— Здорово, Гамильтон, — говорит ему Карен. — Кого ты пригласил на выпускной вечер?
Пэм, которой с ее кровати плохо видно, что творится в дальнем углу, взвизгивает, услышав знакомый голос. Карен — да она будто только сбегала в «Макдоналдс», перекусила и вернулась.
— Карен? Ты — здесь?
— Привет, ребята, — говорит Карен. — Как прошел выпускной? Я-то его пропустила. Как вам, по всей видимости, известно.
— Э-э… классно было, честное слово. Гамильтон по компьютеру выцепил себе Синди Веббер. А я пришла с Рэймондом Мерилсом.
— Да ты что?!
— Честно, а потом…
— У меня свидание было не через компьютер организовано, — влезает в разговор Гамильтон.
— Уж помолчал бы. Из знакомых ни одна нормальная девчонка не явилась бы с тобой.
— А Рэймонд по такому случаю не сбрил своего несравненного Кейта?
Кейт — подпольное, бытовавшее среди девчонок название пучка жестких волосинок, росших на большой родинке на лице Мерилса.
Пэм и Карен мгновенно превращаются в самих себя — прежних, весело щебечущих, словно тропические птички, присевшие на ветку мангового дерева. Пэм пытается встать, ее тянет к Карен, но тело не слушается ее, колени дрожат. Активированный уголь в гранулах, которым ее напичкали до предела, похоже, уже добрался до нижних отделов кишечника. Тем временем Гамильтона тоже начинает мутить, он чувствует себя так, словно его выложили на причал в штормовую погоду. Затем его рвет — праздничным шоколадом и бесконечным мартини — в ведерко у кровати. Но хуже всего то, что он всем телом чувствует надвигающийся приступ отчаянной, неудержимой диареи.
— Так вот, чтоб ты знала, — говорит Пэм, обращаясь к Карен, — Кейт тоже присутствовал на выпускном.
— Венди, — рычит Лоис. — Это омерзительно. Они больны, в конце концов. Я буду вынуждена жаловаться.
— Болезнь — это тоже часть жизни, Лоис.
— Mi scusa, ребята. — Пэм покрывается потом и замолкает.
Ее беспокойство растет с каждой секундой. У Гамильтона уже началась ломка. Пэм пока держится, но сил у нее хватит явно ненадолго.
— Как видите, с нами не соскучишься.
Откуда-то доносится голос Лоис:
— Ну что ж, доктор Шернен. Я звоню своему адвокату. Джордж, позвони моему адвокату.
— Лоис, уймись, — говорит ей Джордж.
Вот уже несколько дней, как Карен проснулась, и ей практически не удается побыть один на один со своими мыслями. Первые два дня вообще превратились в такой цирк, что Карен была вынуждена попросить Венди не пускать к ней никого, кроме родителей, Ричарда и Меган.
Гамильтона и Пэм перевели куда положено, палата теперь в полном распоряжении Карен. Она внимательно присматривается к своему телу — груда костей в маринаде, едва реагирующих на ее требования. Она уже набрала около трех фунтов, что кажется ей не самой смешной и даже обидной шуткой. Она тяжело поднимает руку к тому месту, где раньше у нее была грудь, а теперь — что-то вроде пергамента, обтягивающего ребра. Стон отчаяния, затем тяжелый вздох.
Она внимательно разглядывает палату — выделенный ей мир. Помещение очень похоже на то, где она лежала в третьем классе, когда ей удаляли аппендикс. Где же она пробыла эти семнадцать лет? В каком другом мире побывала? Она страшно сердится на себя за то, что ничего не помнит. Снов она не видела, но точно знает, что была где-то . Не там, где оказываются после смерти, где-то в другом месте. Она начинает думать о последней неделе, предшествовавшей коме, и постепенно вспоминает, как ее преследовала темнота. Темнота… Что? Кое-что начинает проясняться. Она пыталась найти способ обмануть эту темноту. И в итоге — проиграла. Черт!
Она пытается поднять руку — ощущение такое, будто ей вдруг вздумалось перетащить с места на место здоровенное бревно. Скоро придет Меган — «дочка-сюрприз» — и поможет ей делать упражнения для разработки суставов. Меган, Лоис и Ричард сменяют друг друга. Прежде всего нужно разработать связки и сухожилия — а уж потом наращивать мышцы. Порой она ощущает себя одним из пунктов какого-то меню.
Почему ей не дали умереть? Смысла в этом она сама не видит. Нет, она счастлива, что проснулась, но в глубине души ее пугает количество сил, денег и времени, потраченных на то, чтобы так долго не дать ей загнуться.
Что стало с миром? Что стало с людьми в этом мире?
Проснулась она еще совсем недавно, но кое-что уже ясно, просто бросается в глаза.
Ричард: совсем другой, но обнимает ее точь-в-точь как прежде — тела дольше хранят воспоминания, чем разум. Лицо Ричарда… такое опустошенное. Алкоголь? Как такое могло случиться? А Гамильтон с Пэм на героине? Вот уж прикол так прикол. Карен словно шагнула за какую-то дверь в своем семьдесят девятом и очутилась на лекции о здоровом образе жизни, где показывали фильм о незаметных, но весьма опасных приметах старения.
Венди: работает много, даже слишком, судя по всему. Не то чтобы она до смерти любит Лайнуса — это вроде бы всем понятно, — но ведь и он не слишком-то влюблен в нее. Просто у него в душе словно клеем все вымазано. Карен, похоже, насквозь видит всех; им кажется, что ей не до того, что она поглощена освоением нового мира, но Карен замечает все. Она помнит невинные, бессмысленные цели, которые они ставили перед собой в юности (Уехать жить на Гавайи! Стать профессиональным горнолыжником!), и понимает, что никто и пальцем не пошевелил, чтобы эти мечты сбылись. Но ведь других — больших, настоящих — целей никто перед собой и не ставил. Друзья Карен стали тем, кем они стали, поскольку не выполнили то, о чем мечтали. Мечты оказались забыты или даже не были четко сформулированы.
Ее друзья не слишком-то счастливы, не слишком довольны своей судьбой. Стоило ей спросить Пэм, счастлива ли она, как та закатила глаза:
— Нет!
— Сбылось, о чем мечтала?
— Нет!
— Творчеством удается заниматься?
— Ну так, самую малость.
Монстры, которых они клепают для все новых фильмов, становятся для них отдушиной, суррогатом того, что потеряно, что не сбылось. Этакое отражение ничтожности, растраченности и испорченности жизни. Она даже попросила больше не показывать ей фотографий со съемок и кадров из их фильмов. Бр-р. Груда этих снимков лежит теперь на тумбочке рядом с букетом цветов от мэра и еще дюжиной букетов от разных студий и продюсерских фирм, жаждущих приобрести права на историю ее жизни.
А вдобавок ко всему этому — перемены, произошедшие в мире. Карен предстоит узнать и впитать в себя все то, что случилось за семнадцать лет.
Впрочем, с этим можно подождать. Карен боится, что сойдет с ума, если кто-нибудь в очередной раз начнет ей рассказывать про СПИД или про то, что Берлинской стены больше нет.
Проходит неделя. Венди по-прежнему не может понять причин неожиданного пробуждения Карен и абсолютно полного восстановления всех функций головного мозга. Венди прекрасно знает медицинскую статистику. Для всех остальных возвращение Карен — это приз, выигранный в лотерею: пожалуйста, ваш приз за дверью под номером 3, пара отличных снегоходов! Но для Венди Карен — это река, потекшая вспять, роза, распускающаяся исключительно в лунном свете, — нечто таинственное, сверхъестественное.
Венди думает и о том, сколько Карен и ее близким придется приложить усилий, чтобы добиться ее относительной физической реабилитации — способности более или менее самостоятельно выполнять привычные ежедневные движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77