держав, вдруг перестал существовать .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259