Объяснением этого является то, что
правительства европейских стран противились изданию хороших географических
атласов, считая их опасными с военной точки зрения.109 Географические атласы
вследствие этого ушли в те города, которые были недосягаемы цензуре, служили
убежищем свободного типографского станка.
Едва ли будет ошибочным оценить и здесь свободный от предрассудков
государственный гений Петра: для Петра географическая карта имела не только
военное значение.
Территория тогдашней России на атласах и картах того времени была представлена
различным образом.110 Часть ее была уже к этому времени более или менее
захвачена новыми методами, выработанными наукой XVI-XVII столетий, другая
являлась в своей основе созданием далеких от точного знания приемов и навыков
московских чертежников.
Область более точно известная представляла берега Балтийского моря; значительная
часть Остзейских провинций была нанесена в это время на карты с той точностью,
какая была обычна для других европейских стран. Недурные карты этих мест были
уже в ходу в конце XVI столетия.
Точно так же кое-какие картографические основы существовали и для некоторых мест
Московского царства, отнятых в XVII столетии от Польши. Для всей западной
пограничной полосы - Витебская, Смоленская и т. д. - уже в XVI столетии были
даны недурные карты. Имелись они и в общих чертах в допетровское время для
Малороссии, по крайней мере в частях ее, прилегавших к Днепру. Везде здесь
картографическая работа была результатом культурной работы Польши. Судьба
картографии в Польше, как судьба всей ее научной работы, была очень неодинакова
в течение столетий. В эпоху Петра эта работа была в упадке, но не так было
раньше. Картографическая работа никогда не велась здесь государством в той мере,
как она велась в Московской Руси. Есть указания111 на старинные (начала XV в.)
чертежи Польского государства, исходившие из канцелярий, но они не сохранились.
Издавать чертежи стало делом и инициативой отдельных частных лиц. Одновременно с
созданием новой картографии в Европе и в пределах Речи Посполитой и Литвы в
кругу европейских образованных астрономов в начале XVI в. начались
географические работы, основанные на точной астрономической работе. Одним из
первых картографов был современник и знакомый Коперника, краковский профессор,
позже прелат Бернард Ваповский (ум. 1535),112 родом из Руси, может быть,
русского происхождения. По-видимому, Ваповскому113 еще в бытность его в Италии
принадлежит указание Польши и Руси на первой карте, изданной в Риме Марком де
Беневенто114 в 1507 г. - одновременно с работой Вальдземюллера. Позже Ваповский,
по-видимому, издал карты Польши, Литвы, Московии, Руси - карты, которые до нас
не дошли [54]. Работа Ваповского продолжалась другими в XVI в. Позже, в начале
XVII в., была издана карта Литвы и сопредельных стран, составленная многолетней
работой несвижского князя Н. Радзивилла-Сиротки, при участии гравера Маковского.
Карта Радзивилла, вышедшая в 1613 г., давала ряд относительно точных данных для
западных провинций Московского царства. В XVII столетии научная жизнь Польши
была в упадке, делавшемся все более и более глубоким с ходом времени; когда-то
бывшая самостоятельная научная работа в стране была совершенно забыта. О старых
польских картографических работах XVI и начала XVII в. - по немногим следам -
знаем мы в XX в. Их открыли в XIX в. и открывают теперь. Но о них не знали в
Польше в XVIII или в конце XVII в. В XVII в. иностранцем, французским инженером
Левассер де Бопланом была составлена новая карта Польши, основанная для Украины
на самостоятельных съемках более или менее глазомерного характера. В этой карте
были даны новые данные для картографии Малороссии. Карта Боплана была переведена
на русский язык и издана Петром в начале XVIII столетия в Москве. Научной,
точной географической карты Польши в это время не было. Надо было ждать
несколько поколений, 1760-х годов, когда по инициативе Станислава Августа
начались астрономические съемки Вильно (1766-1770), Литвы, Курляндии, Подляшья и
т. д.115 Но в это время географическая карта России стояла уже на более высоком
уровне.
Картографические данные польских и немецких ученых на новых территориях,
отошедших от Польши или отвоеванных от шведов, по своему качеству, очевидно, не
могли удовлетворить требований начала XVIII столетия, так как для большей части
территории в своих основах восходили к концу XVI, самое позднее к середине XVII
в. (Боплан работал в 1631-1648 гг.). И все же с ними не могла быть сравниваема
картография остальной России - от восточных пределов Псковской, Новгородской,
Смоленской земель, восточной Гетманщины вплоть до далеких пределов Сибири -
берегов Тихого и Ледовитого океанов, степных границ Азии. Здесь приходилось
пользоваться самодельной работой московских приказов. Очевидно, знание
пространства "государевых земель", учет государственного владения являлись
издавна предметом забот московского правительства, были для него совершенно
первостепенной государственной потребностью.
К сожалению, история чертежной работы Московского царства для нас до сих пор во
многом загадочна и совершенно не изучена. Несомненно, долгой работой, должно
быть поколений, в московских приказах установились приемы описаний и чертежей,
которые давали громоздкий, но практически довольно точный ответ на те вопросы,
которые ставила тогдашняя государственная жизнь.
Но как сложилась эта работа - мы точно не знаем. Несомненно, практика этих работ
идет далеко в глубь веков, должно быть, и в домосковскую Русь.
Может быть, следы этих работ мы находим в географических описаниях наших
летописей - едва ли можно было точно давать их без чертежей и без карт того или
иного характера. Здесь мы видим своеобразную работу географических
представлений, приуроченных к водным путям - и рекам и волокам. Но генезис этой
работы нам совершенно неясен. В пределах Западной Европы мы не видим ничего
аналогичного, кроме древних римских дорожников и прибрежных портуланов. Только
последние аналогичны по грандиозности поставленных задач чертежной работе
древней Руси.116
Совершенно неясно, как развилась в Московской Руси эта чертежная работа. На
Западе некоторую аналогию ей мы видим в чертежной работе северных стран -
Скандинавии, Дании, но здесь главный центр работы лежал в морских картах. Как
известно, и по отношению к этой работе - для XIII в. - задача их происхождения
является загадкой. Попытка видеть в ней влияние византийско-греческой работы,
как думал Норденшельд, является чрезвычайно сомнительной и совершенно
недоказанной.117 К тому же до сих пор история византийской картографии является
для нас совершенно темной областью, и, например, морских портуланов в Византии,
по-видимому, совсем не было.118
Не надо вместе с тем думать, что скандинавские чертежи представляли из себя
что-нибудь крупное и отличались в хорошую сторону от чертежей Московской Руси.
Для средних веков для Скандинавии мы не знаем собственных карт. Еще в конце XVI
в. карта Северной Швеции ничего не имела общего с современной, нередко с Россией
соединялась Гренландия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
правительства европейских стран противились изданию хороших географических
атласов, считая их опасными с военной точки зрения.109 Географические атласы
вследствие этого ушли в те города, которые были недосягаемы цензуре, служили
убежищем свободного типографского станка.
Едва ли будет ошибочным оценить и здесь свободный от предрассудков
государственный гений Петра: для Петра географическая карта имела не только
военное значение.
Территория тогдашней России на атласах и картах того времени была представлена
различным образом.110 Часть ее была уже к этому времени более или менее
захвачена новыми методами, выработанными наукой XVI-XVII столетий, другая
являлась в своей основе созданием далеких от точного знания приемов и навыков
московских чертежников.
Область более точно известная представляла берега Балтийского моря; значительная
часть Остзейских провинций была нанесена в это время на карты с той точностью,
какая была обычна для других европейских стран. Недурные карты этих мест были
уже в ходу в конце XVI столетия.
Точно так же кое-какие картографические основы существовали и для некоторых мест
Московского царства, отнятых в XVII столетии от Польши. Для всей западной
пограничной полосы - Витебская, Смоленская и т. д. - уже в XVI столетии были
даны недурные карты. Имелись они и в общих чертах в допетровское время для
Малороссии, по крайней мере в частях ее, прилегавших к Днепру. Везде здесь
картографическая работа была результатом культурной работы Польши. Судьба
картографии в Польше, как судьба всей ее научной работы, была очень неодинакова
в течение столетий. В эпоху Петра эта работа была в упадке, но не так было
раньше. Картографическая работа никогда не велась здесь государством в той мере,
как она велась в Московской Руси. Есть указания111 на старинные (начала XV в.)
чертежи Польского государства, исходившие из канцелярий, но они не сохранились.
Издавать чертежи стало делом и инициативой отдельных частных лиц. Одновременно с
созданием новой картографии в Европе и в пределах Речи Посполитой и Литвы в
кругу европейских образованных астрономов в начале XVI в. начались
географические работы, основанные на точной астрономической работе. Одним из
первых картографов был современник и знакомый Коперника, краковский профессор,
позже прелат Бернард Ваповский (ум. 1535),112 родом из Руси, может быть,
русского происхождения. По-видимому, Ваповскому113 еще в бытность его в Италии
принадлежит указание Польши и Руси на первой карте, изданной в Риме Марком де
Беневенто114 в 1507 г. - одновременно с работой Вальдземюллера. Позже Ваповский,
по-видимому, издал карты Польши, Литвы, Московии, Руси - карты, которые до нас
не дошли [54]. Работа Ваповского продолжалась другими в XVI в. Позже, в начале
XVII в., была издана карта Литвы и сопредельных стран, составленная многолетней
работой несвижского князя Н. Радзивилла-Сиротки, при участии гравера Маковского.
Карта Радзивилла, вышедшая в 1613 г., давала ряд относительно точных данных для
западных провинций Московского царства. В XVII столетии научная жизнь Польши
была в упадке, делавшемся все более и более глубоким с ходом времени; когда-то
бывшая самостоятельная научная работа в стране была совершенно забыта. О старых
польских картографических работах XVI и начала XVII в. - по немногим следам -
знаем мы в XX в. Их открыли в XIX в. и открывают теперь. Но о них не знали в
Польше в XVIII или в конце XVII в. В XVII в. иностранцем, французским инженером
Левассер де Бопланом была составлена новая карта Польши, основанная для Украины
на самостоятельных съемках более или менее глазомерного характера. В этой карте
были даны новые данные для картографии Малороссии. Карта Боплана была переведена
на русский язык и издана Петром в начале XVIII столетия в Москве. Научной,
точной географической карты Польши в это время не было. Надо было ждать
несколько поколений, 1760-х годов, когда по инициативе Станислава Августа
начались астрономические съемки Вильно (1766-1770), Литвы, Курляндии, Подляшья и
т. д.115 Но в это время географическая карта России стояла уже на более высоком
уровне.
Картографические данные польских и немецких ученых на новых территориях,
отошедших от Польши или отвоеванных от шведов, по своему качеству, очевидно, не
могли удовлетворить требований начала XVIII столетия, так как для большей части
территории в своих основах восходили к концу XVI, самое позднее к середине XVII
в. (Боплан работал в 1631-1648 гг.). И все же с ними не могла быть сравниваема
картография остальной России - от восточных пределов Псковской, Новгородской,
Смоленской земель, восточной Гетманщины вплоть до далеких пределов Сибири -
берегов Тихого и Ледовитого океанов, степных границ Азии. Здесь приходилось
пользоваться самодельной работой московских приказов. Очевидно, знание
пространства "государевых земель", учет государственного владения являлись
издавна предметом забот московского правительства, были для него совершенно
первостепенной государственной потребностью.
К сожалению, история чертежной работы Московского царства для нас до сих пор во
многом загадочна и совершенно не изучена. Несомненно, долгой работой, должно
быть поколений, в московских приказах установились приемы описаний и чертежей,
которые давали громоздкий, но практически довольно точный ответ на те вопросы,
которые ставила тогдашняя государственная жизнь.
Но как сложилась эта работа - мы точно не знаем. Несомненно, практика этих работ
идет далеко в глубь веков, должно быть, и в домосковскую Русь.
Может быть, следы этих работ мы находим в географических описаниях наших
летописей - едва ли можно было точно давать их без чертежей и без карт того или
иного характера. Здесь мы видим своеобразную работу географических
представлений, приуроченных к водным путям - и рекам и волокам. Но генезис этой
работы нам совершенно неясен. В пределах Западной Европы мы не видим ничего
аналогичного, кроме древних римских дорожников и прибрежных портуланов. Только
последние аналогичны по грандиозности поставленных задач чертежной работе
древней Руси.116
Совершенно неясно, как развилась в Московской Руси эта чертежная работа. На
Западе некоторую аналогию ей мы видим в чертежной работе северных стран -
Скандинавии, Дании, но здесь главный центр работы лежал в морских картах. Как
известно, и по отношению к этой работе - для XIII в. - задача их происхождения
является загадкой. Попытка видеть в ней влияние византийско-греческой работы,
как думал Норденшельд, является чрезвычайно сомнительной и совершенно
недоказанной.117 К тому же до сих пор история византийской картографии является
для нас совершенно темной областью, и, например, морских портуланов в Византии,
по-видимому, совсем не было.118
Не надо вместе с тем думать, что скандинавские чертежи представляли из себя
что-нибудь крупное и отличались в хорошую сторону от чертежей Московской Руси.
Для средних веков для Скандинавии мы не знаем собственных карт. Еще в конце XVI
в. карта Северной Швеции ничего не имела общего с современной, нередко с Россией
соединялась Гренландия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52