..
Стебелев. Ясно, спасибо. Я так понял, что электрически пассивных
предметов они попросту не замечают.
Туркенич. Именно. Но не потому только, что предмет пассивен. Его
видят, но он не мешает, а реагируют они только на помехи.
Стебелев. Это называется отсутствием любознательности.
Бунин. Совершенно верно.
Стебелев. Хороши разумные! Туземцы при виде кораблей капитана Кука
сбегались на берег толпами. А у них не было паровиков и двухсотметровых
колонн.
Бунин. Может, потому и сбегались?
Стебелев. Полно, Стас. Если вы, мудрый землянин, увидите, как
опускается корабль пришельцев...
Бунин. Знаете, я не обязательно побегу глазеть. Есть общая теорема
Беликова - менее развитая цивилизация является пассивным участником
контакта и не должна мешать исследовать себя.
Стебелев. По-моему, вы преувеличиваете возможности аборигенов.
Бунин. А вы знаете их истинные возможности?

Из книгофильма В.Кравцова "Погибшие на Орестее";
глава 1, год издания 2164.
Стебелев был "прочным" капитаном. Говорили, что он думает больше о
возвращении, чем о движении вперед. Не хочу спорить, но, по-моему, именно
о возвращении и должен думать каждый настоящий командир... Я подхожу к
описанию того последнего дня и пытаюсь логически обосновать поведение
Стебелева. Слушаю пленки, смотрю стерео... Ничего. Будто помрачение нашло
на "прочного" капитана. Но это неверно - до последнего мгновения
телеметрия показывала, что он совершенно спокоен...
В тот день люди впервые услышали песчаный орган. Двухсотметровые
колонны, успевшие получить название "Склады Гобсека", запели. Слышите?..
Сначала ровное звучание на низких тонах. Все три колонны. Потом две
колонны повышают тон - одна быстрее, другая медленнее. Слушайте... Эта
запись близка к тем звукам, которые услышали Стебелев и его товарищи,
когда во время одной из вылазок подошли к поселку. Орестеане сидели в
своих хижинах. А орган играл. Люди подошли к основанию колонн. Слушали в
одиночестве, потому что, хотя и стояли плечом к плечу, но каждый был один,
каждому звуки дарили ощущение пустоты вокруг и власти над этой пустотой...
Бунин говорил потом, что перестал ощущать свое тело. В музыке звучали
разом все симфонии Бетховена, его любимые симфонии, все песни Брайтона,
его любимые песни, вся музыка, которую он когда-либо слышал, звучала в его
ушах, глазах, пальцах, во всем теле. Удивительнее всего, что он мог думать
о чем угодно, мысли не рассеивались, напротив, музыка будто
кристаллизовала их. Именно в эти мгновения Бунин решил сложный
экологический парадокс Регула-3, с которым возился давно и из-за которого
одно время даже не хотел лететь на Орестею.
Неожиданно Бунин увидел, что их группа окружена. Кольцо орестеан
смыкалось. Бунин - это была уже третья параллельная мысль - заметил в руке
у каждого аборигена небольшой подковообразный предмет. Назначение его
Бунин уже знал - это было мощное искровое устройство, орестеане
расплавляли с его помощью твердые скальные породы. "Зачем? - мелькнула
мысль. - Форма проявления любознательности? Как у детей - сломать и
посмотреть?" Раструбы резаков медленно поднимались. "Свой пистолет тогда
Евгений, не переставая наступать, стал первый тихо подымать". Бунин не мог
вспомнить, откуда эти неожиданно возникшие в сознании строки, и это мучило
его почему-то больше, чем скорая гибель. Но вместо "Онегин выстрелил"
прозвучал чей-то пронзительный крик, и все кончилось. Орестеане опустили
резаки, круг распался, и они занялись каждый своим делом. Будто и не было
ничего. И музыка смолкла - начисто, как отрезанная.
Бунин сразу увидел Стебелева. Командир лежал, раскинув руки, без
шлема, лицо его посинело в отравленной атмосфере Орестеи, последние
мгновения "прочного" капитана были мучительны. Но на скафандре не
оказалось повреждений, и это означало...
Что это означало, они решили потом, на "Соболеве", составляя
заключение о смерти. Судя по всему, командир в минуту душевного
потрясения, вызванного музыкой "Складов Гобсека", выключил обе системы
блокировки и откинул шлем. Так показала экспертиза. Стебелев знал, что
отравление и удушье наступят сразу, но звуки песчаного органа влияли на
людей по-разному. Бунин слышал всю музыку мира, Туркенич - просто шум,
завораживающий и усыпляющий, Каперин - голоса знакомых и незнакомых людей.
А Стебелев?
Так на Орестее появился первый памятник Сейчас их тридцать шесть.
Тридцать шесть человек оставили жизни на этой планете. Ни одной из планет
- даже самым буйным - земляне не платили такой дани.
Тридцать три человека погибли от рук аборигенов. Метод у этих
безмозглых, но будто бы разумных созданий был один - выманить человека
поближе к "Складам Гобсека", парализовать музыкой волю. И
проанатомировать.
Только двое погибли из-за собственной неосторожности. Планетологи
Моралес и Ляхницкий возвращались на базу после разведки на плоскогорье
Тяна. Летели медленно - на каждом боте стояли ограничители скорости. В это
время в ста семнадцати километрах западнее маршрута подал сигнал бедствия
маяк. Телеобзор показал: аборигены пытались опрокинуть врытую в почву
конструкцию. Не из любопытства - просто маяк, стоявший на окраине поселка,
оказался на пути траншеи, которую они рыли. Можно было успеть спасти
оборудование, если, конечно, увеличить скорость полета. И Моралес отключил
ограничитель. Электрическая активность атмосферы в тот день не превышала
допустимых границ, и потому разряд последовал как гром с ясного неба. От
бота осталась груда оплавленного металла. С тех пор ограничители скорости
ставили без возможности отключения, и ни одно транспортное средство на
Орестее не могло развивать скорость больше восьмидесяти километров в
час...

Когда Комитет решил обратиться к Арсенину, ситуация на Орестее была
критической. Контакт зашел в тупик. Более того, за десять лет не удалось
выяснить, как все же орестеане умудряются мыслить и мыслят ли вообще.
Дело было перед премьерой, работа не клеилась - ставили "Клеопатру"
Трондхейма, и Арсенин никак не мог вжиться в образ Антония. Он смотрел
книгофильм Кравцова, но думал об Антонии. Оживился, только когда услышал
музыку "Складов Гобсека". Вслушивался старательно, профессионально, но не
услышал ничего. Гул, и только. И этой потерянной, неуслышанной музыки
Арсенину было почему-то жаль больше, чем всех погибших.
"Надо лететь", - подумал Арсенин. Он хотел на Орестею, чтобы услышать
самому. Все остальное - контакт с Гребницким, изучение орестеан - казалось
второстепенным, вынужденной платой за предстоящее удовольствие. Он никому
не сказал об этих своих мыслях. Изучил все материалы по Орестее, многого
не понимая, с единственной целью вдолбить их в мозг Гребницкого. Между
делом спел премьеру "Клеопатры", спел без вдохновения, и критики это
заметили, но отнеслись снисходительно - все знали об экспедиции.
На связь с Гребницким Арсенин вышел уже в полете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17