Во-вторых, растет давление негосударственных организаций. В 1909 г. в мире было 37 межгосударственных международных организаций и 176 негосударственных международных организаций, а в начале XXI в. межгосударственных международных организаций стало уже 260, а негосударственных международных организаций — 5472. Если в середине девятнадцатого века в мире ежегодно созывались две или три международные конференции, то ныне в год созывается более 4000 международных конференций. Такие организации, как Г-8, ЕС, МВФ, ОЭСР, ОБСЕ, ПАСЕ, АПЕК, МЕРКОСУР и пр., принимают на себя ряд функций международных субъектов, попирающих самостоятельность суверенных держав.
В-третьих, интересы экономической экспансии начинают вступать в противодействие с прежним «священным» желанием четко фиксировать свои национальные границы. Государственные национальные банки не контролируют более национальную валюту. В случае с ЕС наднациональный евро заменил ряд важнейших мировых валют. Национальные банки подвергаются нашествию потоков иностранной валюты, приступам террористов, потоку наркотиков, радиоволнам самой различной информации, приходу разнообразных религиозных сект. На государственный суверенитет воздействует хотя бы тот факт, что полмиллиарда туристов посещают ежегодно самые отдаленные уголки планеты. По мнению одного из наиболее видных пророков упадка государств-наций в XXI веке — японца Кеничи Омае, потребности экономического роста не сочетаются со святынями национальной суверенности, что национальные границы препятствуют экономическому росту и в целом общественной эволюции. Он предсказывает создание «естественных экономических зон», или «региональных государств», которые сметут мощь прежних национальных столиц.
В-четвертых, такие социоэкономические факторы, как новые условия мировой торговли или один лишь возросший поток бедняков из бедных стран в богатые, изменят характер суверенного государства. Как может быть сохранен суверенитет государства в условиях, когда «многонациональные корпорации настаивают на том, что фундаментальной реальностью Интернета является отсутствие каких-либо ответственных за поток информации? И как сплетение государственной власти с националистической мифологией будет возможно в эпоху массовой миграции?». «Децентрализация знаний, — пишет историк П. Кеннеди, — работает в пользу индивидуумов и компаний, а не в пользу наций. Мировые финансы в их свободном разливе неостановимы, и трудно представить, как их можно контролировать.
Огромные многонациональные корпорации, способные перемещать ресурсы из одного конца планеты в другой, являются подлинно суверенными игроками мировой сцены. Перемещение наркотиков и международных террористов также являет собой угрозу традиционным государствам. (Напомним, что торговля наркотиками дошла до 300 млрд. долл., а организованная преступность стала наиболее острой мировой проблемой). Кризис окружающей среды, рост мирового населения, неконтролируемая переливаемость нашей финансовой системы ведут к тому, что государства попросту входят в состояние коллапса». Подрыву авторитета государств (на что все активнее указывают алармисты) способствует быстро растущая опасность со стороны международного терроризма. Доступ к самой передовой технологии, к прежде недоступной современной технике оказался возможным благодаря распространению технологии, в огромной мере облегчает вооружение даже небольшой группе фанатиков, террористов, приверженцев любой экстремальной идеи — деструктивным общественным силам.
Процесс ослабления государственных организмов крайне болезнен и таит опасные последствия. Видя отступающее государство, гражданин теряет четкое представление о лояльности. Как пишет американский специалист С. Стрейндж, «в мире многосторонней, претерпевшей диффузию власти наше собственное сознание становится нашим единственным компасом». Это сознание ищет солидарное культурное окружение, а не старинную лояльность к узкочиновничьим структурам.
Этническое самоутверждение
В-пятых, еще более грозная сила наносит государственным системам удар со стороны этнического самоутверждения всех возможных видов. Словно проснулись демоны, спавшие историческим сном.
Принцип национального самоопределения был отчетливо выражен президентом В. Вильсоном восемьдесят лет назад: «Каждый народ имеет право избирать ту форму суверенности, которая для него предпочтительна». Государственный секретарь США Р. Лансинг записал в дневнике: «Эта фраза начинена динамитом. Она возбуждает надежды, которые никогда не будут реализованы. Я боюсь, что эта фраза будет стоить многих тысяч жизней». Но главенствовать этот принцип стал тогда, когда историческая память о нем (рассчитанном на конкретную цель — развал противостоящей Австро-Венгрии) стала почти забываться. При этом историческая память народов стала как бы ослабевать, и уже не все помнят, что случилось с распавшимся Китаем в 1920-х гг. и во время культурной революции, «с многими африканскими государствами после получения ими независимости, с современной постсоветской Россией».
Приливная волна сецессионизма, обрушившаяся на весь мир сегодня, «является не только продуктом древних националистических импульсов и катастрофических социальных волнений. Она движима и глобализацией, которая не оставляет нетронутой ни одну страну мира». Дело скорее даже не в глобализации, а в примере и поощряющей силе, продемонстрированным двумя крупнейшими европейскими государствами в процессе феноменального проявления этнического самоутверждения Германией и Российской Федерацией в 1989 г. «Дипломатия Бонна создала чрезвычайно настораживающий прецедент… Послание, полученное Любляной, Загребом и всеми, кто того желал, значило, что принцип самоопределения может легитимно крушить многонациональные государства».
Порожденная объединением Германии и провозглашением суверенности России цепь этнических выделений создала поток, способный привести к распаду даже самые устоявшиеся общества. Если в 1914 г. в Европе было 17 государств, в 1922 г. — 24, то в 2000 г. — 44 государства (22 из них возникли после провозглашения суверенитета России). К XXI веку международная система пришла с возникшей Эритреей. Шотландия и Уэллс проголосовали за создание собственных парламентов, взорвался снова Ольстер, идет война с курдами, в огне Кашмир, на виду у всех Косово. Грозит расколом Македония. Почти всем стало ясно, что этнические конфликты решительно заменили один большой — противостояние Востока и Запада. Вместе с X. Ханнумом из Тафтского университета мы можем смело сделать вывод: «Словесная дань уважения еще отдается принципу территориальной целостности, но распад в течение десятилетия Советского Союза, Югославии, Чехословакии и Эфиопии видится многими протонациями, претендующими на национальное самоопределение, как самый важный прецедент».
Какими же будут выводы на XXI век? Все большее число специалистов на Западе признает, что «столетний опыт взаимоотношения движений националистического самоопределения и демократии обещает все более серьезные проблемы впереди». И в этом смысле, по меньшей мере, в начале XXI века не видят возможности выработки надежно проверяемых критериев, «оправдывающих» сецессию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220