«Небо может покрыть, но не может поддержать. Земля может поддержать, но не может покрыть. Великий Путь может объять, но не может установить различия». Они знали, что у всех вещей есть свое «возможное» и «невозможное», и поэтому говорили: «Если ты сделаешь выбор, ты перестанешь быть всеобъемлющим; если ты усвоишь себе учение, ты ограничишь себя. А Путь не знает изъятий».
И вот Шэнь Дао отбросил знания, презрел себя и стал жить Неизбежным, во всем следуя вещам. Это он объявил высшей истиной и говорил: «Когда вы знаете, вы не знаете», желая не просто принизить знание, а полностью устранить его. Отбросив стыд, не признавая за собой никаких обязанностей, он смеялся над миром за то, что в нем ценят достойных мужей. Ничем не связанный, отринувший приличия, он дерзко нападал на великих мудрецов Поднебесной.
Сколачивай и закругляй края,
Крутись и вращайся вместе с вещами.
Отбрось «истинное» и «неистинное»,
Живи мгновением — и всего избегай.
Он считал никчемными знания и размышления, не знал, что должно стоять впереди, а что — после, а глядел поверх всего, и только. Двигался, только если его толкнут; возвращался, только если его потянут; вращался, как вихрь; парил, как перо; крутился, как жернов. Был целостен и не имел изъяна, в движении и покое не знал ошибок и ни разу не заслужил порицания. А почему? Кто ничего не знает, тот не страдает от влюбленности в себя и не ведает тягот, проистекающих из применения знаний. Кто в движении и в покое не отклоняется от истины, тот до самой смерти избегнет людской хвалы. Поэтому он говорил: «Стремитесь к тому, чтобы уподобиться как бы лишенной знания вещи, не прибегайте к услугам мудрых и достойных; даже кусок земли не теряет Пути». А почтенные люди в свете смеялись над ним, говоря: «Путь Шэнь Дао для живых людей недостижим. Он годится только мертвецам». И кончилось тем, что Шэнь Дао прослыл в мире большим чудаком, только и всего.
Таков же был Тянь Пянь, который учился у Пэн Мэна и перенял от него то, чему научить нельзя. Учитель Пэн Мэна говорил: «Праведные люди древности дошли до того, что ничего не считали истинным или ложным. Но их заветы нынче забыты, и кто возродит их?»
Упорно переча людям, восстанавливая других против себя, они так и не смогли отойти от своих «закруглений». То, что они называли Путем, на самом деле таковым не было, и, даже изрекая истину, они не смогли избавиться от заблуждений. И Пэн Мэн, и Тянь Пянь, и Шэнь Дао не знали, что такое Путь, но, если говорить в целом, все они кое-что о нем слышали.
Считать корень тонкой стороной жизни, а вещи — грубой, сколько ни накапливай, не будешь иметь вдоволь, целомудренно одиноким постигать духовную просветленность — в этом тоже заключалось искусство Пути древних. Гуань Инь и Лао Дань услыхали об этих заветах и возлюбили их. Они воздвигли свое учение на «вечно отсутствующем» и поставили во главу всего Великое Единство. Они сочли мягкость, слабость, скромность и приниженность внешней стороной истины, а пустоту и непричинение ущерба вещам — ее сущностью. Гуань Инь говорил: «В самом себе не имей, где пребывать; вещи, обретая форму, раскрывают себя».
Будь подвижен, как вода.
Будь покоен, как зеркало.
Откликайся, как эхо.
Пустое! Словно бы нет его.
Покойное! Словно бы незапятнанно-чистое.
Уподобься ему и пребывай в согласии.
Кто захочет его иметь, его потеряет.
Не будь впереди других, а всегда будь позади.
Лао Дань говорил:
Знай мужское, оберегай женское.
Будь Ущельем Поднебесного мира.
Знай белое, оберегай черное.
Будь Долиной Поднебесного мира.
Все люди хотят быть впереди, он один предпочитал влачиться позади и говорил: «Прими униженье на миру». Все люди хотят чего-то вещественного, он один отдавал предпочтение пустоте и говорил: «Не создавай запасов и будешь иметь всего в избытке». И сам он, уповая лишь на себя, имел больше чем достаточно. В жизни он не любил поспешности и расточительства, следовал Недеянию и смеялся над всякой искусностью. Все люди ищут удачи, он один, сгибая себя, обретал «полноту свойств» и говорил: «Поступая осмотрительно, избежишь наказания». Он считал глубочайшее корнем, а всеобщее — опорой и говорил: «Твердое разрушится, острое затупится». Он всегда уступал место другим и не посягал на их достоинство. Хотя Гуань Инь и Лао Дань не достигли вершины мудрости, они поистине уподобились величайшим из Настоящих людей древности.
Смутное, безбрежное, лишенное формы; пребывающее в превращениях без постоянства. Жизнь ли, смерть ли? Небо и Земля едины со мной? Подвижен просветленный дух — куда так неожиданно уносится, откуда так внезапно является? Вся тьма вещей — словно раскинутая сеть, и нет в ней начала — в этом тоже заключалось искусство Пути древних. Чжуан Чжоу услыхал об этих заветах и возлюбил их. В невнятных речах, сумасбродных словах, дерзновенных и непостижимых выражениях он давал себе волю, ничем себя не ограничивая, и не держался определенного взгляда на вещи. Он считал, что мир погряз в скверне и ему с ним не о чем говорить. Посредством слов, «подобных перевертывающемуся кубку», он следовал превращениям мира. Посредством слов «от лица почтенных людей» он возвещал о подлинном. Посредством слов «от лица других людей» он выражал свои взгляды. В одиночестве скитался он с духовными силами Неба и Земли, но не взирал свысока на тьму вещей. Он не рассуждал о том, что есть истина, а что — ложь, и потому был в ладах с миром. Хотя писания его вычурны, дерзновенность их безобидна. Хотя речи его сумбурны, беспорядочность их доставляет удовольствие. В них таится неизбывная полнота смысла. Вверху он странствовал вместе с тем, что творит вещи; внизу дружил с тем, что превосходит жизнь и смерть, не имеет начала и конца. В основе своей он необъятно широк и непосредствен. В истоке своем бездонно глубок и раскован: можно сказать, все охватил и достиг совершенства! И все же его правда соответствия переменам и постижения вещей безмерна и неуловима. Как она безбрежна, как темна! Невозможно ее исчерпать.
Хуэй Ши был очень ученым человеком, и его писания занимали пять повозок. Однако же его учение было причудливым, а речи уводили в сторону. Определяя смысл вещей, он говорил:
«Предельно великое не имеет ничего вовне себя. Это называется великим единством. Предельно малое не имеет ничего внутри себя. Это называется малым единством.
Не имеющее толщины не имеет протяженности, но простирается на тысячу ли.
Небо находится на одном уровне с землей, горы находятся на одном уровне с озерами.
Будучи в зените, солнце заходит. Рождаясь, вещь умирает.
Быть подобным в большом, но различным в малом — это называется «малое подобие и различие». Все вещи в конце концов едины и в конце концов различны — это называется «большое подобие и различие».
Юэ не имеет границы и все же имеет границу.
Я отправляюсь в Юэ сегодня, а прибываю туда вчера.
Соединенные кольца невозможно разъединить.
Я знаю центр мира: он на север от Янь и на юг от Юэ.
Люби безгранично всю тьму вещей; Небо и Земля — одно тело».
Хуэй Ши считал эти суждения непревзойденными и думал, что постиг сущность всех доказательств. И в мире все любители спорить находили удовольствие в этом занятии. Они утверждали:
«В яйце есть перья.
У курицы три ноги.
В городе Ин сходится весь Поднебесный мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
И вот Шэнь Дао отбросил знания, презрел себя и стал жить Неизбежным, во всем следуя вещам. Это он объявил высшей истиной и говорил: «Когда вы знаете, вы не знаете», желая не просто принизить знание, а полностью устранить его. Отбросив стыд, не признавая за собой никаких обязанностей, он смеялся над миром за то, что в нем ценят достойных мужей. Ничем не связанный, отринувший приличия, он дерзко нападал на великих мудрецов Поднебесной.
Сколачивай и закругляй края,
Крутись и вращайся вместе с вещами.
Отбрось «истинное» и «неистинное»,
Живи мгновением — и всего избегай.
Он считал никчемными знания и размышления, не знал, что должно стоять впереди, а что — после, а глядел поверх всего, и только. Двигался, только если его толкнут; возвращался, только если его потянут; вращался, как вихрь; парил, как перо; крутился, как жернов. Был целостен и не имел изъяна, в движении и покое не знал ошибок и ни разу не заслужил порицания. А почему? Кто ничего не знает, тот не страдает от влюбленности в себя и не ведает тягот, проистекающих из применения знаний. Кто в движении и в покое не отклоняется от истины, тот до самой смерти избегнет людской хвалы. Поэтому он говорил: «Стремитесь к тому, чтобы уподобиться как бы лишенной знания вещи, не прибегайте к услугам мудрых и достойных; даже кусок земли не теряет Пути». А почтенные люди в свете смеялись над ним, говоря: «Путь Шэнь Дао для живых людей недостижим. Он годится только мертвецам». И кончилось тем, что Шэнь Дао прослыл в мире большим чудаком, только и всего.
Таков же был Тянь Пянь, который учился у Пэн Мэна и перенял от него то, чему научить нельзя. Учитель Пэн Мэна говорил: «Праведные люди древности дошли до того, что ничего не считали истинным или ложным. Но их заветы нынче забыты, и кто возродит их?»
Упорно переча людям, восстанавливая других против себя, они так и не смогли отойти от своих «закруглений». То, что они называли Путем, на самом деле таковым не было, и, даже изрекая истину, они не смогли избавиться от заблуждений. И Пэн Мэн, и Тянь Пянь, и Шэнь Дао не знали, что такое Путь, но, если говорить в целом, все они кое-что о нем слышали.
Считать корень тонкой стороной жизни, а вещи — грубой, сколько ни накапливай, не будешь иметь вдоволь, целомудренно одиноким постигать духовную просветленность — в этом тоже заключалось искусство Пути древних. Гуань Инь и Лао Дань услыхали об этих заветах и возлюбили их. Они воздвигли свое учение на «вечно отсутствующем» и поставили во главу всего Великое Единство. Они сочли мягкость, слабость, скромность и приниженность внешней стороной истины, а пустоту и непричинение ущерба вещам — ее сущностью. Гуань Инь говорил: «В самом себе не имей, где пребывать; вещи, обретая форму, раскрывают себя».
Будь подвижен, как вода.
Будь покоен, как зеркало.
Откликайся, как эхо.
Пустое! Словно бы нет его.
Покойное! Словно бы незапятнанно-чистое.
Уподобься ему и пребывай в согласии.
Кто захочет его иметь, его потеряет.
Не будь впереди других, а всегда будь позади.
Лао Дань говорил:
Знай мужское, оберегай женское.
Будь Ущельем Поднебесного мира.
Знай белое, оберегай черное.
Будь Долиной Поднебесного мира.
Все люди хотят быть впереди, он один предпочитал влачиться позади и говорил: «Прими униженье на миру». Все люди хотят чего-то вещественного, он один отдавал предпочтение пустоте и говорил: «Не создавай запасов и будешь иметь всего в избытке». И сам он, уповая лишь на себя, имел больше чем достаточно. В жизни он не любил поспешности и расточительства, следовал Недеянию и смеялся над всякой искусностью. Все люди ищут удачи, он один, сгибая себя, обретал «полноту свойств» и говорил: «Поступая осмотрительно, избежишь наказания». Он считал глубочайшее корнем, а всеобщее — опорой и говорил: «Твердое разрушится, острое затупится». Он всегда уступал место другим и не посягал на их достоинство. Хотя Гуань Инь и Лао Дань не достигли вершины мудрости, они поистине уподобились величайшим из Настоящих людей древности.
Смутное, безбрежное, лишенное формы; пребывающее в превращениях без постоянства. Жизнь ли, смерть ли? Небо и Земля едины со мной? Подвижен просветленный дух — куда так неожиданно уносится, откуда так внезапно является? Вся тьма вещей — словно раскинутая сеть, и нет в ней начала — в этом тоже заключалось искусство Пути древних. Чжуан Чжоу услыхал об этих заветах и возлюбил их. В невнятных речах, сумасбродных словах, дерзновенных и непостижимых выражениях он давал себе волю, ничем себя не ограничивая, и не держался определенного взгляда на вещи. Он считал, что мир погряз в скверне и ему с ним не о чем говорить. Посредством слов, «подобных перевертывающемуся кубку», он следовал превращениям мира. Посредством слов «от лица почтенных людей» он возвещал о подлинном. Посредством слов «от лица других людей» он выражал свои взгляды. В одиночестве скитался он с духовными силами Неба и Земли, но не взирал свысока на тьму вещей. Он не рассуждал о том, что есть истина, а что — ложь, и потому был в ладах с миром. Хотя писания его вычурны, дерзновенность их безобидна. Хотя речи его сумбурны, беспорядочность их доставляет удовольствие. В них таится неизбывная полнота смысла. Вверху он странствовал вместе с тем, что творит вещи; внизу дружил с тем, что превосходит жизнь и смерть, не имеет начала и конца. В основе своей он необъятно широк и непосредствен. В истоке своем бездонно глубок и раскован: можно сказать, все охватил и достиг совершенства! И все же его правда соответствия переменам и постижения вещей безмерна и неуловима. Как она безбрежна, как темна! Невозможно ее исчерпать.
Хуэй Ши был очень ученым человеком, и его писания занимали пять повозок. Однако же его учение было причудливым, а речи уводили в сторону. Определяя смысл вещей, он говорил:
«Предельно великое не имеет ничего вовне себя. Это называется великим единством. Предельно малое не имеет ничего внутри себя. Это называется малым единством.
Не имеющее толщины не имеет протяженности, но простирается на тысячу ли.
Небо находится на одном уровне с землей, горы находятся на одном уровне с озерами.
Будучи в зените, солнце заходит. Рождаясь, вещь умирает.
Быть подобным в большом, но различным в малом — это называется «малое подобие и различие». Все вещи в конце концов едины и в конце концов различны — это называется «большое подобие и различие».
Юэ не имеет границы и все же имеет границу.
Я отправляюсь в Юэ сегодня, а прибываю туда вчера.
Соединенные кольца невозможно разъединить.
Я знаю центр мира: он на север от Янь и на юг от Юэ.
Люби безгранично всю тьму вещей; Небо и Земля — одно тело».
Хуэй Ши считал эти суждения непревзойденными и думал, что постиг сущность всех доказательств. И в мире все любители спорить находили удовольствие в этом занятии. Они утверждали:
«В яйце есть перья.
У курицы три ноги.
В городе Ин сходится весь Поднебесный мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63