- Понаведался... Сейчас вы впереди на полголовы, но... Если зазеваетесь - обгонит.
Нарушая строй заседания, следуя, видимо, течению своих мыслей, Серго вдруг заговорил на другую тему:
- Сравниваю я вот двух конструкторов - Бережкова и Петра Никитина. До чего же разные!.. Один - вспышка, пламень, озарение, другой - методика, ровное напряжение, умение все предусмотреть. До чего разные таланты! И ведь оба большевики в технике. И не скажешь даже, который лучше.
Слушая, я предвкушал, как изложу все это своей Валентине. Талант... Большевик в технике... Физиономия, очевидно, выдала меня. Возможно, я даже порозовел от удовольствия. Во всяком случае, Серго тут же позаботился о том, чтобы я не слишком занесся.
- А ведь Петр Никитин лучше работает с людьми, товарищ Бережков, Лукин-то оказался у него превосходным работником.
- Лукин? - только и нашелся молвить я.
В памяти всплыл добродушный, рыхловатый блондин, старший конструктор АДВИ, с которым я не поладил с первых же дней работы у Шелеста. Этот тугодум раздражал меня своей, как мне казалось, вечной вялостью, медлительностью. Став главным конструктором, я порой, не выдержав, отбирал у него чертежи, чертил сам. И вот... У Петра Никитина, в его группе, он оказался хорошим работником, даже отличным, раз уж нарком так отзывается о нем. Придется и об этом рассказать Вале.
Меж тем Орджоникидзе повернулся к Новицкому.
- Как видите, усиливать группу Бережкова не придется.
- Считаю все же необходимым, товарищ нарком, принять личное участие в работе здесь, на месте.
- Если вы так рветесь потрудиться для мотора Бережкова, то для вас, возможно, найдется другое серьезное задание.
Орджоникидзе, к моему торжеству, заговорил о заводе, который, вероятно, придется строить для выпуска "Д-31". Он спросил Новицкого:
- Хотели бы вы строить этот завод?
- Почел бы долгом и честью для себя.
- Хорошо. Буду это помнить. Память у меня хорошая.
Затем совещание продолжалось. Серго обсудил с нами и решил еще несколько организационных и технических вопросов. Около полуночи ему позвонили из Москвы. Открытое, крупных очертаний лицо Орджоникидзе человека, которому было уже под пятьдесят - живо, по-молодому передавало движение души.
- Значит, буду уже в пути, когда задуют? Шлите мне молнию по линии. Что? Не страшно, если разбудят...
Он рассмеялся в ответ на какую-то неслышную нам реплику и проговорил:
- Мечтаю, чтобы разбудили... Шутка ли, первая домна в Кузнецке!
Положив трубку, он сказал:
- Помните, какие были толки за границей по поводу Магнитки и Кузнецка? Предсказывали, что сядем в лужу... Оказывается-то, не мы садимся в лужу.
Затем он вернулся к обсуждению наших дел.
41
...После совещания Орджоникидзе вышел вместе с нами из вагона, надев шинель внакидку.
Сияла полная луна. Путевые будки, вагоны на запасных путях, столбики около скрещений отбрасывали четкие тени. Фонари у здания станции освещали перрон. Там было людно, вскоре ожидался поезд на Москву.
Где же Валя? Пересекая запасные пути, поглядывая по сторонам, я направился к станции. Бригада железнодорожников, расхаживающих с фонарями, готовила к отправлению длинный товарный состав. Я приостановился. Возле одного из вагонов можно было различить женскую фигурку в знакомой мне светлой косынке. Любопытно, что там делает моя Валентина?
Нагнувшись, она с таким вниманием наблюдала за работой смазчика, что не заметила, как я приблизился.
- Добрый вечер, дорогая жена, - не выдержал наконец я.
Валя выпрямилась, подозвала меня.
- Погляди, как работает. Глаз не оторвешь.
Смазчик меж тем перешел к другой оси. Фонарь висел у него на груди, руки были свободны. Быстро откинув крышку подшипника, он одним движением невидимого в полутьме крючка извлек черную, напитанную маслом паклю, прикрывавшую шейку оси, поднес к блеснувшему металлу масленку, снабженную, очевидно, каким-то особенным приспособлением, и почти мгновенно налил требуемую порцию масла, даже не капнув на утоптанную гальку. Он не обращал на нас внимания, не взглянул и на Серго, который подошел сюда же в накинутой на плечи шинели, подставляя обнаженную голову свежему ночному ветерку.
- Расчетливо действует, обдуманно, точно, - сказал Орджоникидзе.
- Я давно уже смотрю, товарищ Серго, - откликнулась Валя.
Смазчик обернулся. Мы увидели обросшее курчавой бородкой привлекательное круглое лицо. Худощавый, небольшого роста, он нас живо оглядел. Свет его фонаря задержался на фигуре Орджоникидзе.
- Разрешите продолжать, товарищ народный комиссар?
- Работаете вы, товарищ, замечательно. Приятно смотреть, - сказал Серго.
- Раньше мне не позволяли так работать. Мол, нарушаешь правила. А теперь доверили...
- Нарушаешь правила? - с интересом переспросил Серго. - Какие же это правила?
- Вы извините, товарищ Орджоникидзе, я сейчас разговаривать не могу. Я должен заканчивать.
- Заканчивайте, заканчивайте...
Смазчик пошел дальше, к следующей оси, а за ним, любуясь им, его сноровкой, следовал Орджоникидзе. Вот он снова обратился к смазчику:
- Скажите, вы не проехались бы со мной немного? Поговорили бы... Встречным вернетесь.
- А отпустят? - спросил смазчик.
- Попробуем нарушить правила, - улыбнулся Орджоникидзе. - Может быть, окажут нам доверие, разрешат.
Серго заметил на перроне дежурного в красной фуражке и направился к нему. Мы с Валей пошли вслед. Дежурный вытянулся перед наркомом.
- Через двадцать минут, товарищ народный комиссар, подойдет московский... К нему прицепим ваш вагон.
- Знаю... Я к вам, товарищ, по другому поводу. Можно попросить вас отпустить со мной вон того смазчика на несколько часов? Как он у вас? На каком счету?
- Хороший рабочий... Быстро обрабатывает составы. - По-видимому, желание наркома казалось дежурному удивительным. - Но ему, товарищ народный комиссар, следовало бы помыться, переодеться. Он все там у вас измажет.
- Ничего. В вагоне найдется умывальник. Да и переодеться, пожалуй, что-нибудь ему найдем.
Попрощавшись с Валей и со мной, Серго, сопровождаемый дежурным, снова пошел к смазчику.
Мы с Валей еще побродили у станции, потом по тропке, проложенной вдоль насыпи, зашагали домой. Валя озябла в своей вязаной кофточке, мы шли, прикрывшись одним пиджаком.
Близ выходного семафора, светившего зеленым глазком, нас обогнал московский поезд. Он не развил еще полного хода, мимо нас проплывали освещенные вагоны. Вот и последний вагон... Я сразу узнал занавеску, которую раньше, когда окно было открыто, слегка колыхал ветер. Теперь оконная рама была поднята. Две тени смутно вырисовывались на занавеске. Был различим профиль Серго, подавшегося к сидевшему напротив собеседнику, лицо которого охватывала короткая курчавая бородка.
- Смазчик! - в один голос произнесли мы.
Поезд прогрохотал. Мы стояли в тишине под открытым небом.
- Калло! - вдруг сказала Валя.
- Тебе тоже пришла на ум эта легенда? - удивился я.
- Да... Помнишь, ты мне рассказывал про Любарского, как он расписывал старый мир. Калло-де возможны только там, а у нас царство стандарта.
Валя смотрела вслед исчезнувшему поезду, стояла, уткнувшись подбородком в мое плечо.
- Серго с этим смазчиком так же, как с тобой? Верно? Он везде ищет талантливых людей, нарушителей шаблона.
У меня вылетело:
- Не то что Новицкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141