Езус-Мария!
Состав нашей туристической группы был следующим: двести девиц в возрасте от десяти до семнадцати лет, пятеро местных парней, в чьи обязанности входило носить котлы и прочий общий багаж, и он, учитель географии. Один-единственный на всю эту разношёрстную бабью группу. Мужественный человек! А может, немного чокнутый? Энтузиаст, свихнувшийся на своей географии?
Не помню, кто готовил пищу в котлах на всю ораву. Может, те самые парни под руководством педагога? Впрочем, блюда отличались идеальной простотой, супы да каши. Железная дорога выделила для нас товарные вагоны, в которых вдоль стен тянулись твёрдые и узкие лавки. На две недели теплушки стали нашим домом. Сельди в бочке или сардины в банке наверняка чувствовали себя так же, как и мы, стиснутые в вагонах, с той лишь разницей, что рыбок утрамбовали после смерти.
И все-таки… Неизбалованная молодёжь в этом возрасте вынесет многое, а экскурсия получилась просто прекрасная! Мы побывали в Величке, Освенциме, Кракове и Закопане, исходили горы. Да, я видела Освенцим сразу после войны, отдавала себе полный отчёт в том, что вижу, и больше уже никогда не хотела видеть такое. Это не забывается.
В поездке с нами не цацкались. В соляные копи Велички мы спускались вниз пешком по винтовым лестницам. Все вниз и вниз, лестница вьётся бесконечно, и уже на полпути мы стали сомневаться, есть ли тут вообще дно и кончится ли когда-нибудь этот спуск. Опять же не собираюсь описывать известные всем соляные копи, скажу лишь, что Величка одновременно вызывала восхищение и внушала ужас, ни на что не похожее сочетание сказочного дворца и мрачных казематов. Наверх, к счастью, нас подняли на лифте.
Начиная с Кракова наши «спальные» вагоны ставили на запасные пути. Обычно главной проблемой была вода, от вокзала мы, как правило, стояли далеко, и таскать воду легальным путём, в обход отделявших нас от вокзала составов было просто немыслимо. Кто бы стал бегать по два километра в одну сторону, а потом обратно? Ясное дело, мы выбирали прямой путь, пролезая под вагонами. Наш строгий учитель орал на нас, как раненый бизон, грозил страшными карами, запрещал пролезать под вагонами, но был человеком разумным и трезво смотрел на вещи.
— Не смейте лезть под вагоны! — нёсся вдоль составов его голос. — Категорически запрещаю!!! Если какую дуру застукаю, ноги из задницы повыдёргиваю! А если поезд внезапно двинется, немедленно ложиться ничком вдоль рельсов! Лежать и не двигаться! Дошло, ослицы? И если какая идиотка попытается бежать или хоть голову подымет — пусть лучше мне потом на глаза не показывается!
Путешествие под вагонами с чайниками, бутылками, котелками и прочей посудой в руках, особенно на обратном пути, с водой, было весьма затруднительным. Мы с тревогой посматривали на бесконечные товарные составы — не собирается ли какой двинуться, и самым приятным зрелищем было отсутствие паровоза. Бог нас миловал, ни одну не застукал под колёсами внезапно двинувшийся поезд. Хотя, если честно, нас по дурости больше пугала перспектива уехать на внезапно двинувшемся чужом пассажирском поезде, который мы преодолевали поверху, поднимаясь на площадки.
Своего учителя мы смертельно боялись, благодаря чему он навёл среди нас весьма жёсткую дисциплину. Во всех областях, в том числе и по отношению к живой природе. Как-то, возвратясь с водой к своей теплушке, я уже издали услышала громовые раскаты голоса нашего грозного педагога, кого-то распекавшего со свойственной ему энергией и страстностью. Девчонки ломали руки, заливались слезами и в ужасе перешёптывались:
— Он её убьёт! Убьёт!
И в самом деле, в кругу переполошившихся туристок не помнивший себя от ярости педагог тряс одну из них за плечи с такой силой, что у той голова моталась из стороны в сторону, и поносил её нехорошими словами. Она хуже преступников, воров и убийц, а также варваров и вандалов вместе взятых! Оказывается, несчастная сорвала ветку цветущего кустарника.
Немного успокоившись, защитник природы, словно предвидевший грядущую экологическую катастрофу, заявил нам:
— Вас здесь двести штук. Если каждая сорвёт хоть по одной веточке с куста, что от него останется? Слушайте все и запомните раз и навсегда: если эти мои слова не дойдут до какой-нибудь тупицы, за один сорванный листочек отправлю её домой!
Если учесть, что спали мы на твёрдых полках товарного вагона, мёрзли по-страшному (в горах майские ночи холодные), гоняли нас по маршрутам безжалостно, питались Бог весть как, сами мыли посуду в студёной воде, ею же мылись… Если учесть все эти спартанские условия нашего существования в походе, угроза отправить домой могла произвести обратное действие, надежда избавиться от мытарств могла показаться счастьем, а ведь ничуть не бывало! Она казалась нам таким наказанием, от которого волосы на голове вставали дыбом. До конца экскурсии ни одна из нас не посмела сорвать даже травинки.
От Кузниц учитель устроил нам пеший переход. Мы шли с рюкзаками, в которых каждая, кроме личных вещей, несла и недельный сухой паёк. На Каспровы Верх мы поднялись на фуникулёре, а затем всю нашу ораву географ вывел к старой турбазе на Хале Гонсеницовой.
Спуск с неё запомнился мне на всю жизнь. Как я уже сказала, стоял май. На склонах гор ещё сохранились большие пласты снега, и один из них нам очень пригодился при спуске. Ведь спускаться с горы неимоверно тяжело, я как-то сползла и дальнейшее наблюдала снизу.
Пример подал сам учитель, не знаю уж, чем он думал. Сел на снег и скатился как на санках. Был он в крепких лыжных брюках и съехал как-то профессионально, видимо, имел навык. Но ведь мог бы уже узнать своих ослиц и тупиц! Девчонкам я не удивлялась, спускаться с рюкзаком за спиной по скользкому снегу было жутко тяжело, только что я сама это испытала. Естественно, съехать вот так, как учитель, на заднице — одно удовольствие!
С визгом и писком одна за другой покатились они с горы, а редко кто из них был в брюках. В те времена девицам было положено носить юбки, так что снег понабивался куда только было можно. Некоторые из туристок прекращали забаву на полпути, другие же и хотели бы, да не могли этого сделать и съезжали вниз уже форменными снежными бабами.
Одна расторопная девица завернулась в пластиковый дождевик, которые только что вошли в моду, и со свистом понеслась вниз. Внизу же снежный пласт заканчивался нагромождением громадных валунов и каменной россыпью.
Учитель стоял внизу и вне себя орал на все горы:
— Ты что делаешь, кретинка? Убьёшься! Да тормози же, корова! Хлопцы, ловите её!
Девица в дождевике мчалась вниз с обезумевшим видом, рассекая воздух, как ракета, и вопя от страха. Она явно потеряла голову и затормозить при всем желании не могла.
Пятеро наших парней побросали котлы и кинулись ей наперерез. Перехватили туристку, крепко вцепившись в неё, но остановить мчавшуюся на бешеной скорости ракету не сумели, как ни упирались в снег каблуками своих лыжных ботинок. Живописная группа катилась прямо на камни, правда, уже не с такой скоростью и в конце концов как-то остановилась. Спасённая от неминуемой смерти девица поднялась на ноги целая и невредимая, чего нельзя было сказать о её плаще: сзади виднелась огромная дыра.
До сих пор не понимаю, как же получилось, что при всех таких превратностях судьбы и катаклизмах ни с одной из нас не только не произошло никакого несчастья, но даже никто не заболел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Состав нашей туристической группы был следующим: двести девиц в возрасте от десяти до семнадцати лет, пятеро местных парней, в чьи обязанности входило носить котлы и прочий общий багаж, и он, учитель географии. Один-единственный на всю эту разношёрстную бабью группу. Мужественный человек! А может, немного чокнутый? Энтузиаст, свихнувшийся на своей географии?
Не помню, кто готовил пищу в котлах на всю ораву. Может, те самые парни под руководством педагога? Впрочем, блюда отличались идеальной простотой, супы да каши. Железная дорога выделила для нас товарные вагоны, в которых вдоль стен тянулись твёрдые и узкие лавки. На две недели теплушки стали нашим домом. Сельди в бочке или сардины в банке наверняка чувствовали себя так же, как и мы, стиснутые в вагонах, с той лишь разницей, что рыбок утрамбовали после смерти.
И все-таки… Неизбалованная молодёжь в этом возрасте вынесет многое, а экскурсия получилась просто прекрасная! Мы побывали в Величке, Освенциме, Кракове и Закопане, исходили горы. Да, я видела Освенцим сразу после войны, отдавала себе полный отчёт в том, что вижу, и больше уже никогда не хотела видеть такое. Это не забывается.
В поездке с нами не цацкались. В соляные копи Велички мы спускались вниз пешком по винтовым лестницам. Все вниз и вниз, лестница вьётся бесконечно, и уже на полпути мы стали сомневаться, есть ли тут вообще дно и кончится ли когда-нибудь этот спуск. Опять же не собираюсь описывать известные всем соляные копи, скажу лишь, что Величка одновременно вызывала восхищение и внушала ужас, ни на что не похожее сочетание сказочного дворца и мрачных казематов. Наверх, к счастью, нас подняли на лифте.
Начиная с Кракова наши «спальные» вагоны ставили на запасные пути. Обычно главной проблемой была вода, от вокзала мы, как правило, стояли далеко, и таскать воду легальным путём, в обход отделявших нас от вокзала составов было просто немыслимо. Кто бы стал бегать по два километра в одну сторону, а потом обратно? Ясное дело, мы выбирали прямой путь, пролезая под вагонами. Наш строгий учитель орал на нас, как раненый бизон, грозил страшными карами, запрещал пролезать под вагонами, но был человеком разумным и трезво смотрел на вещи.
— Не смейте лезть под вагоны! — нёсся вдоль составов его голос. — Категорически запрещаю!!! Если какую дуру застукаю, ноги из задницы повыдёргиваю! А если поезд внезапно двинется, немедленно ложиться ничком вдоль рельсов! Лежать и не двигаться! Дошло, ослицы? И если какая идиотка попытается бежать или хоть голову подымет — пусть лучше мне потом на глаза не показывается!
Путешествие под вагонами с чайниками, бутылками, котелками и прочей посудой в руках, особенно на обратном пути, с водой, было весьма затруднительным. Мы с тревогой посматривали на бесконечные товарные составы — не собирается ли какой двинуться, и самым приятным зрелищем было отсутствие паровоза. Бог нас миловал, ни одну не застукал под колёсами внезапно двинувшийся поезд. Хотя, если честно, нас по дурости больше пугала перспектива уехать на внезапно двинувшемся чужом пассажирском поезде, который мы преодолевали поверху, поднимаясь на площадки.
Своего учителя мы смертельно боялись, благодаря чему он навёл среди нас весьма жёсткую дисциплину. Во всех областях, в том числе и по отношению к живой природе. Как-то, возвратясь с водой к своей теплушке, я уже издали услышала громовые раскаты голоса нашего грозного педагога, кого-то распекавшего со свойственной ему энергией и страстностью. Девчонки ломали руки, заливались слезами и в ужасе перешёптывались:
— Он её убьёт! Убьёт!
И в самом деле, в кругу переполошившихся туристок не помнивший себя от ярости педагог тряс одну из них за плечи с такой силой, что у той голова моталась из стороны в сторону, и поносил её нехорошими словами. Она хуже преступников, воров и убийц, а также варваров и вандалов вместе взятых! Оказывается, несчастная сорвала ветку цветущего кустарника.
Немного успокоившись, защитник природы, словно предвидевший грядущую экологическую катастрофу, заявил нам:
— Вас здесь двести штук. Если каждая сорвёт хоть по одной веточке с куста, что от него останется? Слушайте все и запомните раз и навсегда: если эти мои слова не дойдут до какой-нибудь тупицы, за один сорванный листочек отправлю её домой!
Если учесть, что спали мы на твёрдых полках товарного вагона, мёрзли по-страшному (в горах майские ночи холодные), гоняли нас по маршрутам безжалостно, питались Бог весть как, сами мыли посуду в студёной воде, ею же мылись… Если учесть все эти спартанские условия нашего существования в походе, угроза отправить домой могла произвести обратное действие, надежда избавиться от мытарств могла показаться счастьем, а ведь ничуть не бывало! Она казалась нам таким наказанием, от которого волосы на голове вставали дыбом. До конца экскурсии ни одна из нас не посмела сорвать даже травинки.
От Кузниц учитель устроил нам пеший переход. Мы шли с рюкзаками, в которых каждая, кроме личных вещей, несла и недельный сухой паёк. На Каспровы Верх мы поднялись на фуникулёре, а затем всю нашу ораву географ вывел к старой турбазе на Хале Гонсеницовой.
Спуск с неё запомнился мне на всю жизнь. Как я уже сказала, стоял май. На склонах гор ещё сохранились большие пласты снега, и один из них нам очень пригодился при спуске. Ведь спускаться с горы неимоверно тяжело, я как-то сползла и дальнейшее наблюдала снизу.
Пример подал сам учитель, не знаю уж, чем он думал. Сел на снег и скатился как на санках. Был он в крепких лыжных брюках и съехал как-то профессионально, видимо, имел навык. Но ведь мог бы уже узнать своих ослиц и тупиц! Девчонкам я не удивлялась, спускаться с рюкзаком за спиной по скользкому снегу было жутко тяжело, только что я сама это испытала. Естественно, съехать вот так, как учитель, на заднице — одно удовольствие!
С визгом и писком одна за другой покатились они с горы, а редко кто из них был в брюках. В те времена девицам было положено носить юбки, так что снег понабивался куда только было можно. Некоторые из туристок прекращали забаву на полпути, другие же и хотели бы, да не могли этого сделать и съезжали вниз уже форменными снежными бабами.
Одна расторопная девица завернулась в пластиковый дождевик, которые только что вошли в моду, и со свистом понеслась вниз. Внизу же снежный пласт заканчивался нагромождением громадных валунов и каменной россыпью.
Учитель стоял внизу и вне себя орал на все горы:
— Ты что делаешь, кретинка? Убьёшься! Да тормози же, корова! Хлопцы, ловите её!
Девица в дождевике мчалась вниз с обезумевшим видом, рассекая воздух, как ракета, и вопя от страха. Она явно потеряла голову и затормозить при всем желании не могла.
Пятеро наших парней побросали котлы и кинулись ей наперерез. Перехватили туристку, крепко вцепившись в неё, но остановить мчавшуюся на бешеной скорости ракету не сумели, как ни упирались в снег каблуками своих лыжных ботинок. Живописная группа катилась прямо на камни, правда, уже не с такой скоростью и в конце концов как-то остановилась. Спасённая от неминуемой смерти девица поднялась на ноги целая и невредимая, чего нельзя было сказать о её плаще: сзади виднелась огромная дыра.
До сих пор не понимаю, как же получилось, что при всех таких превратностях судьбы и катаклизмах ни с одной из нас не только не произошло никакого несчастья, но даже никто не заболел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70