д. Но ведь перечень этих черт нам уже встретился, когда мы набрасывали психологический портрет человека, избравшего самость. Аналогия настолько близкая, что не может быть случайной. Конечно же, протестантизм есть тот же самый выбор, только сделанный на уровне общественной души. Тут, правда, может смутить то обстоятельство, что в ряду возникающих при этом выборе качеств должно фигурировать безбожие, а протестанты признают Бога. Но со временем Он делается в их сознании все более призрачным. Это происходит оттого, что Бог у них имеет более психологический, чем онтологический статус, а это первый шаг к тому, чтобы начать воспринимать Его как понятие вспомогательное и условное. Кант, которого Флоренский назвал «философом протестантизма», так и сказал: мы не знаем, существует ли Бог, но мы должны думать, что Он существует, ибо это понятие полезно для организации общественной жизни, Вот только одного не учел Кант: верить во что-то только потому, что эта вера полезна, человек не может, ибо вера есть не что иное, как твердая уверенность в существовании предмета веры. И с каждым поколением общество этого типа становится все более безрелигиозным. Это происходило, конечно, и с американским обществом.
Однако процесс не был прямолинейным, В истории США был период, когда там чуть не появилась собственная аристократия, в это могло бы перевернуть всю систему ценностей. Но этому не дали случиться: слишком твердым оказалось намерение нации осуществить таки принципы Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона и других героев войны за независимость. Страна устояла в своем выборе.
Тоской по этой неосуществившейся возможности проникнуто одно из лучших произведений американской литературы — роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром». Ценность этого художественного свидетельства особенно велика, поскольку оно является свидетельством невольным, сделанным вопреки убеждениям автора. Описывая события гражданской войны 1861—1865 годов, Митчелл разумом стоит на стороне северян, считает их прогрессивной силой и старается изобразить южан плохими людьми — жадными и жестокими. Но ее талант побеждает собственную рассудочную концепцию, и получается нечто противоположное. Все, что трогает нас в романе, связано лишь с «плантаторами» и «рабовладельцами», только они вышли живыми людьми, которым мы сочувствуем, слезами которых плачем и смехом которых смеемся, и сжимающий наше сердце грустный осадок от прочтения книги есть не что иное, как грусть от того, что эти полюбившиеся нам люди унесены беспощадным ветром истории. А вот среди прогрессивных северян нет ни одного запоминающегося образа — все они безлики и стереотипны. В общем, все тут так же, как в «Тихом Доне» Шолохова: симпатичны только «отрицательные» герои, а провозвестники светлого будущего отвратительны.
С поражением Юга не состоялась не только начавшаяся там складываться политическая форма, которая успела породить галерею ярких личностей. Сошла на нет и высокая американская культура. Какое-то время ей удавалось питаться ностальгическими воспоминаниями, и так родилось все истинно значительное в ней — и «Приключения Тома Сойера», и те же «Унесенные ветром», и, что особенно показательно, Фолкнер — последний великий писатель Соединенных Штатов. Истощились эти воспоминания, вымерли бабушки и дедушки, рассказывавшие о старых добрых временах своим впечатлительным внукам, и кончилась заслуживающая этого названия литература — ныне ее в этой стране нет и в помине. То же можно сказать о музыке и о живописи. Вместе с несправедливостью, которую видели в использовании невольничьего труда, была уничтожена завязывающаяся красота бытия, а ведь красота есть преддверие любви… Америка подтвердила свою решимость продолжить свой эксперимент.
Принятие в качестве идеала «человека, который сам себя сделал» и утверждение более сильной, чем в Западной Европе, формы индивидуализма содействовали быстрому материальному процветанию Америки, поскольку заставляли людей мобилизовать все свои умственные и физические способности на деловую активность. Однако в протестантизме американского образца были запрограммированы и другие механизмы, ведущие к снижению творческого потенциала нации. В какой-то момент, скорее всего в тридцатых годах нынешнего столетия, эти две противоположно направленные тенденции уравнялись. Это был «звездный час» Америки, ее кульминация, после которой она пошла на спад. Все пожилые американцы вспоминают эти времена со вздохом: «Да, сейчас уже не то…» Нет никакого сомнения в том, что государственная линия президента Рейгана, оживившая экономику страны и вернувшая некоторое уважение к забытым нравственным ценностям, имела своим источником его сильную ностальгию по «Великой Америке», которую он застал в юности и которую страстно хотел возродить. Но, хотя вначале ему что-то удалось, под конец он капитулировал перед теми же силами, которые сломили когда-то южан, и поворот к красоте и любви снова не состоялся. Переключатель застыл в положении «Я сам».
Каковы же те деструктивные механизмы, которые включает в действие принятый американским обществом индивидуалистический антропоцентризм?
Первый — это неизбежно возрастающая в сделавшем такой выбор обществе безрелигиозность и вытекающее из нее падение нравов. Помню, когда-то меня поразило часто звучавшее в передачах «Голоса Америки» утверждение: «Американцы — самая религиозная нация в мире». По свойственной молодым людям доверчивости к информации неотечественного происхождения я тогда принял его за чистую монету. С тех пор утекло много воды, я дважды сам побывал в Америке, проехал ее от канадской до мексиканской границы, внимательно в нее всматривался, беседовал с сотнями ее граждан, и теперь могу сказать совершенно определенно: американцы — абсолютно неверующая нация.
Я не думаю, что диктор регулярно повторявший свою фразу, намеренно обманывал слушателей. Он просто ошибался, и источником ошибки было то, что он пользовался неправильным критерием религиозности, характерным для протестантского о ней представления. Он основывал свои данные на опросах, то есть полагался на самооценки. При таком подходе религиозным считается человек, который на вопрос: «Верите ли вы в Бога?» — дает положительный ответ. Но это наивно. Неверующий даже скорее ответит на этот вопрос «да», чем верующий, ибо последний знает, что к истинной вере надо идти долгим и трудным путем, а первый полагает, что вера есть лишь допущение присутствия в мире какого-то высшего начала. На самом же деле критерий религиозности, как мы уже говорили, существует только один — ощущение реальности инобытия, которое мы после своей смерти встретим лицом к лицу, и осознание того, что подготовка к этой встрече является главной задачей нашей жизни на земле. А американцы могут признать инобытие разве лишь теоретически и никогда не будут учитывать его в своих поступках и намерениях. Они целиком живут в материальном мире и все свои силы употребляют только на то, чтобы устроиться в нем как можно лучше. Убеждение, что никакого иного существования, кроме здешнего, нет и быть не может, стало их национальным признаком.
Прямым следствием этого является исчезновение из общественного сознания такого понятия, как «грех», и замена его понятием «преступление».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127