А.». В глубокой американской провинции, где-то на Среднем Западе, во. вполне обыкновенной, нужды не знающей, но и не слишком богатой семье показывают внушительных размеров папку, где хранится переписка хозяина дома с очередным обитателем Белого дома. И при этом не почувствовал я ни суетного желания поразить пришельца из другого мира демократизмом местных нравов, да и писаных правил, по которым высшая власть проста обязана отвечать на все запросы и вопросы избирателей, даже и вполне (как в данном случае) пустяковые. Не было и особого эмоционального подъема. Привычное дело, как говаривали герои ранней повести Василия Белова. И вообще казалось, что показ затеян просто, чтобы как-то оживить не клеившийся поначалу разговор.
Но было все-таки и нечто иное, за пределами быта и интеллектуальной рефлексии расположенное. Дело в том, что оборотной стороной личной независимости — ею-то как раз гордятся и при всяком случае охотно демонстрируют— является чувство, напротив, добровольной зависимости, принадлежности стране и роду. Добровольной, и потому как бы необременительной, хотя бюрократов никто не любит и воспринимают их как неизбежное зло (еще трансценденталисты — интеллектуальные лидеры Америки прошлого века — говорили, что, чем меньше государства, тем лучше).
Иными словами, диссидент это парадоксальным образом патриот. Не просто в почвенном смысле, но в смысле уважения к национальной символике и ритуалу. Американец — человек частный, ему не понять, отчего это всех нас, пусть даже во времена переломные, так жадно тянет к политике. Его-то она интересует, да и то вяло, лишь когда надо идти к избирательным урнам, а до власти как бы вообще нет дела — лишь бы в покое оставила. И в то же время он — государственник. Всякое мало-мальски уважающее себя собрание начинается с того, что здесь выставляется государственный флаг, и ведущий, при молитвенном молчании участников, произносит церемониальный текст верности знамени. После смерти Ричарда Никсона над всеми государственными учреждениями в течение месяца были приспущены флаги со звездами и полосами. Допустим, это президентский указ. Так ведь и частные дома помечены были таким же знаком скорби. Это уж никак не объяснишь указаниями Белого дома (ЦК) или легислатур (райкомы). Между прочим, обитатели этих самых домов покойного, особенно после Уотергейта, ругали ругательски. Но это все-таки случай экстраординарный. А вообще-то над крышами, особенно в провинции, национальные флаги, а также флаги штатов и даже вымпелы округов колышутся рутинно. Это необходимая деталь пейзажа, которую замечают так же мало, как, допустим, почтовую тумбу на углу,
Но человеку заезжему она бросается в глаза. А если это человек из России, то некоторые параллели просто напрашиваются. Из них не извлечешь урока и тем более задания на дом, даже стараться не надо, так что напрасно так хлопочут наши ревнители национальной идеи, по петушиному наскакивающие на теперешних капитанов политики и промышленности: зачем, мол, они предают собственные традиции и раболепно поглядывают на Запад. Пожалуй, Бисмарк, при всей своей государственной мудрости, все же заблуждался, полагая, что только дураки учатся на своих ошибках, умные же — на ошибках других. Наверное, все же и человеку, и стране приходится разбирать завалы собственных предрассудков. Но задуматься над тем, отчего и как у других получилось то, что с таким трудом и такими жертвами дается нам, небесполезно. Впрочем, это скорее дело практических политиков и политологов. Я же могу просто напомнить некоторые общеизвестные факты.
В книге М. Лернера глава «Регионы: единство места и действия», хоть и достаточно пространная, оказалась на задворках, что странно. К тому же она отличается подчеркнутой нейтральностью повествовательного слога: автор просто очерчивает американский рельеф, меняющийся от Новой Англии к Среднему Западу и далее — в сторону тихоокеанского побережья. Это еще более странно, ибо «развитие цивилизации в Америке» это как раз острое столкновение разнонаправленных сил — к центру и в стороны.
Сейчас-то, понятное дело, ни один вменяемый житель Нью-Йорка либо Небраски при всей любви к родному городу и родному клочку фермерской земли (любви, совместимой, оказывается, со склонностью к бродяжничеству), не помыслит о том, что город или округ могут отпасть от штата, а штат — выйти из союза. Но прежде было не так, флибустьерский дух вольницы, помноженный на необъятность простора, упорно сопротивлялся объединительной, федералистской идее.
Сказывалось и историческое наследие. Ведь первые колонисты-пилигримы по существу, сепаратисты. Они верили в то, что по своей собственной воле отколоться от сложившейся общины и сформировать новую — идея безумная и подрывная в глазах Старого Света и естественная, плодотворная и, можно даже сказать основополагающая в глазах Света Нового. То, что не получилось в Нидерландах оказалось возможным в Плимуте.
Отцы-основатели и ближайшие наследники их дела должны были учитывать весь набор обстоятельств. Свои лучшие интеллектуальные силы, свою незаурядную энергию эти люди — прагматики и идеологи от Александра Гамильтона до Авраама Линкольна — употребляли на то, чтобы найти равнодействующую интересов государства и штатов. Было много демагогии в духе знакомого по недавним временам «Сильный центр — сильные республики» или «Берите столько суверенитета, сколько можете», но была и реальная политика. Томас Джефферсон после победы на драматических президентских выборах 1800 года утверждал, что американский опыт опровергает доктрину Монтескье, согласно которой республика способна существовать только на небольшой территории. Но первые же месяцы правления изрядно пошатнули его оптимизм. И на протяжении всех восьми лет своего пребывания в Белом доме он всячески противился экспансии федеральной власти. История его полемики, то явной, то подспудной, с председателем Верховного суда Джоном Маршаллом — этим закоренелым и страстным сторонником централизации — тому красноречивое свидетельство.
Хорошо известно, что полемика эта, в других формах и с участием других персонажей, разрешилась трагически: на долгие четыре года растянулась самая кровавая в истории страны война — Гражданская, бывшая не чем иным, как войной регионов. У нее были разные основания — политические, экономические, моральные, но не последнюю роль, думаю, сыграл мятежный дух сепаратизма, этого грозного и разрушительного порождения свободы.
Должно было пройти много лет, чтобы нашлись — ценой великих трудов и новых жертв — радикальные способы решения проблемы, над которой бились участники Континентального конгресса. Это опять-таки тема специальная, пусть ею специалисты и занимаются, а я между делом замечу, что, помимо практических шагов, грандиозную объединительную роль в истории Америки сыграла художественная культура.
Можно говорить о «местном колорите», можно говорить, что общенациональная культура сложилась на пересечении региональных традиций: Новая Англия дала метафизику и энергию интеллекта, Средний Запад — материальную плотность образа, Юг— чувство истории и изобильно-метафорический стиль. Все это верно. Неверно также и то, что целое оказалось значительнее и крупнее составляющих и даже, со временем, растворило их в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Но было все-таки и нечто иное, за пределами быта и интеллектуальной рефлексии расположенное. Дело в том, что оборотной стороной личной независимости — ею-то как раз гордятся и при всяком случае охотно демонстрируют— является чувство, напротив, добровольной зависимости, принадлежности стране и роду. Добровольной, и потому как бы необременительной, хотя бюрократов никто не любит и воспринимают их как неизбежное зло (еще трансценденталисты — интеллектуальные лидеры Америки прошлого века — говорили, что, чем меньше государства, тем лучше).
Иными словами, диссидент это парадоксальным образом патриот. Не просто в почвенном смысле, но в смысле уважения к национальной символике и ритуалу. Американец — человек частный, ему не понять, отчего это всех нас, пусть даже во времена переломные, так жадно тянет к политике. Его-то она интересует, да и то вяло, лишь когда надо идти к избирательным урнам, а до власти как бы вообще нет дела — лишь бы в покое оставила. И в то же время он — государственник. Всякое мало-мальски уважающее себя собрание начинается с того, что здесь выставляется государственный флаг, и ведущий, при молитвенном молчании участников, произносит церемониальный текст верности знамени. После смерти Ричарда Никсона над всеми государственными учреждениями в течение месяца были приспущены флаги со звездами и полосами. Допустим, это президентский указ. Так ведь и частные дома помечены были таким же знаком скорби. Это уж никак не объяснишь указаниями Белого дома (ЦК) или легислатур (райкомы). Между прочим, обитатели этих самых домов покойного, особенно после Уотергейта, ругали ругательски. Но это все-таки случай экстраординарный. А вообще-то над крышами, особенно в провинции, национальные флаги, а также флаги штатов и даже вымпелы округов колышутся рутинно. Это необходимая деталь пейзажа, которую замечают так же мало, как, допустим, почтовую тумбу на углу,
Но человеку заезжему она бросается в глаза. А если это человек из России, то некоторые параллели просто напрашиваются. Из них не извлечешь урока и тем более задания на дом, даже стараться не надо, так что напрасно так хлопочут наши ревнители национальной идеи, по петушиному наскакивающие на теперешних капитанов политики и промышленности: зачем, мол, они предают собственные традиции и раболепно поглядывают на Запад. Пожалуй, Бисмарк, при всей своей государственной мудрости, все же заблуждался, полагая, что только дураки учатся на своих ошибках, умные же — на ошибках других. Наверное, все же и человеку, и стране приходится разбирать завалы собственных предрассудков. Но задуматься над тем, отчего и как у других получилось то, что с таким трудом и такими жертвами дается нам, небесполезно. Впрочем, это скорее дело практических политиков и политологов. Я же могу просто напомнить некоторые общеизвестные факты.
В книге М. Лернера глава «Регионы: единство места и действия», хоть и достаточно пространная, оказалась на задворках, что странно. К тому же она отличается подчеркнутой нейтральностью повествовательного слога: автор просто очерчивает американский рельеф, меняющийся от Новой Англии к Среднему Западу и далее — в сторону тихоокеанского побережья. Это еще более странно, ибо «развитие цивилизации в Америке» это как раз острое столкновение разнонаправленных сил — к центру и в стороны.
Сейчас-то, понятное дело, ни один вменяемый житель Нью-Йорка либо Небраски при всей любви к родному городу и родному клочку фермерской земли (любви, совместимой, оказывается, со склонностью к бродяжничеству), не помыслит о том, что город или округ могут отпасть от штата, а штат — выйти из союза. Но прежде было не так, флибустьерский дух вольницы, помноженный на необъятность простора, упорно сопротивлялся объединительной, федералистской идее.
Сказывалось и историческое наследие. Ведь первые колонисты-пилигримы по существу, сепаратисты. Они верили в то, что по своей собственной воле отколоться от сложившейся общины и сформировать новую — идея безумная и подрывная в глазах Старого Света и естественная, плодотворная и, можно даже сказать основополагающая в глазах Света Нового. То, что не получилось в Нидерландах оказалось возможным в Плимуте.
Отцы-основатели и ближайшие наследники их дела должны были учитывать весь набор обстоятельств. Свои лучшие интеллектуальные силы, свою незаурядную энергию эти люди — прагматики и идеологи от Александра Гамильтона до Авраама Линкольна — употребляли на то, чтобы найти равнодействующую интересов государства и штатов. Было много демагогии в духе знакомого по недавним временам «Сильный центр — сильные республики» или «Берите столько суверенитета, сколько можете», но была и реальная политика. Томас Джефферсон после победы на драматических президентских выборах 1800 года утверждал, что американский опыт опровергает доктрину Монтескье, согласно которой республика способна существовать только на небольшой территории. Но первые же месяцы правления изрядно пошатнули его оптимизм. И на протяжении всех восьми лет своего пребывания в Белом доме он всячески противился экспансии федеральной власти. История его полемики, то явной, то подспудной, с председателем Верховного суда Джоном Маршаллом — этим закоренелым и страстным сторонником централизации — тому красноречивое свидетельство.
Хорошо известно, что полемика эта, в других формах и с участием других персонажей, разрешилась трагически: на долгие четыре года растянулась самая кровавая в истории страны война — Гражданская, бывшая не чем иным, как войной регионов. У нее были разные основания — политические, экономические, моральные, но не последнюю роль, думаю, сыграл мятежный дух сепаратизма, этого грозного и разрушительного порождения свободы.
Должно было пройти много лет, чтобы нашлись — ценой великих трудов и новых жертв — радикальные способы решения проблемы, над которой бились участники Континентального конгресса. Это опять-таки тема специальная, пусть ею специалисты и занимаются, а я между делом замечу, что, помимо практических шагов, грандиозную объединительную роль в истории Америки сыграла художественная культура.
Можно говорить о «местном колорите», можно говорить, что общенациональная культура сложилась на пересечении региональных традиций: Новая Англия дала метафизику и энергию интеллекта, Средний Запад — материальную плотность образа, Юг— чувство истории и изобильно-метафорический стиль. Все это верно. Неверно также и то, что целое оказалось значительнее и крупнее составляющих и даже, со временем, растворило их в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127