https://www.dushevoi.ru/products/vodonagrevateli/bojlery/ 

 

Ему стало горько, ведь именно он послал Петровича на смерть. Шалимов не был ни жалостлив, ни сентиментален — какие к черту сантименты у наемника, делающего грязную работу? В нем говорило чувство корпоративности, которое объединяет людей рискованных профессий… Спустя двадцать секунд он уже давал указания по существу. Попытаться собрать какую-либо доступную информацию на месте — первое. Отогнать машину Петровича — второе. И наконец, третье… не светитесь вы там особенно, ребята.
Реально выполнимым было только последнее поручение: не светиться. Это специалисты наружного наблюдения умели. Ни Краб, ни Попов ни разу не попали в объектив камеры оператора ФСБ. Зато снова попал Птица. Слухи, циркулирующие в толпе возбужденных граждан, сводились в основном к чеченским террористам и разборкам тамбовских с казанскими. Обе версии были заведомой ерундой. Да и с «жигулем» покойного Петровича все было не так просто: ключи от машины остались где-нибудь под грудой обломков. Вскрыть дверь и запустить автомобиль оба разведчика могли и без ключей. Но делать это практически под носом у ментуры и, возможно, сотрудников ФСБ было бы неразумно.
Пожарные наступали, сбивали пламя, и к двум часам ночи все очаги пожара были потушены. Массовка разошлась. За дело взялись эксперты-взрывотехники. Развалины дымились.
Странный звонок на контактный телефон, зарезервированный для Терминатора, мог быть дурной шуткой. Звонившая женщина была явно взволнована и, вероятно, нетрезва. Однако о ее звонке тут же доложили начальнику следственной службы. Доложили в тот самый момент, когда Егорьев, Любушкин и Рощин изучали два документа. Первый передали из РУБОП, это было донесение опера, разрабатывавшего Алексея Воробьева. Второй принесли из шифроотдела. Вологодское УФСБ сообщило, что возможным контактом Олега Козлова мог быть рецидивист Семен Ефимович Фридман. Помимо этого, на столе в кабинете начальника следственной службы лежали распечатки ГУИН на все тех же: Козлова, Воробьева и Фридмана.
— Пожалуй, достаточно, — сказал Егорьев, — все сходится.
Он бросил на стол карандаш, посмотрел на офицеров. Круг замкнулся. Теперь это стало очевидно. Все трое чалились в одной зоне, приблизительно в одно время. То есть знакомы были наверняка — земляки друг друга знают… Семен Фридман практически идеально походил под портрет, составленный психологической экспертизой: сорок пять лет, дважды судимый, инвалид. Ногу, кстати, потерял в лагере, в восьмидесятом, на первой ходке. Воробьев Алексей… тоже гусь. Чисто случайно оказался на месте взрыва в Агалатово буквально через пару часов после события… Службу проходил в разведывательно-диверсионном взводе на ТОФе. В морской пехоте. Значит, умеет обращаться со взрывчаткой. Факт!
И наконец, третий факт — звонок неизвестной женщины с домашнего телефона Фридмана.
Каждый из этих фактов (профессионалы это знают) мог оказаться случайностью, совпадением. Но такого количества совпадений не бывает. Офицеры ФСБ могли твердо, уверенно сказать: Фридман, Воробьев и погибший Козлов являлись членами террористической группы. В нее же входил и прапорщик Колесник. Возможно, в процессе следствия всплывут и другие члены группы. Но это все потом. Сейчас стало ясно: появилась реальная возможность предотвращения последующих взрывов.
— Эх, часа бы на три пораньше! — бросил Егорьев.
* * *
— Куда же ты собралась в такое позднее время, дорогая? — ласково спросил Дуче. Маргарита побледнела и сделала шаг назад. В глазах мужа она уже прочитала свою судьбу. Терминатор, а за ним незнакомый бородач, вошли в прихожую. Маргарита побледнела.
— Закрой-ка дверь, Ваня, — бросил Семен бородатому через плечо.
Он двигался вперед, она пятилась. Колени дрожали. Негромко лязгнул засов. «Без гарантии!» — предупреждала операционистка «Альфа-банка» Грязнова С.П.
— Ну, так куда ты собралась, тварь? — Семен взял жену за подбородок, больно сдавил. Она видела перед собой черные глаза палача. Терминатора. Она молчала. Дуче привычно отвесил пощечину и вырвал сумку. С треском отлетел миниатюрный замок… Он высыпал содержимое сумочки на пол. Среди обычной парфюмерно-косметической женской ерунды раскатились золотые коронки. Шлепнулись пачки денег и лег поверх всего этого лист белой бумаги со словом Ультиматум… Рита закрыла глаза. Ей не хотелось всего этого видеть. Ей хотелось обратно, в ту жизнь, где сейф всегда был закрыт. Где было ежедневное унижение, побои, боль, издевательство, грязные сексуальные фантазии мужа… Там была мерзость, но — жизнь.
Удар кулака отбросил голову назад. Второй — свалил на пол. Бородатый смотрел из-за плеча терминатора жадными глазами. Семен наступил ботинком на лицо жены.
— Ну, сука, говори: звонила в ментуру?
— Н-нет…
— Значит — звонила, — сказал он скорбно. — Зря ты это сделала. Тащи-ка ее в комнату, Ваня…
Бородатый с готовностью подскочил, схватил за ноги, потащил волоком в гостиную. Юбка задралась… Ванька вспомнил, как волок по двору жену лесника. Сорочка у покойницы тоже съехала, обнажив крепкие загорелые ноги и белые ягодицы. У Ваньки сладко перехватило дыхание…
— Сука, — сказал Семен. Он вытащил кастету из видика. — Сука. Сдала она нас с тобой, Иван… Придется сматываться.
Рита лежала на полу, всхлипывала. Матово светился экран телевизора, шумно дышал Прапор. Терминатор быстро прошел к сейфу, вытащил какие-то бумаги, сунул в карман плаща коробку с патронами. Проходя мимо жены, ударил ногой в лицо.
— Так, — сказал он. — Времени нет… нет времени. Но с тобой, дорогая, я все равно обязан попрощаться… Ваня, брат, принеси-ка из сортира, из шкафчика, тиски и скотч. А ты, сука, раздевайся…
Иван посмотрел непонимающими глазами, он все еще был там, в лесу, на теплом теле мертвой женщины…
— Тиски, Ваня, и скотч… В сортире, в шкафчике. Быстро.
Через две с половиной минуты Семен Фридман в своем кабинете прикрутил слесарные тиски к столу. Пятак струбцины безжалостно врезался в благородное дерево столешницы. Сейчас это не имело никакого значения. Прапор плотно бинтовал скотчем руки и ноги кандидата наук Маргариты Микульски.
— Готово? — спросил Терминатор.
— Готово, — ответил Ванька, пялясь на голое тело.
— Тогда, Ваня давай обрез. И рот ей замотай, суке…
Через пять минут они покинули квартиру.
* * *
Ночь шла по Питеру мягким кошачьим шагом. Черная шерсть искрилась в мелких каплях дождя. Круглыми кошачьими глазами горели огни светофоров. Жуткая октябрьская ночь собирала свои жертвы. Она уже взяла жизни трех бомжей и одного разведчика наружки. Первый голод был утолен. Ночь облизнулась. Ночь прошептала: «Еще!» И, походя, взяла жизнь наркомана. Еще! Подобрала с асфальта жизнь самоубийцы… Высоко, в распахнутом окне девятого этажа еще метался прощальный крик…
Еще! Еще! Еще! Ночь вопила и бежала рядом с машиной «Скорой помощи». Еще! И слизывала кровь с кафеля над ванной с розовой водой и голым человеческим телом. Еще! И вкладывала кастет в руки подростка… Е-Е-Е-Щ-О-О!
Обычная петербургская ночь вспыхивала синими огнями милицейских мигалок и красноватыми точками беломорин с косячком. Она кричала разорванным ртом изнасилованной школьницы и плескалась черной водой в каналах, узких, как лезвие финки… Она клубилась туманом над Невой между разомкнутыми мостами и скалилась из подъездов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
 магазины сантехники Москва 

 Kerama Marazzi Сольферино