— укоризненно заметила Авеноль.
— Ради любви, бабушка Авеноль, только ради любви и счастья! — оправдывался Петя.
— Не боишься? — подзадоривала его, в свою очередь, Вилена. — А вдруг тебя встретит вместо чудесной Виленоль древняя старуха?
— Что вы, Вилена? Вы же не постарели от своих «снов памяти»!
— Смотри! — погрозила Вилена Пете пальцем.
— Вот твоя «старушка»! — смеясь, указал Арсений на дверь веранды.
Петя ускорил шаги.
Виленоль не двинулась с места.
Подойдя к веранде, Петя ужаснулся, взглянув в лицо Виленоль. Это была и она и не она! Гневно сведенные брови, пронизывающий взгляд, трагически опущенные уголки губ.
— Я не хочу тебя видеть, — сказала Виленоль.
— Что с тобой? — опешил Петя.
— Ты предатель! — кинула ему в лицо обвинение Виленоль. — Как ты мог предать дружбу, меня, наконец… на которой собирался жениться?
— Прости, Виленоль, но я не понимаю, в чем мое предательство?
— Он не понимает! — скорбно воскликнула Виленоль. — Он не понимает, что своими подсчетами ростовщика глушил героический порыв близких мне людей! Я не хочу тебя видеть!
Из-за Виленоль показалась тощая фигура этанянина Ана, так же, как и Виленоль, оставленного в Институте жизни для наблюдении за его здоровьем.
— Прости меня, человек. Не мне вмешиваться в дела людей, но я был свидетелем того, как переживала, возмущалась, отчаивалась моя звездная сестренка, слушая твое выступление, земной инженер. Может быть, наши протостарцы и не постигли бы ее, но я оправдываю.
Петя стоял перед этанянином обескураженный, заглядывал ему в огромные глазницы и стремился понять то, чего понять был не в силах…
Этанянин Ан был оставлен в Институте жизни не только из-за наблюдения за его здоровьем. Он задался целью привезти на Этану открытый людьми метод пробуждения наследственной памяти и поэтому стал учеником академика Руденко.
И он ассистировал академику во время «операции памяти», совершаемой над Виленоль ради пробуждения в ней не только памяти, но и личности ее прапрабабушки — великой артистки прошлого Анны Иловиной.
Владимир Лаврентьевич был доволен своим помощником, говорил, что в жизни не часто встречаются столь способные студенты.
После манипуляций с направленным излучателем, которые затрагивали точно выбранные участки мозга, старый академик подошел к полулежащей в кресле Виленоль и спросил:
— Как мы себя чувствуем, девочка?
— Спасибо, Владимир Лаврентьевич. У меня даже прошло головокружение.
— Назови свое имя.
— Виленоль Болева.
— Что особенно ярко в твоей памяти?
— Переживания Анны Карениной.
— Разве ты играла когда-нибудь эту роль?
— Да. В Художественном театре.
— Когда?
— Я не могу ответить. Но я помню премьеру во всех мелочах. Ко мне приходила сама Алла Константиновна Тарасова, первая исполнительница этой роли, и поцеловала меня.
— А какое у тебя последнее воспоминание?
— Мой симбиоз с инопланетянином. Он очень хороший. Я рада, что смогла помочь ему жить на Земле.
С Виленоль сняли шлем, и она, сияющая, радостная, протянула руку академику Руденко и Ану.
Совершив «подвиг зрелости», она вступала в жизнь, наделенная бесценным богатством прошлого — талантом великой актрисы.
— Девочка моя, — обратился к ней Руденко. — Несколько дней тебе придется провести в Институте жизни. Ан будет наблюдать тебя. А мне… мне придется выполнять еще некоторые обязанности человека Земли, — и он многозначительно улыбнулся.
Виленоль знала, что академик Владимир Лаврентьевич Руденко председательствовал на сессии Высшего ученого совета Объединенного мира, посвященной вопросам особого значения.
Руденко пообещал, что Виленоль с Аном могут «присутствовать» на заседании Высшего совета, не покидая института. К их услугам будет видеоэкран в его кабинете.
Сессия происходила в исполинском здании, вмещавшем сотни тысяч человек. Но с помощью видео на заседании присутствовали многие миллионы.
Гости сидели в амфитеатре вокруг центральной части, где находились члены Высшего совета.
Виленоль старательно объясняла Ану, что вопрос, который будет обсуждаться на сессии, волнует человечество уже очень давно. Когда-то он вызывал панические прогнозы демографов, твердивших, что население Земли будто бы удваивается за все меньшее число лет и якобы неизбежен «демографический взрыв» — Земле тогда не прокормить человечество…
— Вот видишь, моя звездная сестренка! У вас, как и у нас на Этане! — отозвался Ан. — В космосе одни законы развития.
— Этот вопрос был у нас на Земле снят прежде всего изменением общественного устройства. Новое общество с помощью высших достижений науки и техники помогло людям широко использовать искусственную пищу. Заводы для ее получения заняли ничтожную площадь по сравнению с засевавшимися прежде полями. Люди смогли расселяться по постепенно освобождавшимся территориям, пользуясь новыми, совершенными средствами транспорта в подземных трубопроводах.
— У нас на Этане протостарцы имеют только искусственную пищу, вернее сказать, энергию. Но ведь они — машины!
— Люди не сразу приняли искусственную пищу. Так бывало всегда. В давние времена с одного материка на другой привезли растение — картофель. Помнишь, ты хвалил эти «земляные плоды»? Так вот, люди не желали употреблять их в пищу. В историю то время вошло под знаком «картофельных бунтов». А впоследствии потомки бунтовщиков не могли себе представить жизни без картошки. То же было и с искусственной одеждой. Прежде люди одевались только в то, что им давала сама природа
— волокна растений, шкуры и мех убитых животных. Но потом постепенно они стали заменять это искусственными нитями, искусственной кожей…
— Это очень интересно. Но скажи, поведай, раскрой, что же дальше обострило на Земле вопрос с перенаселением, почему ради него собираются у вас в Москве мудрецы со всего мира? Неужели люди могут пойти по пути нашей Этапы, где рождение ребенка карается смертью и новорожденного и родителей?
— Это чуждо нашей морали. И у нас совсем не стоит подобный вопрос, внимательный Ан! На Земле может жить много больше людей, чем сейчас живут. Заводы пищи прокормят неисчислимое их число! Но жажда знаний и простора всегда будет владеть людьми. И у нас принято думать на сто, двести лет вперед.
Арсений и Вилена, сидя высоко в амфитеатре, видели академика Руденко одновременно и на видеоэкранах, вмонтированных в спинки передних кресел, и далеко внизу за кольцевым столом.
По обе стороны кольцевого стола сидели ученые со всех частей света, но не только седые старцы. Были среди них и, казалось бы, совсем молодые.
Они отличались друг от друга цветом кожи, костюмами, но было в их лицах что-то общее несмотря на все различия. Может, это были высокие лбы, сосредоточенные взгляды или еще что-то, что Вилене не удавалось уловить.
Многие из этих ученых еще не родились, когда научная слава Руденко гремела по всему миру. Поэтому совсем не было странным, что маститого академика избрали после анабиоза президентом Высшего ученого совета мира.
Кто-то из гостей сравнил амфитеатр, где сидели гости, с кратером вулкана, а площадку с кольцевым столом — с его жерлом, из которого вот-вот начнется извержение «великих идей».
Академик Руденко, открывая созванное на этот раз в Москве заседание Высшего ученого совета мира, напомнил основополагающие идеи современного общества, заложенные такими корифеями мысли, как Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Владимир Ленин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Ради любви, бабушка Авеноль, только ради любви и счастья! — оправдывался Петя.
— Не боишься? — подзадоривала его, в свою очередь, Вилена. — А вдруг тебя встретит вместо чудесной Виленоль древняя старуха?
— Что вы, Вилена? Вы же не постарели от своих «снов памяти»!
— Смотри! — погрозила Вилена Пете пальцем.
— Вот твоя «старушка»! — смеясь, указал Арсений на дверь веранды.
Петя ускорил шаги.
Виленоль не двинулась с места.
Подойдя к веранде, Петя ужаснулся, взглянув в лицо Виленоль. Это была и она и не она! Гневно сведенные брови, пронизывающий взгляд, трагически опущенные уголки губ.
— Я не хочу тебя видеть, — сказала Виленоль.
— Что с тобой? — опешил Петя.
— Ты предатель! — кинула ему в лицо обвинение Виленоль. — Как ты мог предать дружбу, меня, наконец… на которой собирался жениться?
— Прости, Виленоль, но я не понимаю, в чем мое предательство?
— Он не понимает! — скорбно воскликнула Виленоль. — Он не понимает, что своими подсчетами ростовщика глушил героический порыв близких мне людей! Я не хочу тебя видеть!
Из-за Виленоль показалась тощая фигура этанянина Ана, так же, как и Виленоль, оставленного в Институте жизни для наблюдении за его здоровьем.
— Прости меня, человек. Не мне вмешиваться в дела людей, но я был свидетелем того, как переживала, возмущалась, отчаивалась моя звездная сестренка, слушая твое выступление, земной инженер. Может быть, наши протостарцы и не постигли бы ее, но я оправдываю.
Петя стоял перед этанянином обескураженный, заглядывал ему в огромные глазницы и стремился понять то, чего понять был не в силах…
Этанянин Ан был оставлен в Институте жизни не только из-за наблюдения за его здоровьем. Он задался целью привезти на Этану открытый людьми метод пробуждения наследственной памяти и поэтому стал учеником академика Руденко.
И он ассистировал академику во время «операции памяти», совершаемой над Виленоль ради пробуждения в ней не только памяти, но и личности ее прапрабабушки — великой артистки прошлого Анны Иловиной.
Владимир Лаврентьевич был доволен своим помощником, говорил, что в жизни не часто встречаются столь способные студенты.
После манипуляций с направленным излучателем, которые затрагивали точно выбранные участки мозга, старый академик подошел к полулежащей в кресле Виленоль и спросил:
— Как мы себя чувствуем, девочка?
— Спасибо, Владимир Лаврентьевич. У меня даже прошло головокружение.
— Назови свое имя.
— Виленоль Болева.
— Что особенно ярко в твоей памяти?
— Переживания Анны Карениной.
— Разве ты играла когда-нибудь эту роль?
— Да. В Художественном театре.
— Когда?
— Я не могу ответить. Но я помню премьеру во всех мелочах. Ко мне приходила сама Алла Константиновна Тарасова, первая исполнительница этой роли, и поцеловала меня.
— А какое у тебя последнее воспоминание?
— Мой симбиоз с инопланетянином. Он очень хороший. Я рада, что смогла помочь ему жить на Земле.
С Виленоль сняли шлем, и она, сияющая, радостная, протянула руку академику Руденко и Ану.
Совершив «подвиг зрелости», она вступала в жизнь, наделенная бесценным богатством прошлого — талантом великой актрисы.
— Девочка моя, — обратился к ней Руденко. — Несколько дней тебе придется провести в Институте жизни. Ан будет наблюдать тебя. А мне… мне придется выполнять еще некоторые обязанности человека Земли, — и он многозначительно улыбнулся.
Виленоль знала, что академик Владимир Лаврентьевич Руденко председательствовал на сессии Высшего ученого совета Объединенного мира, посвященной вопросам особого значения.
Руденко пообещал, что Виленоль с Аном могут «присутствовать» на заседании Высшего совета, не покидая института. К их услугам будет видеоэкран в его кабинете.
Сессия происходила в исполинском здании, вмещавшем сотни тысяч человек. Но с помощью видео на заседании присутствовали многие миллионы.
Гости сидели в амфитеатре вокруг центральной части, где находились члены Высшего совета.
Виленоль старательно объясняла Ану, что вопрос, который будет обсуждаться на сессии, волнует человечество уже очень давно. Когда-то он вызывал панические прогнозы демографов, твердивших, что население Земли будто бы удваивается за все меньшее число лет и якобы неизбежен «демографический взрыв» — Земле тогда не прокормить человечество…
— Вот видишь, моя звездная сестренка! У вас, как и у нас на Этане! — отозвался Ан. — В космосе одни законы развития.
— Этот вопрос был у нас на Земле снят прежде всего изменением общественного устройства. Новое общество с помощью высших достижений науки и техники помогло людям широко использовать искусственную пищу. Заводы для ее получения заняли ничтожную площадь по сравнению с засевавшимися прежде полями. Люди смогли расселяться по постепенно освобождавшимся территориям, пользуясь новыми, совершенными средствами транспорта в подземных трубопроводах.
— У нас на Этане протостарцы имеют только искусственную пищу, вернее сказать, энергию. Но ведь они — машины!
— Люди не сразу приняли искусственную пищу. Так бывало всегда. В давние времена с одного материка на другой привезли растение — картофель. Помнишь, ты хвалил эти «земляные плоды»? Так вот, люди не желали употреблять их в пищу. В историю то время вошло под знаком «картофельных бунтов». А впоследствии потомки бунтовщиков не могли себе представить жизни без картошки. То же было и с искусственной одеждой. Прежде люди одевались только в то, что им давала сама природа
— волокна растений, шкуры и мех убитых животных. Но потом постепенно они стали заменять это искусственными нитями, искусственной кожей…
— Это очень интересно. Но скажи, поведай, раскрой, что же дальше обострило на Земле вопрос с перенаселением, почему ради него собираются у вас в Москве мудрецы со всего мира? Неужели люди могут пойти по пути нашей Этапы, где рождение ребенка карается смертью и новорожденного и родителей?
— Это чуждо нашей морали. И у нас совсем не стоит подобный вопрос, внимательный Ан! На Земле может жить много больше людей, чем сейчас живут. Заводы пищи прокормят неисчислимое их число! Но жажда знаний и простора всегда будет владеть людьми. И у нас принято думать на сто, двести лет вперед.
Арсений и Вилена, сидя высоко в амфитеатре, видели академика Руденко одновременно и на видеоэкранах, вмонтированных в спинки передних кресел, и далеко внизу за кольцевым столом.
По обе стороны кольцевого стола сидели ученые со всех частей света, но не только седые старцы. Были среди них и, казалось бы, совсем молодые.
Они отличались друг от друга цветом кожи, костюмами, но было в их лицах что-то общее несмотря на все различия. Может, это были высокие лбы, сосредоточенные взгляды или еще что-то, что Вилене не удавалось уловить.
Многие из этих ученых еще не родились, когда научная слава Руденко гремела по всему миру. Поэтому совсем не было странным, что маститого академика избрали после анабиоза президентом Высшего ученого совета мира.
Кто-то из гостей сравнил амфитеатр, где сидели гости, с кратером вулкана, а площадку с кольцевым столом — с его жерлом, из которого вот-вот начнется извержение «великих идей».
Академик Руденко, открывая созванное на этот раз в Москве заседание Высшего ученого совета мира, напомнил основополагающие идеи современного общества, заложенные такими корифеями мысли, как Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Владимир Ленин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88