Юнг оставался издателем "Гегнера" даже после того, как франко-германское строительное сотрудничество задохнулось в непроходимых джунглях валютных правил. Газета увязла в долгах, и Юнг закрыл бы её, не привлеки она оригинальностью своих теорий внимание целого ряда молодых людей.
Вскоре газета стала консолидирующим звеном для всех недовольных в Германии, и её название стало их программой. Им хотелось объединить всех "анти" - как слева, так и справа - в некую третью силу, направленную против демократов, тоталитаристов и эстеблишмента, но самое главное - против нацистов, или, точнее, против фашизма, в котором они видели главную угрозу будущему Германии и всей Европы.
Однако за исключением своей антипатии к нацизму "противники" так и не пришли к согласию по поводу общей цели. Их программа в основном состояла в отсутствии всякой программы; им претили конкретные заявления, и они были вполне счастливы служить просто форумом германской молодежи, протестующей против устоев, поддерживаемых беспринципными партиями.
Юнгу требовался человек, сочетавший в себе качества лидера любой дискуссии и рупора его идей, знакомый с максимальным числом групп, представленных в окружении "Гегнера". Он выбрал Шульце-Бойзена, у которого была репутация человека, поддерживавшего связи практически с любой оппозиционной молодежной группой. Всякий раз, когда эстремистские студенческие группировки расходились во мнениях, в посредники призывали Шульце-Бойзена, который изучал политику, международное законодательство и журналистику.
Юнг ввел Шульце-Бойзена в состав редакции, и после его отставки тот стал возглавил "Гегнер". С каждым новым выпуском его предостережения об угрозе нацистской опасности становились все громче, а аплодисменты нонкомформистов все восторженнее. Шульце-Бойзен даже организовал в берлинских кафе так называемые "вечера "Гегнера", на которые приглашал представителей политических партий для обсуждения будущего германской политики. Даже скептически настроенный Юнг впоследствии вынужден был признать, что "сначала встречи проводились в маленьких помещениях, но вскоре они так переполнялись, что нам пришлось организовывать настоящие митинги. Атмосфера была исключительно лояльной, между левыми и правыми устанавливались удивительно дружеские отношения. Молодые люди, которые при встрече на улице немедленно ввязались бы в потасовку, прислушивались к аргументам оппонентов и были единодушны в своей неприязни к хвастливому доктринерству партийных боссов и непреклонных суперменов".
Однако в этих дискуссиях вряд ли могла родиться какая-то конкретная программа. Петель говорит, что "там всегда царил панический страх предательства". Шульце-Бойзен и его ближайшие соратники были единственными людьми, способными начать формулирование национал-большевистской платформы. Его основная мысль состояла в следующем: будущее Европы состоит в альянсе элиты молодежного движения, пролетариата и Советского Союза, откуда родится "новый Адам". Он все ещё считает скандальным тот факт, что германская коммунистическая партия зависить от указаний Советов, и в тоже время смотрел на Россию как на спасителя.
"Главным явлением" эпохи виделся протест немецкой молодежи против загнивания Запада; Россия была и останется прообразом нового человечества; Германия никогда не должна стать противником Советского Союза, поскольку на берега Рейна началось "проникновение" Америки; Западная Европа уже стала "Панамерикой".
"Гегнер", без сомнения, бурно приветствовал братство немецкого и советского народов. Юнг говорит:"Я не выдаю никакого секрета, когда заявляю, что советское посольство оказывало "Гегнеру" постоянную финансовую поддержку.
Даже после победы антикоммуниста Гитлера Россия все ещё оставалась для "Гегнера" настоящей Меккой. Последний выпуск "Гегнера" весной 1933 года сообщил своим читателям, что "новый человек" должен появиться в России; Германия бьется в конвульсиях; Запад становится для неё все более чуждым, тогда как германский народ тянется к Востоку.
После 30 января 1933 года новые нацистские хозяева Германии нанесли безжалостный удар по своим просоветским оппонентам. В апреле того года "Гегнер" был запрещен. Летучий отряд из штандарта СС* номер шесть вломился в редакцию, размещавшуюся в доме номер один по Шеллингштрассе, разгромил её и конфисковал все экземпляры газеты. Редактора Шульце-Бойзена и двоих его товарищей - Туреля и Генриха Эрлангера - вывезли в один из "нелегальных концентрационных лагерей" на окраине Берлина, где нацистские головорезы "разбирались", как они выражались, со своими оппонентами.
(* Штандарт - подразделение СА или СС, чиисленностью от 1200 до 3000 человек, соответствующее общевойсковому полку. Прим. перев.)
По словам Туреля, всех троих бросили в "крошечный подвал, оборудованный наподобие полицейского участка. На голом полу лежала солома, покрытая вместо постельного белья большими республиканскими флагами. Нам пришлось лечь при включенном свете". Швейцарца Туреля вскоре освободили, но остальные двое стали жертвами необузданного садизма.
Во дворе Шульце-Бойзену и Эрлангеру пришлось пройти сквозь строй из двух шеренг вооруженных эсэсовцев, подгонявших узников прикладами и ударами кнутов со свинцовыми вплетениями. Трижды (предписанное наказание) Шульце-Бойзен проходил свой крестный путь под градом ударов, голый, задыхающийся, истекающий кровью, охваченный отчаяньем. Неожиданно он вернулся назад и пробежал сквозь строй своих мучителей в четвертый раз. Почти теряя сознание, он щелкнул каблуками и закричал:
- Докладываю! Приказ выполнен, плюс ещё раз на удачу!
Некоторые из эсэсовцев были так поражены, что раздались крики:
- Бог мой, парень, да ты один из нас!
Шульце-Бойзен пережил этот танец смерти, но Эрлангер, как натура более чувствительная, не выдержал. Сам Харро так никогда и не оправился после гибели друга. Смерть Эрлангера больше чем собственные страдания побудила его принять решение никогда не иметь дело с этим садистским режимом.
Вероятно, Харро никогда бы не вышел из эсэсовского лагеря пыток, не начни действовать его мать, женщина более решительная и волевая, чем её муж, отставной флотский капитан. Узнав об исчезновении сына от своего сводного брата, судебного чиновника Вернера Шульце, Мария-Луиза отправилась в Берлин. Вернер Шульце сообщил ей, что ордер на арест Харро был подписан штандартенфюрером Гансом Генцем, чье подразделение использовалось в качестве вспомогательного полицейского отряда.
Фрау Шульце являлась президентом женского отделения "Германской колониальной ассоциации", выступавшей под патронажем нацистов, и потому считала себя вправе рассчитывать на особое внимание в новой Германии. Она прикрепила партийный значок, собрала несколько бывших сослуживцев мужа, (включая фон Штоша, который впоследствии стал капитаном), и поехала в штаб-квартиру Генца на Потсдамерштрассе, 29, прихватив с собой членов "Имперской ассоциации германских морских офицеров".
Под напором упреков фрау Шульце Генц уступил. У него не было желания отвечать за содержание в тюрьме члена семьи Тирпиц. Более того, как партийный товарищ, фрау Шульце обещала, что сын немедленно прекратит всякую "антигосударственную деятельность" и тут же уедет из Берлина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86