Мы разговорились, и я умолил ее сегодня встретиться. Ровно в десять.
– Это все, признавайся? - с напускной суровостью спросил Анатолий.
Валерий усмехнулся.
– Есть одна пикантная подробность: она пока влюблена в другого. И это вопиющий нонсенс, абсолютный мезальянс. Я уже все узнал.
– Почему нонсенс? - продолжал с пристрастием допытываться Анатолий.
– Отвечу текстом известной телеграммы: "Волнуйся. Подробности письмом". Мне некогда. Ждите нас через полчаса.
И Валерий, отвесив театральный поклон, сдернул со спинки стула пиджак и направился к двери.
Если бы кто-нибудь спросил Машу, чем ей понравился высокий белокурый парень с большими светлыми глазами на худощавом лице, в красивом заграничном свитере, она не смогла бы сказать.
Остроумный, неглупый, начитанный, Валерий весь вечер не отходил от стойки, где Маша выдавала книги. И ей было интересно слушать его - в этом она призналась себе сразу. У него были какие-то необычные, оригинальные суждения, широкие взгляды.
Часто ей хотелось с ним поспорить, иногда она вынуждена была соглашаться или вдруг сама удивлялась, как раньше не замечала того, о чем он ей говорил. А разговор у них, естественно, шел о самом дорогом и любимом для Маши - о книгах.
Разговор был отрывочный, потому что Маше время от времени приходилось принимать заказы, выдавать отложенные книги и журналы, бегать в книгохранилище. Но каждый раз в таких случаях Маша ловила себя на том, что с интересом ждет продолжения этого разговора, гадая, что возразит ей Валерий, что скажет такого, чего она не знает, чего не видит.
А он так же свободно, горячо, остроумно говорил и о живописи, и о театре, и о музыке, и Маша со стыдом признавалась себе, что многого она не видела, не слышала.
Маша с детства любила книги. Этой любовью был пропитан весь их дом. И мать, научный сотрудник публичной библиотеки, и отец, преподаватель литературы в школе, страстный книголюб и собиратель, вольно и невольно передавали дочери свою любовь к книге. И эта любовь, в свою очередь, окрашивала всю жизнь семьи, придавая ей особую, утонченную интеллигентность.
Игорь Афанасьевич, отец Маши, низенький, щуплый человек, очень мягкий и отзывчивый, был, однако, болезненно нерешителен в вопросах практических, житейских и этим доводил до отчаяния свою жизнерадостную и деятельную супругу. Наблюдая родителей, Маша рисовала в своем воображении совсем другой облик человека, которого она когда-нибудь полюбит. Отец - это отец, он был ей дорог со всеми своими недостатками. А вот тот, другой, должен быть обязательно высоким и сильным, решительным и умелым, ну и, конечно, благородным и добрым, как отец.
Таким, ей казалось, и был Николай, это и привлекало в нем Машу. Но только сейчас, встретив Валерия, Маша поняла, чего же ей не хватало в Николае.
Ей никогда не было так интересно с ним. Конечно, отец знал гораздо больше и умел рассказывать еще интереснее, чем Валерий. Но здесь прибавлялось то, чего не мог дать и отец, - молодой задор, будоражащее душу ощущение новизны и... кажется, влюбленность. Нет, нет, Маша не влюбилась, ей было просто интересно. Но он... он, кажется, увлекся, и серьезно. Что же делать? Ведь каждая встреча дает ему новый повод, новую надежду. А Маша не хотела этото. И не только из-за Николая. Каким-то особым чувством улавливала она в своем новом знакомом что-то непонятное и чуждое ей. Николай, тот был прост и прозрачен, он вызывал бесконечное доверие, а Валерий - нет, его она почему-то безотчетно боялась.
И все-таки после нескольких, казалось, невольных встреч в читальном зале она разрешила Валерию ждать ее после работы, хотя кончала она сегодня поздно. И сама, почему-то волнуясь, ждала этого часа.
И вот, наконец, Маша выбежала из освещенного подъезда библиотеки на мокрый от только что прошедшего дождя тротуар. От дерева отделилась высокая фигура в плаще. Валерий был без шляпы, светлые, небрежно зачесанные назад волосы потемнели от дождя, глаза блестели. Он бережно поцеловал Маше руку.
– Наконец-то! Мы вас так ждем.
– Мы? - удивилась Маша. - Вы же один.
Валерий засмеялся громко и возбужденно, громче, чем хотелось бы Маше.
– Остальные вас ждут в другом месте. Очень милая и веселая компания.
– Но... уже поздно.
– Что вы! Как раз! Мы совсем недавно собрались и даже не успели как следует выпить. Завязались только первые споры! На повестке дня абстракционизм и романы Ремарка. Сталкиваются самые крайние мнения. Кошмар! Можно ждать рукопашной.
Он нежно, но решительно взял Машу под руку.
Говорил Валерий так же громко и возбужденно, как и смеялся, низко наклоняясь к Маше и заглядывая в глаза. Неожиданно она ощутила на своем лице его дыхание. "Он же пьяный", - со страхом и отвращением подумала Маша.
– Нет, я никуда не пойду. И лучше ступайте к своим друзьям, я дойду одна.
– Ни за что! Вы пойдете со мной! Машенька, клянусь вам, мы больше не выпьем ни капли! Мы будем говорить о литературе! Читать стихи! Вы же любите стихи, правда?
– Очень. Но... но все-таки поздно, честное слово.
Валерий почувствовал нерешительность в ее тоне и усилил натиск.
– Нет, вы просто испугались! Действительно, идти в незнакомую, пьяную компанию! Отвратительно! Но это не так, клянусь вам!
Они медленно шли в тени деревьев по пустому, мокрому тротуару. Снова начал накрапывать дождь.
– Я не могу... поймите, не могу.
Валерий внезапно остановился и пристально, с вызовом посмотрел на Машу.
– Я знаю, почему вы не можете! Вы увлечены другим! Вам кажется, что вы его любите? Простите меня за дерзость, но вы ошибаетесь. Клянусь! Вам все только кажется. Это нонсенс, поймите! Простой рабочий парень. Что общего?
Маша опустила глаза и почувствовала, как краска залила ей лицо.
– Я не хочу об этой говорить.
– Надо! Пока не поздно, надо! Вы же никогда не будете счастлива. Подумайте, Машенька.
Валерий говорил с подъемом, сам почти веря в этот момент в благородство и чистоту своих слов.
Его на минуту как будто околдовали глаза Маши, такие чистые, глубокие и тревожные.
Но Маша снова, как и каждый раз при встрече с ним, уловила в его словах, вернее - в тоне, какими они произносились, что-то непонятное к чуть-чуть пугающее. "Боюсь всего, как папа", - мелькнула у нее протестующая мысль, но побороть себя она не могла и... и, пожалуй, не хотела.
– Нет, я все-таки... сегодня не пойду с вами.
Валерий еще долго уговаривал ее, и Маша не спорила, у нее не было для этого нужных слов, но чем больше он уговаривал, тем сильнее росло в ней убеждение, что идти с ним сегодня не надо, что ей этого совсем-совсем не хочется, и при этом она почему-то не думала о Николае.
– Ну, хорошо, - покорно вздохнул, наконец, Валерий. Сегодня вы не пойдете. А завтра, а потом?
Маша, не имея сил отказать решительно и бесповоротно, мягко, как капризному ребенку, ответила:
– Там видно будет. Ступайте, вас ждут. Я дойду сама.
– Пусть ждут хоть до утра! Я провожу вас.
Квартира встретила Валерия грохотом и визгом радиолы. Посреди комнаты кружились и прыгали две или три пары. А на диване, забравшись на него с ногами, о чем-то горячо спорили Анатолий, Марина, Жора и еще несколько человек. Рядом, прислушиваясь к спору, сидел и курил Таран. Кира, прильнув к его плечу, время от времени с лукавой усмешкой шептала ему что-то на ухо, и Василий беззаботно и пьяно улыбался ей в ответ, кивая головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62