Офицеру, который назначен был начальником охраны клипера, поручено было следить, чтобы друг Фриц как-нибудь не вырвался и не убежал. Шесть дней медведя держали на привязи, на седьмой день, видя, что он тих и смирен, спустили с цепи. Тогда друг Фриц сейчас же пустился наутек и догнал своего господина.
Не отводить же его было теперь назад! Пришлось примириться с его присутствием и принять в состав полярной экспедиции нового члена.
Друг Фриц словно почувствовал, что его оставляют, и весело прыгал около Эдмунда.
Вообще медведи всех пород очень умны и привязчивы к людям. Это единственные из зверей, способные сделаться вполне ручными и не представлять ни малейшей опасности для своего хозяина, — разумеется, в том лишь случае, если они взяты маленькими.
До сих пор Эдмунд ни разу не имел случая пожаловаться на своего медведя, хотя тот и обнаруживал иногда ничем не мотивированную антипатию к некоторым людям. Так, например, еще на «Дяде Магнусе» был однажды такого рода случай. Грундвиг подозвал друга Фрица и велел ему потанцевать перед эскимосом Иорником. Но медведь, всегда послушный, на этот раз лишь сердито заворчал.
— Что это тебе не нравится, бедный Иорник? — засмеялся Грундвиг. — Ну, уж так и быть. Если ты не хочешь показать свое искусство перед ним, то попляши хоть перед господином Густапсом.
Медведь подошел к немому эскимосу, обнюхал его и заворчал еще более сердито.
— Ах, какой ты странный зверь! — сказал Грундвиг. — Ну, чем тебе не нравятся господа эскимосы? Что они тебе сделали? Правда, они неказисты с виду, но ведь и ты не лучше. Они похожи на тебя, как две капли воды.
Эскимосы чувствовали себя очень неловко во время этой сцены и поспешили удалиться с клипера на яхту.
Грундвиг не оставил без внимания антипатию медведя к эскимосам и окончательно утвердился в своем предубеждении против них. Он решил следить за ними в оба глаза, не говоря, однако, об этом никому: он знал, что на его слова все равно не обратят внимания.
И как основательны были его подозрения! Густапс и Иорник уже назначили ночь для убийства братьев Биорнов и Грундвига с Гуттором. Их предположено было заколоть ножом в первую же ночь после отъезда с новоустроенной станции.
Исполнению этого намерения помешало только случайное обстоятельство…
Норрландские матросы, собравшись на совет для избрания лиц, которых предполагалось оставить для охраны станции, остановили свой выбор на Гутторе и Грундвиге и объявили об этом герцогу.
Грундвиг горячо протестовал.
— Мы с Гуттором офицеры, — говорил он, — нами не могут распоряжаться простые матросы. Нашего согласия нужно было спросить…
— Не упорствуй, Грундвиг, — возразил ему Эдмунд. — Поверь, что ты будешь нам тут полезнее. Ведь ты уже стар, ты можешь не вынести путешествия к Северному полюсу. Подумай, как мне будет горько, если с тобой что-нибудь случится… Ведь я теперь смотрю на тебя, как на своего второго отца, после того, как умер мой батюшка.
— О, Эдмунд! — вскричал, рыдая, старик. — Зачем вы мне это говорите? Вы довели меня до слез, как малого ребенка… Делайте со мной, что хотите!.. Если вы приказываете, — я остаюсь.
Эдмунд бросился в его объятия.
— Спасибо, спасибо, старый и верный друг! — вскричал он. — Ну, а ты, Гуттор, согласен остаться? — прибавил он, обращаясь с вопросом к богатырю.
— Как скажет Грундвиг, так я и сделаю, — отвечал тот. — Дайте нам с ним посоветоваться.
Покуда происходили эти разговоры, поднялась ужасная северная буря. Ехать было опасно, и потому Фредерик Биорн отложил отъезд до следующего дня.
Когда об этом узнали эскимосы Пакингтона, Иорник явился к герцогу и сказал:
— Господин мой, так как вы отложили отъезд, то у нас впереди свободный день. Мне пришла по этому поводу одна мысль, которую я и прошу у вас позволения осуществить.
— Говори.
— Вы видите эти ледники в двух милях отсюда? Они представляют высокую стену, через которую трудно перебраться. Вот я и придумал съездить со своим товарищем и посмотреть, нельзя ли будет эту стену объехать.
— Очень хорошо, мой милый… Вообще, я чрезвычайно доволен и тобой, и твоим товарищем. Можешь быть уверен, что я вас обоих щедро награжу за службу.
— Спасибо, господин мой. Вы очень добры.
— Поезжай, куда ты говорил, и осмотри. Возьми мои легкие сани и собак… Ты, разумеется, возьмешь с собой и своего товарища?
— Да, господин мой.
— Прекрасно. Когда вернешься, расскажи мне обо всем подробно.
Несколько минут спустя легкие санки герцога Норрландского, запряженные шестью лапландскими собаками, стояли совсем готовые у дверей палатки, в которой жили Густапс и Иорник.
Там их можно было хорошо разглядеть обоих. Иорник был обыкновенный эскимос — с темно-бурой кожей, низким лбом, приплюснутым носом и узкими глазами, но его товарищ… Его товарищ натирал себе в это время лицо медвежьим салом для предохранения от мороза и снял с рук перчатки. Руки у него были белые, той белизны, которою отличается кожа рыжих людей. Лица его разглядеть было нельзя, так как он натирал себе щеки, не снимая с головы капюшона.
— Ну, теперь можно ехать, — сказал Густапс, окончив свой туалет.
— Тише, тише! — предостерег его Иорник. — Разве можно так рисковать.
— Кто же нас может услышать? — возразил с усмешкою «немой» Густапс. — Какой ты, однако, трус!
— Вы вот все не верите мне! — продолжал Иорник. — А между тем за нами постоянно следит тот человек, которого вы называете Гуттором… ну, одним словом, этот богатырь. Я и сейчас не уверен в том, что он не прокрался сюда, в палатку, и не подслушивает нас…
Густапс сделал жест нетерпения: палатка была так тесна, что в ней не мог спрятаться такой великан, как Гуттор.
— Твои глупые опасения просто смешны, — сказал «немой». — Замолчи, пожалуйста, и пойдем.
Иорник не стал больше разговаривать. Оба эскимоса вышли из палатки, сели в сани и с быстротою стрелы понеслись по снежной степи.
Едва успели сани отъехать, как из-за палатки поднялась какая-то громадная фигура, лежавшая до того времени на голой мерзлой земле. Этот человек с трудом двигался, все члены его были парализованы от холода. Он сел, но встать на ноги не мог, чувствуя, что замерзает.
То был Гуттор. Он подкрался к палатке бандитов, лег на снег и пролежал там все время, покуда злодеи разговаривали. Он слышал весь их разговор. Мало того, большой парусной иглой он проколол в палатке отверстие и, приложившись глазом, имел возможность внимательно разглядеть их.
После долгих усилий он встал, наконец, на ноги, но не мог ступить ни шагу: холод одолевал богатыря. Он начал кричать, звать на помощь, но страшная буря заглушала его голос.
Палатка бандитов стояла всего шагах в пятнадцати от общего лагеря, но в такую бурю, какая свирепствовала теперь, даже и это расстояние было слишком велико для человеческого голоса.
— О, Боже мой! — стонал несчастный. — Неужели я умру, не дав никому знать об опасности?.. Это ужасно!.. Я этого не хочу, не хочу!..
Он напрягал всю силу своих легких, кричал, звал… Нет, никто его не слышал. Сквозь метель ничего не видно; ветер ревел так, что Гуттор даже сам почти не слышал собственного своего крика.
Несчастный опять присел на снег, не будучи в состоянии стоять. Метель заносила его. Не имея надежды, что его услышат, он даже перестал кричать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Не отводить же его было теперь назад! Пришлось примириться с его присутствием и принять в состав полярной экспедиции нового члена.
Друг Фриц словно почувствовал, что его оставляют, и весело прыгал около Эдмунда.
Вообще медведи всех пород очень умны и привязчивы к людям. Это единственные из зверей, способные сделаться вполне ручными и не представлять ни малейшей опасности для своего хозяина, — разумеется, в том лишь случае, если они взяты маленькими.
До сих пор Эдмунд ни разу не имел случая пожаловаться на своего медведя, хотя тот и обнаруживал иногда ничем не мотивированную антипатию к некоторым людям. Так, например, еще на «Дяде Магнусе» был однажды такого рода случай. Грундвиг подозвал друга Фрица и велел ему потанцевать перед эскимосом Иорником. Но медведь, всегда послушный, на этот раз лишь сердито заворчал.
— Что это тебе не нравится, бедный Иорник? — засмеялся Грундвиг. — Ну, уж так и быть. Если ты не хочешь показать свое искусство перед ним, то попляши хоть перед господином Густапсом.
Медведь подошел к немому эскимосу, обнюхал его и заворчал еще более сердито.
— Ах, какой ты странный зверь! — сказал Грундвиг. — Ну, чем тебе не нравятся господа эскимосы? Что они тебе сделали? Правда, они неказисты с виду, но ведь и ты не лучше. Они похожи на тебя, как две капли воды.
Эскимосы чувствовали себя очень неловко во время этой сцены и поспешили удалиться с клипера на яхту.
Грундвиг не оставил без внимания антипатию медведя к эскимосам и окончательно утвердился в своем предубеждении против них. Он решил следить за ними в оба глаза, не говоря, однако, об этом никому: он знал, что на его слова все равно не обратят внимания.
И как основательны были его подозрения! Густапс и Иорник уже назначили ночь для убийства братьев Биорнов и Грундвига с Гуттором. Их предположено было заколоть ножом в первую же ночь после отъезда с новоустроенной станции.
Исполнению этого намерения помешало только случайное обстоятельство…
Норрландские матросы, собравшись на совет для избрания лиц, которых предполагалось оставить для охраны станции, остановили свой выбор на Гутторе и Грундвиге и объявили об этом герцогу.
Грундвиг горячо протестовал.
— Мы с Гуттором офицеры, — говорил он, — нами не могут распоряжаться простые матросы. Нашего согласия нужно было спросить…
— Не упорствуй, Грундвиг, — возразил ему Эдмунд. — Поверь, что ты будешь нам тут полезнее. Ведь ты уже стар, ты можешь не вынести путешествия к Северному полюсу. Подумай, как мне будет горько, если с тобой что-нибудь случится… Ведь я теперь смотрю на тебя, как на своего второго отца, после того, как умер мой батюшка.
— О, Эдмунд! — вскричал, рыдая, старик. — Зачем вы мне это говорите? Вы довели меня до слез, как малого ребенка… Делайте со мной, что хотите!.. Если вы приказываете, — я остаюсь.
Эдмунд бросился в его объятия.
— Спасибо, спасибо, старый и верный друг! — вскричал он. — Ну, а ты, Гуттор, согласен остаться? — прибавил он, обращаясь с вопросом к богатырю.
— Как скажет Грундвиг, так я и сделаю, — отвечал тот. — Дайте нам с ним посоветоваться.
Покуда происходили эти разговоры, поднялась ужасная северная буря. Ехать было опасно, и потому Фредерик Биорн отложил отъезд до следующего дня.
Когда об этом узнали эскимосы Пакингтона, Иорник явился к герцогу и сказал:
— Господин мой, так как вы отложили отъезд, то у нас впереди свободный день. Мне пришла по этому поводу одна мысль, которую я и прошу у вас позволения осуществить.
— Говори.
— Вы видите эти ледники в двух милях отсюда? Они представляют высокую стену, через которую трудно перебраться. Вот я и придумал съездить со своим товарищем и посмотреть, нельзя ли будет эту стену объехать.
— Очень хорошо, мой милый… Вообще, я чрезвычайно доволен и тобой, и твоим товарищем. Можешь быть уверен, что я вас обоих щедро награжу за службу.
— Спасибо, господин мой. Вы очень добры.
— Поезжай, куда ты говорил, и осмотри. Возьми мои легкие сани и собак… Ты, разумеется, возьмешь с собой и своего товарища?
— Да, господин мой.
— Прекрасно. Когда вернешься, расскажи мне обо всем подробно.
Несколько минут спустя легкие санки герцога Норрландского, запряженные шестью лапландскими собаками, стояли совсем готовые у дверей палатки, в которой жили Густапс и Иорник.
Там их можно было хорошо разглядеть обоих. Иорник был обыкновенный эскимос — с темно-бурой кожей, низким лбом, приплюснутым носом и узкими глазами, но его товарищ… Его товарищ натирал себе в это время лицо медвежьим салом для предохранения от мороза и снял с рук перчатки. Руки у него были белые, той белизны, которою отличается кожа рыжих людей. Лица его разглядеть было нельзя, так как он натирал себе щеки, не снимая с головы капюшона.
— Ну, теперь можно ехать, — сказал Густапс, окончив свой туалет.
— Тише, тише! — предостерег его Иорник. — Разве можно так рисковать.
— Кто же нас может услышать? — возразил с усмешкою «немой» Густапс. — Какой ты, однако, трус!
— Вы вот все не верите мне! — продолжал Иорник. — А между тем за нами постоянно следит тот человек, которого вы называете Гуттором… ну, одним словом, этот богатырь. Я и сейчас не уверен в том, что он не прокрался сюда, в палатку, и не подслушивает нас…
Густапс сделал жест нетерпения: палатка была так тесна, что в ней не мог спрятаться такой великан, как Гуттор.
— Твои глупые опасения просто смешны, — сказал «немой». — Замолчи, пожалуйста, и пойдем.
Иорник не стал больше разговаривать. Оба эскимоса вышли из палатки, сели в сани и с быстротою стрелы понеслись по снежной степи.
Едва успели сани отъехать, как из-за палатки поднялась какая-то громадная фигура, лежавшая до того времени на голой мерзлой земле. Этот человек с трудом двигался, все члены его были парализованы от холода. Он сел, но встать на ноги не мог, чувствуя, что замерзает.
То был Гуттор. Он подкрался к палатке бандитов, лег на снег и пролежал там все время, покуда злодеи разговаривали. Он слышал весь их разговор. Мало того, большой парусной иглой он проколол в палатке отверстие и, приложившись глазом, имел возможность внимательно разглядеть их.
После долгих усилий он встал, наконец, на ноги, но не мог ступить ни шагу: холод одолевал богатыря. Он начал кричать, звать на помощь, но страшная буря заглушала его голос.
Палатка бандитов стояла всего шагах в пятнадцати от общего лагеря, но в такую бурю, какая свирепствовала теперь, даже и это расстояние было слишком велико для человеческого голоса.
— О, Боже мой! — стонал несчастный. — Неужели я умру, не дав никому знать об опасности?.. Это ужасно!.. Я этого не хочу, не хочу!..
Он напрягал всю силу своих легких, кричал, звал… Нет, никто его не слышал. Сквозь метель ничего не видно; ветер ревел так, что Гуттор даже сам почти не слышал собственного своего крика.
Несчастный опять присел на снег, не будучи в состоянии стоять. Метель заносила его. Не имея надежды, что его услышат, он даже перестал кричать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110