.. Что же касается до англичан, то Надод рассчитывал их удалить, дав им знать, что перед ними не пират, а действительно капитан шведского флота, на что даже имеется патент.
Надежда вернулась к Надоду, и он решился взять быка за рога.
— Спасибо за ваше сообщение, дорогой капитан, — начал он мягким голосом, — и простите меня еще раз за безобразное мое поведение, виною которому мой вспыльчивый характер. Я так раскаиваюсь, так сожалею… А теперь позвольте мне указать вам средство отделаться от англичан без битвы. Выслушайте меня внимательно. То, что я собираюсь вам сказать, имеет огромное значение.
— Я готов тебя слушать, — улыбаясь, отвечал Ингольф, — но все-таки замечу, что ведь и ты не обошелся без предисловия, а сам же давеча на меня рассердился за это.
— Я не стану тебя долго томить, не беспокойся. Ты сейчас мне сам сказал, что не способен изменить данному слову, и я желаю услышать от тебя еще раз это же самое.
— Другому я знал бы, что на это ответить, но так как ты — негодяй, совершенно не понимающий подобных вещей, то я тебе повторяю, что слову своему не изменю.
— Даже для того, чтобы спасти свою жизнь?
— Даже для спасения собственной жизни.
— Даже для спасения друга, родственника, благодетеля?
— Это еще куда ты гнешь?
— Отвечай!
— Странная настойчивость.
— Ты сам говоришь, что тебя ничто не заставит изменить своему слову.
— Разумеется, ничто. Доволен ты теперь?
— Так слушай же, капитан Ингольф. Те люди, которым я уже двадцать лет собираюсь жестоко отомстить, никто иные, как владельцы замка Розольфсе, Биорны, имеющие титул герцогов Норрландских.
Ингольф был поражен как громом. Несколько минут он стоял, безмолвный от ужаса.
— Герцог Норрландский, — проговорил он, наконец, сдавленным голосом. — Герцог Норрландский!.. Сыновья которого рисковали жизнью, чтобы нас спасти!
Затем он вдруг опять вспылил и вскричал с гневом:
— Этого не может быть! Таких гнусностей не бывает! Ведь ты просто так пошутил, да? Ну, Надод, не терзай меня, это нехорошо. Бывают мерзости, но все не такие… Ты только подумай: отнять жизнь у тех, кто нам спас жизнь!.. Ведь это чудовищно!..
Но Красноглазый холодно молчал. Ингольф понял, что он не шутит, и продолжал просящим, ласковым голосом:
— Вот что, Надод: я умру от невыносимого презрения к самому себе, если совершу эту гнусную измену. Послушай, откажись от экспедиции.
— Нет, я не могу, — сухо ответил негодяй. — Я двадцать лет только и жил, только и дышал этой мечтой. Взгляни на меня, погляди на мое обезображенное лицо, на мой отвратительный, ужасный глаз… Ведь я урод, на которого никто не может взглянуть без крайнего отвращения. И кому я всем этим обязан? Им, этим Биорнам.
— Но они нас спасли!
— А меня погубили.
— Олаф и Эдмунд невинны. Они тут ни при чем.
— Мои родители, умершие от горя, тоже были ни в чем не повинны. Пощадил ли их Гаральд? Ты думаешь, моя главная цель — убить старого герцога? Вовсе нет: он и так уж стар, ему все равно недолго жить. Нет, я хочу уничтожить весь их проклятый род, я хочу, чтобы старый герцог ползал у моих ног, моля о пощаде для своих сыновей, и все-таки не получил бы ее… Я поклялся это сделать, а ты дал слово мне помогать.
— Относительно слова я тебе вот что скажу, Надод, — возразил Ингольф, цепляясь за всякую соломинку, — если слово честное, то оно имеет силу только относительно честных целей.
— Жалкие отговорки! О честных целях может быть речь только между честными людьми, а не между пиратами. Впрочем, я вовсе не поступил с тобою изменнически. Речь с самого начала шла о нападении на замок Розольфсе, принадлежащий Биорнам. Этот замок перед нами. Идешь ты на него или нет? Говори. Я жду ответа.
— Прибытие англичан подняло на ноги всех вассалов замка. Разве ты не видишь, что мы будем побиты, если предпримем нападение?
— Не думал я, Ингольф, что ты был до такой степени наивен. Ведь я же тебе сказал, что у меня есть средство удалить англичан, и средство верное. Добыча от нас не ускользнет. Когда все успокоится, когда вассалы уйдут восвояси и снова примутся за свои дела, мы в одну прекрасную ночь нападем на замок, сделаем свое дело — и уйдем в море. Надеюсь, что против этого ты уже ничего не можешь возразить?
Негодяй говорил с такой уверенностью потому, что чувствовал за собою победу. Ингольф сам попался в подставленную ловушку, повторив несколько раз о своем уважении к однажды данному слову. Возражать ему больше было нечего. С другой стороны, он понимал, что продолжительное сопротивление может только повредить тем, кого он решился во что бы то ни стало спасти, употребив для этого какую-нибудь хитрость. Он рассчитывал победить противника ловкостью, как уже ему удалось победить его силой.
Допуская, что Надоду удастся заставить англичан удалиться без боя, Ингольф надеялся, что в следующие несколько дней у него появится какое-нибудь средство помешать осуществлению намерения Надода или, по крайней мере, спасти герцога Гаральда и его сыновей. Но при этом нужно было действовать крайне осторожно, потому что злодей сам был подозрителен и изворотлив.
Подумав обстоятельно обо всем этом и выдержав в душе сильную борьбу, Ингольф поднял голову и отвечал на поставленный вопрос Надода:
— Мне нечего больше говорить, я дал слово и исполню его до конца.
— В добрый час! — сказал Красноглазый. — Я никогда, впрочем, и не допускал мысли о том, чтобы ты мог серьезно изменить данной клятве.
И, вынув из-за пазухи лист бумаги, он подал его Ингольфу, присовокупив:
— А вот и награда тебе, хотя я предпочел бы, чтобы на твою верность можно было положиться и без этого.
Ингольф взял бумаги и начал читать патент, составленный по всей форме… Дочитав его, он разрыдался… Патент восстанавливал его честь и предоставлял ему те права, которые он честно выслужил себе в пятилетней войне, но в которых ему до сих пор несправедливо отказывали…
— Ты сделал это, Надод? Ты выхлопотал для меня это? — сказал он, в первый раз беря бандита за руку, и даже не за одну, а за обе, и горячо пожимая их. — Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, чтобы заплатить за это…
— Помоги только мне в одном этом деле — и больше мне от тебя ничего не нужно… Теперь ты видишь, что англичанам стоит только сказать одно слово — и они уйдут. Они ищут капитана Вельзевула, но такого здесь нет, а есть капитан шведского королевского флота.
— Таким образом, — сказал обрадованный Ингольф, — мы избежим необходимости жертвовать понапрасну столькими неповинными людьми.
Но вдруг он нахмурился и переменил тон.
— Впрочем, мы, кажется, рано начали радоваться. Ведь старый герцог, может быть, не захочет моего заступничества. Он так ревниво оберегает свою независимость, а ведь здесь не Швеция…
— Ни до чего подобного не дойдет, можешь успокоиться, — возразил Надод. — Разве ты не знаешь англичан? Они нахальны со слабыми, но, как только им показать зубы, они сейчас покажут пятки… Завтра же утром ни одного корабля не останется в фиорде.
Вдруг в обширной степи раздался крик совы. Надод вздрогнул.
— Что это такое? — спросил Ингольф.
— Ничего, — отвечал не без смущения Надод. — Ведь здесь сова часто кричит.
— Странно! — задумчиво промолвил Ингольф.
— Что же тут тебе кажется странным?
— Так, мне представилось…
Опять послышался совиный крик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Надежда вернулась к Надоду, и он решился взять быка за рога.
— Спасибо за ваше сообщение, дорогой капитан, — начал он мягким голосом, — и простите меня еще раз за безобразное мое поведение, виною которому мой вспыльчивый характер. Я так раскаиваюсь, так сожалею… А теперь позвольте мне указать вам средство отделаться от англичан без битвы. Выслушайте меня внимательно. То, что я собираюсь вам сказать, имеет огромное значение.
— Я готов тебя слушать, — улыбаясь, отвечал Ингольф, — но все-таки замечу, что ведь и ты не обошелся без предисловия, а сам же давеча на меня рассердился за это.
— Я не стану тебя долго томить, не беспокойся. Ты сейчас мне сам сказал, что не способен изменить данному слову, и я желаю услышать от тебя еще раз это же самое.
— Другому я знал бы, что на это ответить, но так как ты — негодяй, совершенно не понимающий подобных вещей, то я тебе повторяю, что слову своему не изменю.
— Даже для того, чтобы спасти свою жизнь?
— Даже для спасения собственной жизни.
— Даже для спасения друга, родственника, благодетеля?
— Это еще куда ты гнешь?
— Отвечай!
— Странная настойчивость.
— Ты сам говоришь, что тебя ничто не заставит изменить своему слову.
— Разумеется, ничто. Доволен ты теперь?
— Так слушай же, капитан Ингольф. Те люди, которым я уже двадцать лет собираюсь жестоко отомстить, никто иные, как владельцы замка Розольфсе, Биорны, имеющие титул герцогов Норрландских.
Ингольф был поражен как громом. Несколько минут он стоял, безмолвный от ужаса.
— Герцог Норрландский, — проговорил он, наконец, сдавленным голосом. — Герцог Норрландский!.. Сыновья которого рисковали жизнью, чтобы нас спасти!
Затем он вдруг опять вспылил и вскричал с гневом:
— Этого не может быть! Таких гнусностей не бывает! Ведь ты просто так пошутил, да? Ну, Надод, не терзай меня, это нехорошо. Бывают мерзости, но все не такие… Ты только подумай: отнять жизнь у тех, кто нам спас жизнь!.. Ведь это чудовищно!..
Но Красноглазый холодно молчал. Ингольф понял, что он не шутит, и продолжал просящим, ласковым голосом:
— Вот что, Надод: я умру от невыносимого презрения к самому себе, если совершу эту гнусную измену. Послушай, откажись от экспедиции.
— Нет, я не могу, — сухо ответил негодяй. — Я двадцать лет только и жил, только и дышал этой мечтой. Взгляни на меня, погляди на мое обезображенное лицо, на мой отвратительный, ужасный глаз… Ведь я урод, на которого никто не может взглянуть без крайнего отвращения. И кому я всем этим обязан? Им, этим Биорнам.
— Но они нас спасли!
— А меня погубили.
— Олаф и Эдмунд невинны. Они тут ни при чем.
— Мои родители, умершие от горя, тоже были ни в чем не повинны. Пощадил ли их Гаральд? Ты думаешь, моя главная цель — убить старого герцога? Вовсе нет: он и так уж стар, ему все равно недолго жить. Нет, я хочу уничтожить весь их проклятый род, я хочу, чтобы старый герцог ползал у моих ног, моля о пощаде для своих сыновей, и все-таки не получил бы ее… Я поклялся это сделать, а ты дал слово мне помогать.
— Относительно слова я тебе вот что скажу, Надод, — возразил Ингольф, цепляясь за всякую соломинку, — если слово честное, то оно имеет силу только относительно честных целей.
— Жалкие отговорки! О честных целях может быть речь только между честными людьми, а не между пиратами. Впрочем, я вовсе не поступил с тобою изменнически. Речь с самого начала шла о нападении на замок Розольфсе, принадлежащий Биорнам. Этот замок перед нами. Идешь ты на него или нет? Говори. Я жду ответа.
— Прибытие англичан подняло на ноги всех вассалов замка. Разве ты не видишь, что мы будем побиты, если предпримем нападение?
— Не думал я, Ингольф, что ты был до такой степени наивен. Ведь я же тебе сказал, что у меня есть средство удалить англичан, и средство верное. Добыча от нас не ускользнет. Когда все успокоится, когда вассалы уйдут восвояси и снова примутся за свои дела, мы в одну прекрасную ночь нападем на замок, сделаем свое дело — и уйдем в море. Надеюсь, что против этого ты уже ничего не можешь возразить?
Негодяй говорил с такой уверенностью потому, что чувствовал за собою победу. Ингольф сам попался в подставленную ловушку, повторив несколько раз о своем уважении к однажды данному слову. Возражать ему больше было нечего. С другой стороны, он понимал, что продолжительное сопротивление может только повредить тем, кого он решился во что бы то ни стало спасти, употребив для этого какую-нибудь хитрость. Он рассчитывал победить противника ловкостью, как уже ему удалось победить его силой.
Допуская, что Надоду удастся заставить англичан удалиться без боя, Ингольф надеялся, что в следующие несколько дней у него появится какое-нибудь средство помешать осуществлению намерения Надода или, по крайней мере, спасти герцога Гаральда и его сыновей. Но при этом нужно было действовать крайне осторожно, потому что злодей сам был подозрителен и изворотлив.
Подумав обстоятельно обо всем этом и выдержав в душе сильную борьбу, Ингольф поднял голову и отвечал на поставленный вопрос Надода:
— Мне нечего больше говорить, я дал слово и исполню его до конца.
— В добрый час! — сказал Красноглазый. — Я никогда, впрочем, и не допускал мысли о том, чтобы ты мог серьезно изменить данной клятве.
И, вынув из-за пазухи лист бумаги, он подал его Ингольфу, присовокупив:
— А вот и награда тебе, хотя я предпочел бы, чтобы на твою верность можно было положиться и без этого.
Ингольф взял бумаги и начал читать патент, составленный по всей форме… Дочитав его, он разрыдался… Патент восстанавливал его честь и предоставлял ему те права, которые он честно выслужил себе в пятилетней войне, но в которых ему до сих пор несправедливо отказывали…
— Ты сделал это, Надод? Ты выхлопотал для меня это? — сказал он, в первый раз беря бандита за руку, и даже не за одну, а за обе, и горячо пожимая их. — Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, чтобы заплатить за это…
— Помоги только мне в одном этом деле — и больше мне от тебя ничего не нужно… Теперь ты видишь, что англичанам стоит только сказать одно слово — и они уйдут. Они ищут капитана Вельзевула, но такого здесь нет, а есть капитан шведского королевского флота.
— Таким образом, — сказал обрадованный Ингольф, — мы избежим необходимости жертвовать понапрасну столькими неповинными людьми.
Но вдруг он нахмурился и переменил тон.
— Впрочем, мы, кажется, рано начали радоваться. Ведь старый герцог, может быть, не захочет моего заступничества. Он так ревниво оберегает свою независимость, а ведь здесь не Швеция…
— Ни до чего подобного не дойдет, можешь успокоиться, — возразил Надод. — Разве ты не знаешь англичан? Они нахальны со слабыми, но, как только им показать зубы, они сейчас покажут пятки… Завтра же утром ни одного корабля не останется в фиорде.
Вдруг в обширной степи раздался крик совы. Надод вздрогнул.
— Что это такое? — спросил Ингольф.
— Ничего, — отвечал не без смущения Надод. — Ведь здесь сова часто кричит.
— Странно! — задумчиво промолвил Ингольф.
— Что же тут тебе кажется странным?
— Так, мне представилось…
Опять послышался совиный крик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110