Андрей видит: она мечтает о работе за границей вовсе не потому, что там она принесет особую пользу. Нет! Это пустые разговоры! Ее привлекает внешний блеск той жизни: модные тряпки, приемы в посольствах, дорогие отели. Откуда в ней это, черт возьми?
Андрей свернул за угол, прошел квартал по пустынной, узкой улочке и вышел на другую, пошире. Здесь тоже было много прохожих и светились магазинные витрины.
Вот, наконец, и кинотеатр «Дружба», вот и толпа у касс. Да, билетов нет. Это ясно.
Андрей постоял минуту в нерешительности. Надо уходить. Может быть, в каких-нибудь других кинотеатрах он еще достанет билет, хотя бы на последний сеанс.
Конечно, он мог бы зайти к Наде. Она будет очень рада, если он придет к ней. Но он к ней не пойдет. И напрасно она звонит к нему на работу. Он и к телефону больше не подходит. Теперь ему ясно, что Надя нарочно все подстроила там, в гостинице. К тому же он уже знает, что никакая она не приезжая, а директор магазина случайных вещей; у нее есть здесь квартира и всюду уйма знакомых. Но она не оставляет в покое Андрея. Конечно, надо бы набраться решимости и поговорить с ней, разом все поставить на свое место. Андрей всегда любил ясность в отношениях с людьми, а этот случай требовал ясности больше, чем любой другой. Но идти к Наде, тем более сейчас, не хотелось.
Андрей взглянул на часы. Семь часов! Впереди еще весь вечер, долгий вечер, который неизвестно, как убить. Но не стоять же здесь без толку? Он повернулся, собираясь уходить.
В этот момент невдалеке раздался возглас:
— Шмелев! Стой! Куда ты?
Андрей оглянулся. Из толпы вынырнул Семен Буланый, держа за руку худенькую девушку в белой цигейковой шубке.
— Светочка, это тот самый легендарный Андрей Шмелев, гроза контрабандистов. И мой друг с доисторических времен. Знакомьтесь.
Девушка несмело протянула руку.
— Светлана.
— Андрей.
— Что ты тут делаешь? — деловито осведомился Семен.
— Собирался попасть в кино.
— Один?
— Один.
— Понятно. Но полезное мероприятие сорвалось ввиду отсутствия билетов? Тоже понятно. Поскольку и у нас оно сорвалось, может быть, объединим усилия? Возражений нет?
Возражений не было. Стали обсуждать, куда бы пойти. Девушка оживилась и уже не казалась смущенной. Смуглое лицо ее, освещенное улыбкой, разрумянилось, большие темные глаза, умные и смешливые, все смелее и любопытнее поглядывали на Андрея.
— Знаете что? — наконец сказала она. — Мы нигде не достанем сейчас билетов. Их надо брать с утра. У меня есть предложение. Пойдемте ко мне.
— Неудобно беспокоить начальство, — замялся Семен, но Андрей видел, что предложение Светланы ему пришлось по душе и он колеблется только для вида.
— Как не стыдно, Семен, — возмутилась девушка и, обращаясь к Андрею, добавила: — Ведь я же вижу, что притворяется. Не так-то просто его смутить. А фамилия моя Жгутина.
— Так вы — дочка Федора Александровича?
— Да. Вот Семен и не пропускает случая…
— Светочка, хватит! — шутливо перебил ее Семен, подняв вверх руки. — С восторгом принимаю ваше приглашение. Пойдем, Андрей.
— Что ж. Я тоже с восторгом.
Светлана взглянула на него и погрозила пальцем.
— Вам восторг не идет. Вы, по-моему, человек серьезный, положительный. Правда, Семен?
И вдруг расхохоталась так заразительно, что Семен и даже Андрей невольно рассмеялись вместе с ней.
Дверь им открыл сам Федор Александрович, розовый, заспанный, в мягкой штапельной пижаме.
— Папа, учти, — сказала ему Светлана, — это мои гости. Они не к тебе пришли.
— Это еще что за предупреждение?
— А то они боялись нарушить твой покой, — и Светлана лукаво взглянула на своих спутников. Семен развел руками.
— Ну и дочка у вас, Федор Александрович. Не язычок, а бритва.
— Это у нее наследственное, — усмехнулся Жгутин, в зевке прикрывая пухлой ладонью рот. — По женской линии.
Светлана звонко рассмеялась.
— Хватит меня разоблачать перед гостями! Мамы, очевидно, нет дома? Идемте ко мне, — решительно объявила она молодым людям и, обращаясь к отцу, добавила: — Папочка, можешь спать дальше. Когда вскипит чайник, я тебя разбужу.
Без пальто, в синем скромном платьице с широким, ослепительно белым воротничком Светлана показалась Андрею совсем юной, почти девочкой. Но лицо Светланы, смуглое, оживленное, обрамленное копной коротких черных волос, останавливало внимание своей незаурядностью и умом, светившимся в больших горячих глазах. «Интересная девочка и умница», — окончательно решил про себя Андрей и с каким-то невольным уважением посмотрел на Семена.
В уютной Светланиной комнате Андрей и Семен с первой же минуты почувствовали себя приятно и свободно. Пока Светлана суетилась, накрывая на низкий столик у дивана скатерть и расставляя посуду, Андрей рассматривал книги на полке. Семен же помогал Светлане. Девушка весело, с шутливой строгостью командовала им, и он с видимым удовольствием подчинялся.
Наконец стол был накрыт, чайник вскипел, и Светлана побежала за отцом.
Жгутин появился уже в костюме, хотя и без галстука, умытый и окончательно проснувшийся.
За чаем разговор сначала вертелся вокруг последних известий из Москвы. Жгутин любил Москву трогательной и ревнивой любовью и мог без конца слушать рассказы москвичей о ее новых улицах, скверах и домах. Он очень жалел, что не может выписать «Вечернюю Москву», по его мнению, интереснейшую из всех газет.
Но постепенно разговор зашел о работе в таможне. Начал его Семен.
— А что, Федор Александрович, — обратился он к Жгутину, — если откровенно сказать, ведь не может наша работа всю жизнь приносить человеку удовлетворение. Верно?
— Почему же не может? — осторожно спросил Жгутин.
— Так это же не призвание, с этим люди не родятся. Вот, к примеру, врач, или там инженер, или музыкант. Это призвание. И для человека с таким призванием — счастье стать врачом или музыкантом. А таможенник? Разве это призвание, разве с этим родятся? Люди попадают на эту работу случайно.
Семен говорил с увлечением, и чувствовалось, что присутствие Светланы играло здесь немаловажную роль.
И Андрей, слушая приятеля, невольно улыбнулся: какими все-таки наивными становятся люди, когда влюбляются.
Но Жгутин воспринял слова Семена по-иному.
— Тонкой материи касаетесь, — покачал головой он. — Я, пожалуй, отвечу вам конкретным примером. Вот супруга моя, Нина Яковлевна, хирург, хирург по призванию, от рождения, это не я говорю, это ее коллеги говорят. И когда она рассказывает мне о своих делах, о своих операциях, я сижу как завороженный. Невозможно, понимаете ли, слушать ее спокойно. И вот, обратите внимание, когда я ей рассказываю о своей работе — о людях, которые проезжают через границу, о друзьях и врагах наших, о том, что они говорят, как ведут себя, о контрабанде, ведь слушает меня Нина Яковлевна, представьте себе, с интересом, и волнуется, и даже ругает меня, требует от меня чего-то. Но разве я такой уж расчудесный рассказчик? Разве в этом дело? Нет. Есть что-то в нашей работе, что за живое человека берет.
И ведь с каждым годом она все сложнее становится. Мы ведь на очень ответственном участке с вами находимся. Нам сейчас широта взглядов нужна, образование, культура, чтобы впросак не попасть: правильно закон применить, политику нашу объяснить, чтобы из словесной схватки с врагом победителем выйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64