— Ребята, а пол-то у вас классный!
— Ты его как-то ощущаешь? — это, естественно, Лайнус.
— А какие они, небеса? — это Ричард.
— Что бывает, когда умрешь? — это Пэм.
— Эй, старик, покажи нам хоть фокус какой, что ли. — Гамильтон в своем репертуаре.
Над полом остается только моя голова.
— Ух ты! Ребята, это просто кайф. Рекомендую попробовать. Этот пол даст сто очков вперед любой Черил Андерсон, и к бабке не ходи.
— Джаред! — кричит Карен, и в ее голосе настоящая боль.
— Вы все, — говорю я, — птицы, родившиеся без крыльев; вы пчелы, опыляющие срезанные цветы. Но вы не стремайтесь, я скоро вернусь. Привыкайте к чудесам, чуваки.
На следующий день.
Ричард уже теряет терпение: Пэм с Гамильтоном «зависли» у дверцы мини-вэна и усиленно пропускают друг друга вперед.
— Только после вас, Барбара Хаттон.
— Нет уж, мистер Хефнер, только после вас.
— Для друзей я просто Хеф.
— Слушайте, вы, придурки, может, хватит? А ну, живо вытряхивайтесь из машины.
Они приехали на большую асфальтированную парковку перед универсамом. Кое-где вразнобой стоят машины, валяются ржавые магазинные тележки, попадаются на глаза и человеческие скелеты. Стеклянные двери магазина напоминают челюсти со снятыми протезами.
— Ладно, мисс Фу-ты-ну-ты, пора выпить.
— Гамильтон, ой, прости, Хеф. Давай-ка слазаем туда, возьмем что надо и по-быстрому назад. Идет?
— Согласен, Ричард, согласен. Ты, главное, не облажайся.
— Ричард, — говорит Карен, — можно, я с вами не пойду? Посижу здесь в машине, погреюсь на солнышке.
— Конечно, Кари. Тебе что-нибудь прихватить?
— Да, ватные шарики… Масло косметическое, которое разогревать надо. И лакрицы, если еще не вся испортилась.
— Есть, понял.
Карен сидит на переднем сиденье мини-вэна, копается в компакт-дисках и радуется неожиданно выглянувшему солнцу, исправно согревающему руины города. Появляюсь я, Джаред.
— Карен, привет.
— Джаред? Ты где?
— Да здесь.
Она оборачивается и видит меня. Я совсем рядом с машиной, стою на краешке покрытой ржавчиной тележки. Днем меня нелегко заметить — как газовое пламя на фоне синего неба.
— Джаред, объясни, что случилось? У меня вообще к тебе куча вопросов.
— Валяй, спрашивай. Кстати, Карен, ты отлично выглядишь. Как самочувствие-то?
— Да паршиво. Вот разве что руки восстановились. А ноги — те чем дальше, тем хуже. Совсем отказывают. Так, по дому еще ковыляю, но не более. Ты-то как? Привидениям бывает больно? Ну ты вот лично ощущаешь боль?
— Не так, как вы.
— Понятно. Я так и думала.
Карен переключает разговор на другую передачу:
— Слушай, Джаред, давай-ка выкладывай все начистоту. Я и так зла на тебя, или кто там все это устроил, за то, что случилось со мной. Заморозили меня на семнадцать лет, а потом воскресили — куклой тряпичной. А кто, кстати, стекло грохнул на кухне? Ну тогда, в прошлом году, когда все началось?
— Ну, что касается стекла, то каюсь — это я был.
— Ты?
— Кари, извини, правда. Ну, лопухнулся, я ведь тогда в первый раз здесь оказался. Собирался зачитать тебе подобающее случаю обращение. А потом уж не до того мне стало — очень переживал, что со стеклом так вышло. Прямо как в десятом классе. Я тогда в гостях у Брайана Элвина на всем ходу врезался в стеклянную дверь. Ба-бах! Зато я Венди помог, а то она заблудилась, пока добиралась сюда от дамбы.
— Как же ты меня тогда перепугал!
— Извини, больше не буду. Я теперь научился — ну, умею управлять своим астральным телом.
В качестве доказательства я делаю двойное сальто и приземляюсь точнехонько на тот же бортик тележки.
— Ну как — я тебя возбуждаю?
— Господи, что за детский сад! Блин, Джаред, объясни, в чем смысл , в чем цель всего того, что случилось? Почему именно я впала в эту чертову кому? Лично я ничего не понимаю. Может быть, ты объяснишь? Все вокруг уверены, что я что-то знаю и только из вредности не говорю. Надоело!
— Понимаешь, Карен, получилось так, что ты — как бы тебе это объяснить — совершенно случайно приоткрыла некую дверь. Помнишь, ты мучила себя диетами, таблетки какие-то глотала? Вот и вышло так, что твой мозг выдал этакий кульбит и ты увидела то, что другие не видят. Тебе удалось подсмотреть, как пойдут дела дальше.
— И что — из-за этого я осталась без молодости? Значит, из-за какой-то фигни меня обрекли на почетную обязанность — валяться в коме? Так, что ли? Я тебя спрашиваю. Кто это все за меня решил?
— Остынь, Карен. Припомни-ка, как было дело. Разве ты сама не писала в письме Ричарду, что хочешь проспать «тысячу лет», чтобы не видеть будущего? Ты сама выбрала свой путь. Ни я, ни кто-то другой. А ведь все могло обернуться еще хуже. Ты могла просто умереть совсем. А мог умереть твой разум.
— Тогда почему же я очухалась именно сейчас? Где мои оставшиеся девятьсот восемьдесят три года из запрошенной тысячи?
— Ты проснулась потому, что ты единственная способна увидеть настоящее глазами прошлого. Если бы не было тебя, никто не мог бы оценить, насколько изменения, происшедшие с миром, не соответствуют былым ожиданиям. Потребовались твои показания. Твое свидетельство.
— Джаред, всем известно, что ничто и никогда не получается таким, как планировалось. Вот посмотри хотя бы на меня. — Карен смотрит на свои ноги и морщится. — Хотя здесь тот еще повод для шуток. Я свою будущую жизнь представляла себе не так . Слушай, Джаред, погоди-ка, а как же получилось, что здесь оказался ты, а не кто-то другой? Я, например, хотела бы повидаться с родителями.
— Тут я ничего поделать не могу. Я назначен Официальным Покойником всей вашей компании. Я ведь единственный из ваших близких знакомых, кто умер, когда вы были еще совсем молодыми. А следовательно, в вашем сознании я остался, как бы это сказать… самым мертвым .
— Что еще за самый мертвый! Чушь какая-то.
— Карен, давай на минутку отвлечемся от этого. Скажи мне лучше вот что: в чем основное отличие того мира, в котором ты жила, от того, где ты проснулась?
Карен тяжело вздыхает, словно после сеанса массажа, расслабляющего мышцы. Она смотрит в сторону черной пещеры универсама и, не глядя на меня, говорит:
— Здесь всего не хватает.
— Не хватает? Чего именно?
— Всего. Здесь недостает убеждений, веры, мудрости. Не хватает даже старых добрых пороков. Нет ни жалости, ни печали. Ничего. Люди — те люди, которых я знала, — когда я вернулась, они… они разве что существовали . И мне от этого очень грустно. А сказать им об этом — такого я себе позволить не могла.
— А что в этом плохого? Я имею в виду — в том, чтобы просто существовать?
— Не знаю, Джаред. Просто существуют и животные с растениями, и им можно только позавидовать. Но люди другие, им этого недостаточно. Мне это сразу не понравилось, как только я очнулась. Не нравится и сейчас, даже когда нас осталось на весь мир несколько человек.
— Еще что?
— Джаред, имей совесть! Знаешь что? Давай так: ты мне рассказываешь, с кем из наших девчонок ты переспал, а я тогда отвечу на остальные твои вопросы.
— Да ладно тебе, Карен. Я даже не знаю…
— Стэйси Класен?
— Ну да.
— Дженнифер Бэнкс?
— Да.
— Младшая сестра Дженнифер?
— Каюсь, было дело.
— Я так и знала. Я вас сразу вычислила.
— Ишь ты, Шерлок Холмс.
— Аннабел Фрид?
— Да.
— Ди-Энн Уолш?
— Ну…
— Терпи, Джаред. Придется тебя вывести на чистую воду. Скажи лучше, с кем ты не спал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77