Вот почему Геринг был так напуган, когда Редер сообщил ему, что дело шпионов "Красной капеллы" находится в юрисдикции Имперского военного трибунала. Рейхсмаршал предвидел конфликт с фюрером и категорически отклонил это предложение. Редер понял невозможность отстоять свою позицию и поднял на ноги двух коллег, оказавшихся в спецпоезде Геринга: председателя одной из палат Креля и начальника юридической службы Люфтваффе Христиана фон Хаммерштайна.
Хаммерштайн подключил Бастиана с Леманом, и все пятеро согласились поддержать предложение Редера. Они чувствовали, что в интересах вермахта нельзя позволить зависимому от влияния гестапо Народному трибуналу заниматься делами солдат и офицеров. Лерман, Хаммерштайн и Редер добились новой встречи с Герингом.
Жаркая перепалка с колеблющимся соратником Гитлера заставила того уступить. В конце октября Геринг встретился с фюрером и рекомендовал провести суд над "Красной капеллой" в Имперском военном трибунале. Чтобы предотвратить возможную вспышку ярости, в качестве обвинителя он предложил Редера, слывшего самым суровым и лояльным режиму офицеров военно-юридической службы. Гитлер с кандидатурой согласился.
Несколько дней спустя Редер с двумя секретаршами, Адельхайд Айденбенц и Эрикой Стрей, отправился в кабинет Имперского Министерства авиации, который раньше занимал начальник штаба Люфтваффе генерал-полковник Йешоннек. Впоследствии к нему присоединился военный прокурор Вернер Фалкенберг из суда III Воздушного района.
Так как формально "специальный представитель рейхсмаршала" Редер по-прежнему оставался военным прокурором из РКГ, пришлось ждать ещё две недели, прежде чем РСХА соизволило передать ему протоколы допросов в гестапо. Редер вспоминает: "Первые досье вместе с окончательным отчетом гестапо поступили в начале ноября. Это были дела Шульце-Бойзена, Харнака, Грауденца и Коппи. Несколько дней спустя передали досье Шумахера, а столь необходимые для понимания всего дела досье "Кента" и так называемого Винсента Сьерра все ещё отсутствовали".
Тем временем бывший организатор шпионской сети "Кент" был арестован 12 ноября в Марселе и перевезен для допроса гестапо в Бельгию. После первых же показаний "Кента" стало ясно, что он обеспечивал передачу в Москву основного потока разведывательной информации, собранной берлинскими агентами. Теперь нетрудно стало доказать связь Шульце-Бойзена и его друзей с советской разведкой. Редер отправил в Брюссель своего представителя, чтобы разыскать протоколы допросов "Кента", но несколько дней спустя того уже перевезли на Принц-Альбрехтштрассе.
К середине ноября у Редера были все досье членов "Красной капеллы", и он смог приступить к своей страшной работе. С этого момента история "Красной капеллы" стала его историей, а летопись её краха - его рассказом. "Кровавый судья", как назвала его Грета Кукхоф, стал кошмаром для узников.
Армейские манеры были у Редера всего лишь хорошо продуманной позой, чтобы выглядеть записным негодяем. Даже в наши дни уцелевшие члены "Красной капеллы" сохранили яркие воспоминния о его грубых, жестоких и циничных манерах. Он стал для них воплощением бесчеловечного палача.
Фальк Харнак, брат Арвида, считал его "одним из самых жестоких и кровавых гонителей немецких антифашистов"; Грета Кукхоф считала его палачом, движимым "личными амбициями и жаждой мести"; матери Хайнца Стрелова он казался "просто агентом гестапо"; а Мария-Луиза Шульце называет его "невероятно жестоким зверем в облике человека". Даже Адольф Гримме полагал, что Редер проявил себя "одним из самых бесчеловечных, циничных и жестоких нацистов, с которым я имел несчастье столкнуться".
Ненависть заключенных к своему обвинителю достигла такой силы, что они приписывали Редеру почти сверхъестественное влияние на генералов, судей и нацистское руководство. Так, например, Грета Кукхоф утверждает: "На Принц-Альбрехтштрассе у него был постоянный кабинет, а если ему требовалось срочно отправиться на доклад к Гитлеру или Герингу, всегда ждал наготове самолет". Его угрозы делали послушным Имперский военный трибунал. Ян Бонтье ван Беек думает, что "у него была такое прочное положение, что при желании он мог спасти людей". По словам Фалька Харнака, "этот известный убийца" в нескольких случаях выступал от имени Гитлера, чтобы "лишить возможности защиты множество немецких и иностранных антифашистов". Мать Лилианы Беркович полагает, что "Редер вел свое сфабрикованное судилище просто выслуживаясь перед рейхсфюрером СС Гиммлером".
Эти свидетельства и мнения отражают беспочвенные слухи, циркулировавшие среди узников, и не имеют никакого отношения к действительности. Стоявший наготове самолет был просто фикцией, как и постоянные визиты Редера в ставку Гитлера, с которым тот никогда не встречался. Его дьявольская власть над судом - просто сказка, кабинет в РСХА - результат какого-то недоразумения, а близкие отношения с Гиммлером игра воображения.
Тем не менее, когда в послевоенные годы немецкие юристы анализировали его поведение, Редер не смог отвергнуть все выдвинутые против него обвинения. Существенно важно, что он был единственным представителем РКГ, которого обвиняли уцелевшие члены "Красной капеллы". Их гнев не коснулся судей, выносивших смертные приговоры и назначавших длительные сроки заключения. Нельзя оспаривать, что Редер - одна из самых спорных фигур, когда-либо выдвинутых германской военной юстицией.
Многие его коллеги и руководители не испытывали особых симпатий к честолюбивому прокурору, жаждавшему популярности. Большинство могли бы согласиться с судьей Ойгеном Шмидтом, который вопрошал: "Почему же Редер заслужил ненависть стольких людей? - и сам же ответил." - В общих чертах могу сказать, что у Редера ущербный характер; у него отсутствует присущее большинству людей сострадание к людской боли, поэтому он не отказывается стать свидетелем казни и берется за любое неприятное поручение".
После участия в Первой мировой войне карьера Манфреда Редера была довольно пестрой - студент, юридический советник в одной из фирм, управляющий фирмой, снова студент, в 1934 году опять на юридической работе. Его трудно назвать заметной фигурой в германской юриспруденции. Вступительные экзамены по праву он выдержал всего лишь на "удовлетворительно", а выпускные характеристики уложились в одну короткую строчку его личного дела. Многие считали его весьма посредственным юристом.
По мнению Креля "для хорошего судьи он был слишком бесчувственным и имел много предубеждений". Методы работы Редера постоянно вызывали нарекания, его путь был усеян склоками, официальными протестами и дисциплинарными проступками. Его грубость возмущала многих офицеров, командир дивизии "Бранденбург" даже дал ему пощечину, поскольку посчитал свою часть оскорбленной.
Чем меньше Редера уважали как юриста, тем агрессивнее он играл роль грубого солдафона, которым, собственно, не был. Редер являлся одним из немногих военных юристов, не соответствовавших требованиям Геринга, по которым каждый прокурор Люфтваффе должен быть по крайней мере офицером резерва. В Люфтваффе даже поговаривали, что в период воссоздания вооруженных сил бывший лейтенант Первой мировой войны предлагал Люфтваффе свои услуги, но получил отказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86