Володя посмотрел, как Рафаил неловкими пальцами трогает рукоятки, и
опять сунулся наружу.
Летят, летят! Брахак, Лахи, оба Охотника смотрели в небо. Володя
нашарил бинокль и припал к нему, стукаясь об окуляры очками. Три Птицы,
видные чуть сбоку и снизу, качались в стеклах.
- Свисто-ок! - завопил он. - Колька!
Лаки захохотал. Птицы стремительно приближались, спускаясь на край
поляны, левее баросферы. Передняя проскочила над деревьями и вдруг с нее
прыгнул коричневый человек - упал в траву.
...В трехстах шагах от поляны Птица Ахуки крикнула, судорожно
вытянула крылья - Немигающий дробно застучал лапами. Последние метры Ахука
летел на мертвой Птице, как на планере, - Володя не узнает об этом
никогда. Он махал из люка, кричал - вот он, Колька! Мелькнула красная от
загара спина, светлая шевелюра, и вдруг его ударило по голове - люк
грохнул - Володя упал в кресло. Колька! - он вскинул руки, вращающийся
диск кремальеры отшиб ему пальцы, грянул звонок автостарта, и последняя
мысль, мелькнувшая в сознании, была страшная и простая - автостарт включил
Рафаил - дернул спросонок не в ту сторону.
...Людей спасло то, что они сбежались к Ахуке. Тепловой удар,
высушивший живую и мокрую только что траву, швырнул за деревья мертвую
Птицу и свалил с ног Брахака. А яма, пыхнувшая багровым пламенем, была
пуста - валил густой пар от потрескавшейся глины. Остался отпечаток сферы
и глубокие вдавлины монтажных опор. Вот и вся память.
Колька стоял над ямой один, как прокаженный. Огромными глазами
смотрела Нанои - она еще лежала на спине Птицы. И смотрела на него,
застывшего над ямой.
Он опоздал на десять секунд. Пробежать, вскочить на верхушку сферы, а
крышку он бы вырвал из гнезда. Десять секунд. Оттиски опор в сухой рыжей
глине. В ближней опоре была выемка, она отпечаталась как выступ - Колька
помнил, что выемку прорезал сварщик Чибисов для термометра, две недели
назад. Десять секунд! Синий черт с плаката поднимал палец: "У меня девять
жизней, у тебя - только одна". Вот и свершилось. Из-за десяти секунд.
Из-за чего? Он смотрел на носки своих ботинок, блестящих от ходьбы по
траве.
Из-за того, что он не разомкнул цепь автостарта. Вот и все. Он
виноват сам.
Вторая жизнь зашевелилась вокруг него. Тонкая девушка подошла и взяла
его за плечо. "Ты опалишь ноги", - произнес кто-то на чужом языке, это был
он сам, Колька Карпов, в своей второй жизни. "Да, трава горячая, -
ответила девушка. - Они улетели совсем?" Он опустил голову. "Пойдем на
Пост, Колия?" Он стоял. Никто больше к нему не подходил. Охотники повели
загнанных Птиц по просеке.
Да, вот что ему осталось - яма в рыжей глине. Но уже шевелилась и
сыпалась земля под ногами - кроты принялись за работу. Час, другой - и
следа не останется. Зарастет травою. Прощайте.
Девушка стояла рядом с ним, переступала - горячо. "Пойдем, Нанои".
Колька вынес ее на траву. Она держалась за шею нежными, шершавыми руками.
Шея обгорела, пойдут волдыри. Он опустил девушку и пошел в лес. Потом, все
потом, сейчас надо быть одному.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1
На просеке Охотники тренировались в стрельбе - в дом залетела стрела
с тупым наконечником. Николай Карпов подобрал ее, вырезал три зарубки, по
числу дней, подпрыгнул и оставил стрелу висеть в потолке. Он видел себя,
будто нарисованным на иллюстрации в книге - подпрыгивает, вешает стрелу с
зарубками.
От _т_о_й_ жизни у Николая осталось: башмаки с шерстяными носками,
пистолет, навощенный коробок спичек, складной ножик - малое лезвие
переточено на отвертку. Одежда сгорела на баросфере. Еще часы. Судорожно
тикали на гибком металлическом браслете. Шмякнуть бы их о дерево, чтобы не
тикали... На десять, на десять, на _д_е_с_я_т_ь_ секунд он опоздал.
...Первую ночь он проспал похмельным сном. После Нараны, разговоров,
нардиков, человека с черным жуком, черной мглы, качающейся под крыльями.
После ртутной капли металла, блеснувшей в зелени лесов, и отпечатков в
потрескавшейся глине. Вторую ночь пролежал с открытыми глазами. Листья
стен светились. Как в желтой воде, проплыла Нанои. Пристроилась напротив
входа, за Колькиной головой - он повернулся к стенке. Лежал, косился на
стрелу в потолке. Ночь шумела иными звуками, чем в поселении: кряканье и
стрекотанье покрывалось густыми мелодичными воплями, уханьем, кашлем.
Ближе к рассвету прокатился низкий рык, невыразимо-страшный, отдающийся
внизу живота. Ушла Нанои, проговорив: "Спи, Адвеста". Потом стрела
медленно втянулась в крышу и была по кускам сброшена на пол. Крысы
подобрали обломки. Больше рыканье не повторялось до утра. Какой же силы
рык, если в доме он был слышен так ужасно...
Потом был еще день, еще ночь. Николай ел, когда давали, с лежанки
больше не вставал. Не замечал времени, не чувствовал вкуса пищи.
Потом наступил день, когда он проснулся и ощутил четкое желание -
вымыться. А затем еще одно: посмотреть правде в глаза. Остался так
остался...
Это было четко: если он не встанет и не умоется, то сойдет с ума. Он
знал, как это будет: пойдет на рыканье, пойдет-пойдет... И он встал, снял
плавки, лег в ручей, вымылся с головы до ног. Выполоскал рот, почистил
ногти ножом. Стало почти терпимо. Он больше не видел себя извне -
иллюстрацией к скверной книжке. Зато видел ствол гонии, лиловый под
восходящим солнцем, а над головой - внимательную обезьянью рожу, голубую,
с оранжевыми баками. Обезьяна предлагала ему завтрак, кисть бананов.
Нет, есть не хотелось. Он пошел в лес, забрел под деревья ниу.
Зеленые стволы с огромными светло-серыми листьями, за ними - чаща кустов,
вся в пунцовых лепестках. В кустах хрюкало, пыхтело, и оттуда прямо в ноги
выскочила собака. Подбежала молчком, грозно оскалилась.
Бежать нельзя, подумал Колька. "Рыжик, Рыжик!" - пробормотал он.
Собака бросилась - он отшиб ее пяткой, из кустов высунулось огромное,
рогатое - хрюкнуло. Собака истерически взлаяла, а рогатый полез из кустов.
Носорог. Он тянулся, как грузовик с лафетным прицепом, огромный, серый,
складчатый, с внимательными человечьими глазами.
Заметил человека, опустил рог, рванулся - лепестки взлетели фонтаном.
Колька метнулся за дерево - туша проскочила с топотом, развернулась и
атаковала снова.
По шестому разу Николай понял, что этот "грузовик" одержим манией
убийства. Перебегать от ствола к стволу не удавалось, из пистолета его не
уложишь... Р-раз! Носорог кинулся в седьмой раз, и вдруг с дерева к нему
на шею прыгнула обезьяна и закрыла ему глаза руками. Колька, обмирая,
смотрел, - четырехметровый зверь грохнул об землю, перевернулся, вскочил.
В лапе обезьяны оказалась палица. Свистнул воздух - обезьяна влепила плюху
противнику между глазами - тот ухнул, развернулся как-то вяло и, сотрясая
землю, умчался за обезьяной в кусты... Подбежала, виляя всем туловищем,
собака - припадала к земле, просила прощения.
- Уж нет, ты меня прости, - сказал Колька. - Глупый еще.
Он был мокр, как мышь. Давай-ка отсюда, пока не опомнились... Побежал
и наскочил на Брахака, тоже бегущего - навстречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33