А вот насчет денег и поездки в Канаду надо подумать. Знаешь, Павлито, отправляйся-ка ты в эскадрон и разберись там, что к чему.
Договорились, что по приезде в Мадрид он меня сам туда и проводит.
За разговорами не заметили, как наша машина уже въезжала на улицу прифронтового Мадрида. Листер пригласил пообедать в Доме партии. Там он познакомил меня с командиром дивизии Хуаном Модесто. Высокий, застенчивый брюнет при встрече крепко пожал руку, одобряюще похлопал по плечу: «Вместе будем воевать!»
Здесь же за обедом я познакомился с Карлосом Контрерасом, политическим комиссаром, возглавлявшим политотдел 5-го коммунистического полка. Шумный, энергичный, он тут же принялся рассказывать о работе отдела. Одной из главных заслуг он считал то, что выходит газета «Милисиа Популар».
Отдел выпустил серию брошюр-учебников для подготовки бойца к наступательным действиям. Меня удивил размах работы политического отдела полка, и я об этом сказал Карлосу. Он ответил, что иначе они работать не могут: ведь 5-й полк – своего рода научная лаборатория, опыт которой становится достоянием всей республиканской армии. И неважно, как называется отдел: полковой или армейский. Руководит политической работой непосредственно Центральный Комитет Коммунистической партии Испании.
Обед длился долго. Мы успели хорошо поговорить.
Во второй половине дня мы с Листером отправились в кавалерийский эскадрон. Он располагался в Ла-Мантанья, в старых мадридских казармах.
Встретил нас веселый паренек лет двадцати, с пробивающимся пушком вместо усов.
– Командир эскадрона лейтенант Триго, – представился он.
– Здорово, друг, – тепло поздоровался с ним Листер. Шагах в двух за лейтенантом по стойке «смирно» замер лысеющий, пожилой капитан. Подтянутый, щеголеватый, он, казалось, любовался своей выправкой, ладно сшитым френчем, брюками-галифе цвета хаки, сапогами, начищенными до блеска, и позванивающими испанскими шпорами с большими зубцеватыми репейками. Модная, сильно выгнутая посредине шашка, конец рукоятки и ножны которой были покрыты серебром, так же как и кавалерийская плетка, должны были убедить, что перед вами настоящий наездник.
– Капитан Савченко, – щелкнул он шпорами. Листер предложил мне остаться здесь на два дня, а сам этим же вечером уехал в бригаду. Марио, мой переводчик, встретил в эскадроне земляка, и они уединились, вспоминая о любимой Италии, родных и знакомых. А когда кто-то попросил их разговаривать потише, они ушли на ближайшую лужайку.
Едва я зажег свет в отведенной мне комнате, собираясь прилечь, в дверь постучали. На пороге стоял Савченко.
– Буэнас тардес, – произнес он с акцентом. – А лучше по-русски: «Добрый вечер». Я сразу понял, что вы из России.
– Да, я русский, – отпираться было бесполезно.
– Земляки, – опустился на стул поздний гость. – Забежал на огонек, хочется узнать о матушке России, как она там. Ведь вы недавно оттуда?
– Да нет, давненько уже, – соврал я.
– Значит, такой же, как и я, белоэмигрант?
– Да как вам сказать, – уж больно не хотелось мне величать себя белоэмигрантом, – бабушка подростком увезла в Лондон…
– А я в Париже скитался. Вышибли нас большевики ко всем чертям, с тех пор без Родины, – застарелая злость чувствовалась в его словах.
Мне неприятно стало разговаривать с ним, но я заставил себя слушать. Хотелось выяснить, зачем он здесь появился. И Андрей, он просил себя называть так, почувствовав мою настороженность, попытался сгладить впечатление.
– Конечно, тогда я еще был молод и многого не понимал. Теперь прозрел. Как мы были неправы.
Он стал рассказывать о себе:
– Мы прибыли в Париж с пустыми руками, неприспособленные к гражданской жизни, не имея профессии. Кое-кто из дальновидных высших офицеров сумел припрятать золото, драгоценности. Первое время они могли не волноваться. А таким, как я, пришлось задуматься о завтрашнем дне.
В Париже нас собрали и известили, что французское правительство любезно предоставило нам политическое убежище. Зачитали лишь одно условие. В Париже разрешалось жить тем, кто не позже, как через два месяца, найдет работу. Наивные задавали вопросы: «А как быть тому, кто останется без работы? Кто отпустит средства на существование». – «Таких не должно быть, – последовал ответ. – Никаких средств выделяться не будет».
С тем и разошлись.
Когда я прожил все свои вещи, знакомые сосватали меня одной вдове. Конечно, я не питал к ней никаких чувств, но голод – не тетка, и я согласился стать ее мужем. Вдова имела небольшой домик, кое-какие связи, они-то и помогли мне стать шофером такси. Многие бывшие офицеры влачили в Париже жалкое существование. Правда, почти все они были у дел и даже на второй год получили «повышения», но какие! Стали ночными сторожами универсальных магазинов и увеселительных заведений, вышибалами в ресторанах, дворниками, швейцарами. Место шофера такси считалось просто роскошью. Шли годы, старели безусые графы, а новая Россия становилась все сильнее и сильнее, о возврате к старому не могло быть и речи.
Все это время я сильно скучал по родине, по раздольным оренбургским степям. – Андрей сильно затянулся сигаретой.
Немного помолчал, закрыл глаза и, потирая лоб, что-то вспоминал.
– Ведь я уроженец небольшой деревушки под Уральском. Отец, разорившийся помещик, плохо жил с матерью. В имении матери вечно происходили ссоры, взаимные упреки сыпались как из рога изобилия, и бабушка, чтобы я этого не слышал, увезла меня к себе в Оренбург. Потом, когда подрос, отправили меня учиться в кадетский корпус. Перед войной получил чин младшего офицера-кавалериста. Попал на фронт. Сражался… за царя, за отечество… И вот остался один-одинешенек на всем белом свете. Без царя, без отечества, без родных. Мать и отец умерли. Бабушка, что воспитывала меня, и того раньше. Все эти годы я много передумал, пережил и понял, что без России не могу жить. Мое прошлое – заблуждение юности. Вот приехал сюда добиться права вернуться домой. А ты как?
– А разрешат? – уклонился я от ответа.
Если верить моему новому знакомому, то мы и впрямь земляки.
Мне захотелось проверить его. Стал расспрашивать об обычаях уральского казачества, о природе. Он отвечал с охотой, толково и правильно. Сомневаться в том, что он жил там, не приходилось. Подозрения мои, возникшие в первые минуты знакомства, начали проходить. Мы поговорили еще с полчасика и распрощались.
– До завтра? – Савченко уходил довольный.
– Утром в штабе.
Наутро я встал рано, позавтракал на скорую руку и сразу же отправился в штаб. Попросил, чтоб принесли расписание занятий. Как только я увидел расписание, составленное Андреем Савченко, подозрения, уже было пропавшие, возникли с новой силой. Расписание боевой подготовки эскадрона говорило о том, что над ним работал человек, мало понимающий в кавалерийском искусстве. Занятиям конному делу отводилось всего часа полтора в день, да и то кое-где были «окна». Остальное время – солдатские собрания, строевая подготовка, изучение уставов старой армии. Здесь было все, что не нужно изучать в военное время.
Я был почти уверен, что Андрей Савченко не тот человек, за которого себя выдает. Прямых улик еще не было, и я, не желая себя раскрывать, решил последить за «казачьим офицером».
По расписанию проводились строевые занятия на плацу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Договорились, что по приезде в Мадрид он меня сам туда и проводит.
За разговорами не заметили, как наша машина уже въезжала на улицу прифронтового Мадрида. Листер пригласил пообедать в Доме партии. Там он познакомил меня с командиром дивизии Хуаном Модесто. Высокий, застенчивый брюнет при встрече крепко пожал руку, одобряюще похлопал по плечу: «Вместе будем воевать!»
Здесь же за обедом я познакомился с Карлосом Контрерасом, политическим комиссаром, возглавлявшим политотдел 5-го коммунистического полка. Шумный, энергичный, он тут же принялся рассказывать о работе отдела. Одной из главных заслуг он считал то, что выходит газета «Милисиа Популар».
Отдел выпустил серию брошюр-учебников для подготовки бойца к наступательным действиям. Меня удивил размах работы политического отдела полка, и я об этом сказал Карлосу. Он ответил, что иначе они работать не могут: ведь 5-й полк – своего рода научная лаборатория, опыт которой становится достоянием всей республиканской армии. И неважно, как называется отдел: полковой или армейский. Руководит политической работой непосредственно Центральный Комитет Коммунистической партии Испании.
Обед длился долго. Мы успели хорошо поговорить.
Во второй половине дня мы с Листером отправились в кавалерийский эскадрон. Он располагался в Ла-Мантанья, в старых мадридских казармах.
Встретил нас веселый паренек лет двадцати, с пробивающимся пушком вместо усов.
– Командир эскадрона лейтенант Триго, – представился он.
– Здорово, друг, – тепло поздоровался с ним Листер. Шагах в двух за лейтенантом по стойке «смирно» замер лысеющий, пожилой капитан. Подтянутый, щеголеватый, он, казалось, любовался своей выправкой, ладно сшитым френчем, брюками-галифе цвета хаки, сапогами, начищенными до блеска, и позванивающими испанскими шпорами с большими зубцеватыми репейками. Модная, сильно выгнутая посредине шашка, конец рукоятки и ножны которой были покрыты серебром, так же как и кавалерийская плетка, должны были убедить, что перед вами настоящий наездник.
– Капитан Савченко, – щелкнул он шпорами. Листер предложил мне остаться здесь на два дня, а сам этим же вечером уехал в бригаду. Марио, мой переводчик, встретил в эскадроне земляка, и они уединились, вспоминая о любимой Италии, родных и знакомых. А когда кто-то попросил их разговаривать потише, они ушли на ближайшую лужайку.
Едва я зажег свет в отведенной мне комнате, собираясь прилечь, в дверь постучали. На пороге стоял Савченко.
– Буэнас тардес, – произнес он с акцентом. – А лучше по-русски: «Добрый вечер». Я сразу понял, что вы из России.
– Да, я русский, – отпираться было бесполезно.
– Земляки, – опустился на стул поздний гость. – Забежал на огонек, хочется узнать о матушке России, как она там. Ведь вы недавно оттуда?
– Да нет, давненько уже, – соврал я.
– Значит, такой же, как и я, белоэмигрант?
– Да как вам сказать, – уж больно не хотелось мне величать себя белоэмигрантом, – бабушка подростком увезла в Лондон…
– А я в Париже скитался. Вышибли нас большевики ко всем чертям, с тех пор без Родины, – застарелая злость чувствовалась в его словах.
Мне неприятно стало разговаривать с ним, но я заставил себя слушать. Хотелось выяснить, зачем он здесь появился. И Андрей, он просил себя называть так, почувствовав мою настороженность, попытался сгладить впечатление.
– Конечно, тогда я еще был молод и многого не понимал. Теперь прозрел. Как мы были неправы.
Он стал рассказывать о себе:
– Мы прибыли в Париж с пустыми руками, неприспособленные к гражданской жизни, не имея профессии. Кое-кто из дальновидных высших офицеров сумел припрятать золото, драгоценности. Первое время они могли не волноваться. А таким, как я, пришлось задуматься о завтрашнем дне.
В Париже нас собрали и известили, что французское правительство любезно предоставило нам политическое убежище. Зачитали лишь одно условие. В Париже разрешалось жить тем, кто не позже, как через два месяца, найдет работу. Наивные задавали вопросы: «А как быть тому, кто останется без работы? Кто отпустит средства на существование». – «Таких не должно быть, – последовал ответ. – Никаких средств выделяться не будет».
С тем и разошлись.
Когда я прожил все свои вещи, знакомые сосватали меня одной вдове. Конечно, я не питал к ней никаких чувств, но голод – не тетка, и я согласился стать ее мужем. Вдова имела небольшой домик, кое-какие связи, они-то и помогли мне стать шофером такси. Многие бывшие офицеры влачили в Париже жалкое существование. Правда, почти все они были у дел и даже на второй год получили «повышения», но какие! Стали ночными сторожами универсальных магазинов и увеселительных заведений, вышибалами в ресторанах, дворниками, швейцарами. Место шофера такси считалось просто роскошью. Шли годы, старели безусые графы, а новая Россия становилась все сильнее и сильнее, о возврате к старому не могло быть и речи.
Все это время я сильно скучал по родине, по раздольным оренбургским степям. – Андрей сильно затянулся сигаретой.
Немного помолчал, закрыл глаза и, потирая лоб, что-то вспоминал.
– Ведь я уроженец небольшой деревушки под Уральском. Отец, разорившийся помещик, плохо жил с матерью. В имении матери вечно происходили ссоры, взаимные упреки сыпались как из рога изобилия, и бабушка, чтобы я этого не слышал, увезла меня к себе в Оренбург. Потом, когда подрос, отправили меня учиться в кадетский корпус. Перед войной получил чин младшего офицера-кавалериста. Попал на фронт. Сражался… за царя, за отечество… И вот остался один-одинешенек на всем белом свете. Без царя, без отечества, без родных. Мать и отец умерли. Бабушка, что воспитывала меня, и того раньше. Все эти годы я много передумал, пережил и понял, что без России не могу жить. Мое прошлое – заблуждение юности. Вот приехал сюда добиться права вернуться домой. А ты как?
– А разрешат? – уклонился я от ответа.
Если верить моему новому знакомому, то мы и впрямь земляки.
Мне захотелось проверить его. Стал расспрашивать об обычаях уральского казачества, о природе. Он отвечал с охотой, толково и правильно. Сомневаться в том, что он жил там, не приходилось. Подозрения мои, возникшие в первые минуты знакомства, начали проходить. Мы поговорили еще с полчасика и распрощались.
– До завтра? – Савченко уходил довольный.
– Утром в штабе.
Наутро я встал рано, позавтракал на скорую руку и сразу же отправился в штаб. Попросил, чтоб принесли расписание занятий. Как только я увидел расписание, составленное Андреем Савченко, подозрения, уже было пропавшие, возникли с новой силой. Расписание боевой подготовки эскадрона говорило о том, что над ним работал человек, мало понимающий в кавалерийском искусстве. Занятиям конному делу отводилось всего часа полтора в день, да и то кое-где были «окна». Остальное время – солдатские собрания, строевая подготовка, изучение уставов старой армии. Здесь было все, что не нужно изучать в военное время.
Я был почти уверен, что Андрей Савченко не тот человек, за которого себя выдает. Прямых улик еще не было, и я, не желая себя раскрывать, решил последить за «казачьим офицером».
По расписанию проводились строевые занятия на плацу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83