Но Аня, веселая и строгая, скромная и дерзкая, иногда такая вдруг простая и добрая, но никогда не ласковая, всегда недоверчиво насмешливая, разом перевернула все его представления о любви. Какая там радость!.. Казалось, не было и минуты, чтобы Василий без тоски и боли не думал об Ане. Что она сейчас делает? С кем говорит? Кому улыбается? Не выдержав, он звонил ей по телефону, и Аня говорила с ним весело и строго, то охотно, то нетерпеливо, потому что он отрывал ее от каких-то спешных дел.
И за каждую минуту действительного, необыкновенного счастья, вроде той, в красном уголке на улице Славы, когда он танцевал с ней так, что даже одна девчонка закричала: "Премию!", за каждую такую минуту приходилось расплачиваться днями щемящей тоски, когда все валится из рук. В такие дни Василий старался казаться особенно бесшабашным, с подчеркнутой небрежностью говорил об Ане и строил из себя заядлого, даже, как говорил в таких случаях Борис Нискин, "злостного" ловеласа.
И все-таки ребята с недавних пор начали догадываться о его состоянии и между собой осуждали Аню. Зачем морочить голову парню? Нет так нет, отрезала бы, и все! А если да, если парень ей нравится, то уж совсем глупо так его мучить. Николай однажды даже пытался поговорить с Аней, но та сердито и резко оборвала его. Нет, по твердому убеждению ребят, Аня вела себя неправильно.
В последнее время у Василия было особенно тяжело на душе. Чтото так ослепительно ярко вспыхнуло у него в сердце в тот счастливый миг, когда они танцевали с Аней, так непередаваемо радостно стало ему вдруг, что наступившие вслед за этим дни, когда он больше не видел ее, показались невыносимыми.
Аня молчала, не звонила, не забегала в цех. Значит, для нее, для Ани, ничего не вспыхнуло в тот миг.
А раз так, то все! И Василий Таран поклялся, что больше не позвонит ей. Но от этого на душе стало еще тяжелее.
А Борис еще смеет сердиться, что Таран не слушал инструктажа! Спасибо, что Василий вообще как-то дышит, ходит, работает не хуже других и вот даже идет патрулировать. Это просто удивительно, как он умудряется все это делать и вдобавок еще острить и балагурить.
– Эх, напиться, что ли? Вот потеха будет, - сказал Таран, когда они с Борисом, немного отстав от остальных дружинников, подходили к Приморскому бульвару. - В жару только неохота.
Борис подозрительно покосился на друга.
– С чего это тебе напиваться?
– А! - досадливо махнул рукой Таран. - Не понимаешь ты человеческой натуры!
– Твоей, что ли?
– Хотя бы и моей! На все мне теперь наплевать, понял?
– Ты себя не очень-то распускай. Я понимаю, из-за чего другого, а то из-за девчонки...
Таран насмешливо и горестно присвистнул.
– А мне теперь она - до лампочки! Подумаешь! Свет не в одном окошке.
– Во-во! Главное, духом не падать.
– Точно. Вот как пущусь в разгул...
Теперь они шли уже по бульвару.
Зной постепенно спадал. И с моря, ставшего из плоского, золотисто-пепельного глубоким и переливчато-синим, потянул ветер. Приплывшие с юга редкие облачка временами закрывали солнце, и тогда по бульвару из конца в конец ползла спасительная тень.
На аллеях стало людно.
Неожиданно Борис толкнул Тарана:
– Гляди, вон наш красавец сидит.
На одной из скамеек лениво развалился Жора Наседкин, закинув ногу на ногу и покуривая сигаретку. Он тоже заметил ребят и приветственно помахал им рукой.
В этот момент к нему подбежал запыхавшийся Червончик и шепотом сообщил:
– Пахнет колоссальной сделкой. Засекли двух с той посудины.
– Что толкают?
– "Рок". Штук двадцать. Цена вполне приемлемая. Нужна наличность.
– Будет. Где клиенты?
– Решили промочить горло. Идут в "Южный". Вот они, Червончик указал на двух матросов, валкой походочкой направлявшихся в сторону площади.
Один из них нес в руке небольшой ярко-желтый чемоданчик.
– Предупреди, что я буду там через десять минут, - распорядился Жора, - пусть ждут. Берем всю партию.
Червончик с сомнением покачал головой.
– Многовато. Трудно будет реализовать.
– Пхе! У нас на курсе есть интересующиеся. Душу заложат.
– Это другая песня. Вопросов больше нет.
Червончик мгновенно затерялся в толпе. А спустя несколько секунд Жора, потягиваясь, поднялся со своего места.
Ни Таран, ни Борис не заметили этого короткого разговора. Совсем другое привлекло в это время их внимание.
В противоположном от площади конце бульвара, где за массивной стеной начинались дачи санатория, дружинники задержали двух парней в пестрых шелковых рубашках навыпуск и светлых брюках-дудочках.
Один из них, высокий, светловолосый, с ослепительной белозубой улыбкой, держал сверток, перевязанный бечевкой, другой - толстый, с поросячьими, злыми глазами - объемистый портфель из свиной кожи.
Высокий улыбался широко и обезоруживающе добродушно, лишь в глубине его светлых холодных глаз чуть поблескивали временами враждебные льдинки.
– Да вам все почудилось, дорогие товарищи, - говорил он в тот момент, когда подошли Таран и Нискин. - Какой "бизнес"? С чего? Мы просто имеем серьезный разговор с моим другом. Встали в сторонку. Ну и что? Зачем делать шум? Вон сколько хороших граждан потревожили, - и обвел рукой собравшихся вокруг людей.
– Плоды просвещения, Майкл, - с издевкой пояснил толстый. - Начитались газет и показывают сознательность. Или я ошибаюсь? Тогда извините, и "мы с вами только знакомы, как странно".
Таран не мог пропустить такой случай и немедленно ввязался в конфликт.
– Ничего странного! Я, например, и другие товарищи интересуются вашим портфелем, - обратился он к толстому. Попрошу предъявить.
– Обыскивать не имеете права! - вмешался высокий парень. - Кто вы такой? Я вас не знаю! Ты его знаешь, Фред?
Таран с изысканной любезностью показал ему красную книжечку.
– Народная дружина. Слыхали? Или вы только что из Штатов?
Высокий с подчеркнутым вниманием вгляделся в книжечку, потом иронически сказал:
– Печать, к сожалению, неразборчива.
– Ну, вот что, - не выдержал Борис, - балаган тут не разводите! Пошли в штаб.
– Верно, - поддержал его Таран. - Там мы поразборчивее печать приложим.
Кругом одобрительно засмеялись.
– Документов не спрашивал. А деятель вроде тебя - бизик.
Червончик обиженно нахмурился.
– Я не бизик, а такой же работяга, как и ты. В театре работаю.
– В театре? - недоверчиво переспросил Таран.
– Ага, - Червончик решил еще больше подогреть интерес к своей особе. - Хочешь, с актерами познакомлю? Интересно у нас.
Таран нерешительно усмехнулся.
– Это тоже, между прочим, разрешается, - но тут же, нахмурившись, спросил: - А зачем это барахло хватал? Зачем убегал?
– Так ведь жалко того парня стало. Не разобравшись, опозорите начисто, - с подкупающим простодушием ответил Червончик. - А парень знакомый. Вместе покупали. И потом деньги пропадут. А их горбом зарабатываешь, не как-нибудь.
– Вот и надо понимать, где их можно тратить, - наставительно и уже беззлобно сказал Таран. - А то городской пейзаж опошляете, - вспомнил он выражение Бориса.
Червончик охотно согласился.
– Все это, может быть, и верно. Тут, конечно, промашка. Хотя если не приглядываться, как вы, то ничего и не заметишь.
Постепенно разговор принимал все более спокойный характер. Задержанный парень казался таким безвредным, что Таран стал невольно проникаться к нему сочувствием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62