Я хочу зажечь огонь и еще раз взглянуть на тебя.
Оба стояли друг против друга, освещенные слабым светом восковой спички.
– Говори, что ты от меня хочешь? – сказал факир. – Только предупреждаю тебя, что я не изменю своего решения.
– Выслушай меня, – продолжал падиал с такой важностью, какой факир никогда не замечал у него. – Ты знаешь, что боги запрещают покушаться на свою жизнь. Божественный Ману, которого ты, кажется, призывал всего минуту назад, наказывает за это преступление тысячью переселений в тела нечистых животных, и только потом ты получаешь вновь человеческий облик.
– Боги не могут осудить человека за желание избежать унижающих его достоинство мук голода. Неужели ты хочешь дождаться той минуты, когда мы, доведенные голодом до безумия, дойдем до бешенства, и один из нас бросится на другого, чтобы насытиться его мясом и кровью?..
– Боги не простят нас, что мы с первого же дня усомнились в их доброте и справедливости. Ты не можешь подождать ни дня, ни даже часа, и ты посмеешь сказать Яме, судье ада, что ты исполнил высшую волю?
А если он ответит тебе: «Боги хотели только испытать твое мужество. Помощь пришла бы, если бы ты не отчаялся ждать». Послушай, Утсара, что говорит священная книга, и трепещи, что ужасный приговор ее не исполнился на тебе:
«Проведя множество лет в аду, чтобы искупить вину, тот, кто посягнул на свою жизнь, будет приговорен к следующим мукам:
Тысячу раз переродится он в телах пауков, змей, хамелеонов, водяных птиц, злобных вампиров. Затем он пройдет через тело собаки, вепря, осла, верблюда, козла, быка и, наконец, войдет в тело парии». Так говорит Ману… Где же ты видишь, чтобы человеку позволено было убить себя и избежать страданий, посланных ему богами?
Все образование индийцев заключается в знании священных стихов из Вед и Законов Ману, которые их заставляют учить на память с раннего детства.
Факир, так же хорошо знавший эти стихи, как и падиал, глубоко задумался, когда последний напомнил ему их. Слова священной книги всегда производят сильное впечатление на индийцев. После нескольких минут размышлений Утсара отвечал:
– Ты, может быть, и прав. Что ж ты хочешь от меня?
– Чтобы ты вместе со мной терпеливо ждал, взывая к духу, покровителю твоего рода. Я поступлю так же. И если до первых мук голода к нам не придет никакая помощь ни с неба, ни от людей, ну, тогда, клянусь тебе, я первый убью себя на твоих глазах, ибо не думаю, чтобы боги радовались, когда два человека, точно хищные звери, набросятся друг на друга.
– Пусть так! Я согласен, – отвечал факир, пересиливая себя, – но когда наступит час, вспомни свою клятву.
Вера преобразила падиала. Это был уже не тот человек. Как все слабые и суеверные люди, он не размышлял о безысходности своего положения, а ждал чуда, которое спасет их.
Он глубоко верил в такое чудо, и этого было достаточно, чтобы к нему вернулось мужество, на которое факир, привыкший к его трусости, не считал его способным.
Он хотел ответить своему товарищу, что тот может рассчитывать на его слово, как вдруг остановился в самом начале фразы и так громко вскрикнул от удивления, что факир вздрогнул.
– Что с тобой еще? – спросил он.
– Смотри! Смотри! – воскликнул падиал с невыразимой радостью.
– Куда? – спросил факир, который успел уже потушить спичку и не зажигал новой из экономии.
– Туда! Туда! В воду!
Факир взглянул на указанное ему место и не мог удержаться от крика удивления. На глубине двадцати метров под водой на ровном месте виднелся, окруженный лучами, светлый круг.
– Видишь, факир! Видишь! – кричал падиал вне себя от восторга. – Не сами ли боги посылают нам этот знак, чтобы показать нам, что они слышали и одобряют наше решение?
– Увы! Еще одна фантазия, мой бедный Хамед! – отвечал факир, сразу понявший причину этого явления. – Наоборот, это уничтожает последнюю надежду, которая нам оставалась, ибо указывает на то, что длинная галерея, в которой мы находимся, устроена для проветривания, как я и предполагал. Солнце, проходя в эту минуту прямо над колодцем, освещает его дно, видимое нам. Смотри! Вот круг меняет уже свою форму по мере того, как светило продолжает свой путь… Этот круг появится завтра и даст возможность – жалкое утешение! – точно определять дни, оставшиеся нам для жизни…
Был действительно полдень, и, как сказал факир, светлый круг постепенно изменял свою форму. Затем он исчез, и они снова остались среди безмолвной и зловещей темноты…
ГЛАВА III
Предсмертная тоска. – Никакой надежды на помощь. – Галлюцинации. – Тяжелые сны. – План факира. – Две минуты под водой. – Бегство. – Замурованный в камень. – Браматма. – Спасение. – Поручение.
Остаток дня прошел, не внеся никаких изменений в положение пленников. Кроме того, что им становилось все яснее, что никакая помощь не придет извне, на них давила еще и зловещая тишина, царившая кругом.
Человек благодаря своим органам чувств живет в постоянном единстве с окружающим его миром. В обычное время он не отдает себе отчета, что это единство составляет значительную часть его существования, его индивидуальной жизни и что, лишившись контакта с внешним миром, он будет испытывать необыкновенные страдания от окружающей пустоты.
Шум, доносящийся снаружи, и вид неба, состояние атмосферы и проплывающие облака, щебет птиц и блики солнечного света в ветвях деревьев, начало дня и его убыль, хождение взад и вперед ему подобных, множество предметов, окружающих его дома, по которым время от времени рассеянно скользит его взгляд, и тысяча вещей снаружи дома, которые невозможно и перечислить, – все это вызывает в человеке поток бессознательных мыслей, безотчетных идей.
Эти мысли лишь слегка касаются сознания и не мешают ни серьезным размышлениям, ни обычным занятиям. Но они не могут быть изъяты совсем, чтобы не нарушить при этом деятельность мозга, ибо сознание находит в них нечто подобное гимнастике для своих внешних органов чувств. Оно может без труда и без усталости заниматься ими, подобно живой машине, которая делает перерыв только для сна и останавливается только со смертью… и даже во время сна она приостанавливает работу только частично, ибо мозг продолжает в сновидениях свои взаимоотношения с окружающими вещами. Поговорка, что сон подобен смерти, неверна, поскольку мозг не перестает функционировать и лишь заменяет внешние впечатления, которые он не получает больше от органов чувств, воспоминаниями, предоставленными памятью.
Кромешная тьма и абсолютная тишина окружали Дислад-Хамеда и Утсару. Не было ничего, что могло бы отвлечь их зрение и слух и, следовательно, способствовать активности их мозга. Отсутствие внешних впечатлений заставляло их черпать эти впечатления в резервах собственной памяти, чтобы дать необходимую пищу постоянному движению мыслей, которые, как мы выяснили, останавливаются только вместе с концом жизни.
Благодаря этому естественному явлению, которое испытывают все попавшие в заточение, ум человека замыкается на себе самом и живет своим собственным содержанием, без того, чтобы органы чувств освежили его впечатления. И как результат этого, особенно в полной темноте и тишине, он не замедлит впасть в своего рода сонливое состояние, которое приведет его прямо к галлюцинациям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Оба стояли друг против друга, освещенные слабым светом восковой спички.
– Говори, что ты от меня хочешь? – сказал факир. – Только предупреждаю тебя, что я не изменю своего решения.
– Выслушай меня, – продолжал падиал с такой важностью, какой факир никогда не замечал у него. – Ты знаешь, что боги запрещают покушаться на свою жизнь. Божественный Ману, которого ты, кажется, призывал всего минуту назад, наказывает за это преступление тысячью переселений в тела нечистых животных, и только потом ты получаешь вновь человеческий облик.
– Боги не могут осудить человека за желание избежать унижающих его достоинство мук голода. Неужели ты хочешь дождаться той минуты, когда мы, доведенные голодом до безумия, дойдем до бешенства, и один из нас бросится на другого, чтобы насытиться его мясом и кровью?..
– Боги не простят нас, что мы с первого же дня усомнились в их доброте и справедливости. Ты не можешь подождать ни дня, ни даже часа, и ты посмеешь сказать Яме, судье ада, что ты исполнил высшую волю?
А если он ответит тебе: «Боги хотели только испытать твое мужество. Помощь пришла бы, если бы ты не отчаялся ждать». Послушай, Утсара, что говорит священная книга, и трепещи, что ужасный приговор ее не исполнился на тебе:
«Проведя множество лет в аду, чтобы искупить вину, тот, кто посягнул на свою жизнь, будет приговорен к следующим мукам:
Тысячу раз переродится он в телах пауков, змей, хамелеонов, водяных птиц, злобных вампиров. Затем он пройдет через тело собаки, вепря, осла, верблюда, козла, быка и, наконец, войдет в тело парии». Так говорит Ману… Где же ты видишь, чтобы человеку позволено было убить себя и избежать страданий, посланных ему богами?
Все образование индийцев заключается в знании священных стихов из Вед и Законов Ману, которые их заставляют учить на память с раннего детства.
Факир, так же хорошо знавший эти стихи, как и падиал, глубоко задумался, когда последний напомнил ему их. Слова священной книги всегда производят сильное впечатление на индийцев. После нескольких минут размышлений Утсара отвечал:
– Ты, может быть, и прав. Что ж ты хочешь от меня?
– Чтобы ты вместе со мной терпеливо ждал, взывая к духу, покровителю твоего рода. Я поступлю так же. И если до первых мук голода к нам не придет никакая помощь ни с неба, ни от людей, ну, тогда, клянусь тебе, я первый убью себя на твоих глазах, ибо не думаю, чтобы боги радовались, когда два человека, точно хищные звери, набросятся друг на друга.
– Пусть так! Я согласен, – отвечал факир, пересиливая себя, – но когда наступит час, вспомни свою клятву.
Вера преобразила падиала. Это был уже не тот человек. Как все слабые и суеверные люди, он не размышлял о безысходности своего положения, а ждал чуда, которое спасет их.
Он глубоко верил в такое чудо, и этого было достаточно, чтобы к нему вернулось мужество, на которое факир, привыкший к его трусости, не считал его способным.
Он хотел ответить своему товарищу, что тот может рассчитывать на его слово, как вдруг остановился в самом начале фразы и так громко вскрикнул от удивления, что факир вздрогнул.
– Что с тобой еще? – спросил он.
– Смотри! Смотри! – воскликнул падиал с невыразимой радостью.
– Куда? – спросил факир, который успел уже потушить спичку и не зажигал новой из экономии.
– Туда! Туда! В воду!
Факир взглянул на указанное ему место и не мог удержаться от крика удивления. На глубине двадцати метров под водой на ровном месте виднелся, окруженный лучами, светлый круг.
– Видишь, факир! Видишь! – кричал падиал вне себя от восторга. – Не сами ли боги посылают нам этот знак, чтобы показать нам, что они слышали и одобряют наше решение?
– Увы! Еще одна фантазия, мой бедный Хамед! – отвечал факир, сразу понявший причину этого явления. – Наоборот, это уничтожает последнюю надежду, которая нам оставалась, ибо указывает на то, что длинная галерея, в которой мы находимся, устроена для проветривания, как я и предполагал. Солнце, проходя в эту минуту прямо над колодцем, освещает его дно, видимое нам. Смотри! Вот круг меняет уже свою форму по мере того, как светило продолжает свой путь… Этот круг появится завтра и даст возможность – жалкое утешение! – точно определять дни, оставшиеся нам для жизни…
Был действительно полдень, и, как сказал факир, светлый круг постепенно изменял свою форму. Затем он исчез, и они снова остались среди безмолвной и зловещей темноты…
ГЛАВА III
Предсмертная тоска. – Никакой надежды на помощь. – Галлюцинации. – Тяжелые сны. – План факира. – Две минуты под водой. – Бегство. – Замурованный в камень. – Браматма. – Спасение. – Поручение.
Остаток дня прошел, не внеся никаких изменений в положение пленников. Кроме того, что им становилось все яснее, что никакая помощь не придет извне, на них давила еще и зловещая тишина, царившая кругом.
Человек благодаря своим органам чувств живет в постоянном единстве с окружающим его миром. В обычное время он не отдает себе отчета, что это единство составляет значительную часть его существования, его индивидуальной жизни и что, лишившись контакта с внешним миром, он будет испытывать необыкновенные страдания от окружающей пустоты.
Шум, доносящийся снаружи, и вид неба, состояние атмосферы и проплывающие облака, щебет птиц и блики солнечного света в ветвях деревьев, начало дня и его убыль, хождение взад и вперед ему подобных, множество предметов, окружающих его дома, по которым время от времени рассеянно скользит его взгляд, и тысяча вещей снаружи дома, которые невозможно и перечислить, – все это вызывает в человеке поток бессознательных мыслей, безотчетных идей.
Эти мысли лишь слегка касаются сознания и не мешают ни серьезным размышлениям, ни обычным занятиям. Но они не могут быть изъяты совсем, чтобы не нарушить при этом деятельность мозга, ибо сознание находит в них нечто подобное гимнастике для своих внешних органов чувств. Оно может без труда и без усталости заниматься ими, подобно живой машине, которая делает перерыв только для сна и останавливается только со смертью… и даже во время сна она приостанавливает работу только частично, ибо мозг продолжает в сновидениях свои взаимоотношения с окружающими вещами. Поговорка, что сон подобен смерти, неверна, поскольку мозг не перестает функционировать и лишь заменяет внешние впечатления, которые он не получает больше от органов чувств, воспоминаниями, предоставленными памятью.
Кромешная тьма и абсолютная тишина окружали Дислад-Хамеда и Утсару. Не было ничего, что могло бы отвлечь их зрение и слух и, следовательно, способствовать активности их мозга. Отсутствие внешних впечатлений заставляло их черпать эти впечатления в резервах собственной памяти, чтобы дать необходимую пищу постоянному движению мыслей, которые, как мы выяснили, останавливаются только вместе с концом жизни.
Благодаря этому естественному явлению, которое испытывают все попавшие в заточение, ум человека замыкается на себе самом и живет своим собственным содержанием, без того, чтобы органы чувств освежили его впечатления. И как результат этого, особенно в полной темноте и тишине, он не замедлит впасть в своего рода сонливое состояние, которое приведет его прямо к галлюцинациям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142