Притворившись, что я сирота-рыбак, без всяких средств к жизни, и что этот мальчик — мой братишка, я изобрел целую историю, растрогавшую незнакомцев, и согласился на их предложение — отдать им ребенка. Таким образом я похитил у герцога Норрландского его старшего сына и наследника.
Адмирал вздрогнул и пролепетал:
— Сына герцога Норрландского!
— Да, ваша светлость. Вы видите, между мной и Биорнами не было родства, тогда как вы утопили в море своего родного брата со всей семьей. Как бледно мое преступление в сравнении с вашим!.. И за свое преступление я понес варварское наказание: меня избили, изуродовали, я сделался отверженцем общества и не мудрено, если объявил ему беспощадную войну. Врагам своим я жестоко мстил. Год тому назад я убил Черного герцога и одного из его сыновей, а сегодня ночью покончил, в таверне «Висельника», счеты с Гуттором.
— Розольфским богатырем?
— Да, с ним, а также и с Грундвигом, его товарищем… Так вот, ваша светлость, клятву свою я сдержал и врагам отомстил, наружность моя исправлена, благодаря искусству доктора Патерсона, следовательно, я могу теперь жить по-человечески. Двадцать с лишком лет я злодействовал, и не было дня, чтобы я не желал сделаться честным человеком. Не смейтесь надо мной, это я говорю совершенно серьезно. И вот, лорд Коллингвуд, для меня пробил, наконец, желанный час. Поэтому я говорю вам: давайте играть в открытую. Мое предложение такого рода… — Постойте минутку, Надод, — перебил его адмирал. — Ваш рассказ меня заинтересовал, я с удовольствием готов вас слушать, но скажите мне сначала, что сталось с молодым Биорном, которого вы уступили неизвестным людям?
— О, это такая романтическая история! Его взял к себе один богатый арматор, и он сделался знаменитым капитаном Ингольфом.
— Как! Тем самым, который отличился в шведско-русскую войну и которого я чуть было не повесил в Розольфсе?
— Вот именно. И в ту минуту, когда вы его арестовали, он сам собирался арестовать герцога Норрландского и его сыновей, обвинявшихся в заговоре против короля.
— Стало быть, человек, которого я хотел повесить как пирата, как капитана Вельзевула…
— Этот самый человек — в настоящее время герцог Норрландский, по праву первородства в фамилии Биорнов.
— Странная, странная история!.. Скажите, Надод, вы разве не боитесь, что он станет мстить вам за смерть отца и брата?
— Не думаю, милорд. Но посмотрите, какая прочная связь между моими и вашими преступлениями: разве вы, в свою очередь, не опасаетесь, что он станет вам мстить за сестру и племянников?
— Для этого нужно, чтобы он знал истинную подкладку трагической катастрофы, а, между тем, все Биорны поверили официальному сообщению о крушении корабля.
— А помните, в чем вас обвинил перебежчик Иоиль?
— Что значат слова одного человека, когда сто свидетелей подтвердили на следствии факт крушения судна? Нет, с этой стороны я ничего не боюсь и в случае надобности сумею защититься… Однако продолжайте, пожалуйста. В чем состоит предложение, которое вы собираетесь мне сделать?
VII
Откровенность Надода. — Приход Пеггама. — Ужасное положение. — Измена. — Возвращение компрометирующих писем. — Счет покончен.
— Я вам сказал, что желаю играть с вами в открытую, — продолжал Надод,
— выслушайте же меня хорошенько. Я решил начать новую жизнь, к которой постоянно стремился и теперь стремлюсь, — я хочу порвать с «Грабителями» и удалиться в Америку. Я уже взял билет на корабль, который отплывет завтра утром, но для этого вы должны отдать мне те сто тысяч фунтов стерлингов, которые с вас следует получить нашему товариществу. Я еду в Америку не для того, чтобы наживать себе состояние или работать в пользу «Грабителей»; там подобная деятельность опасна: старый судья Линч шутить не любит, и расправа у него всегда в этих случаях бывает короткая. Я хочу приехать в Америку уже богатым человеком и жить там в почете и уважении. Надеюсь, вы меня поняли, милорд? От вас одного зависит, чтобы бандит Надод перестал существовать и превратился бы в мистера Иогана Никольсена — моя мать была урожденная Никольсен — богатого плантатора из Нового Орлеана. Под этим именем я записался на корабле «Васп», который через несколько часов должен поднять якорь. За сто тысяч фунтов стерлингов, которые вы мне отдадите, вам будут мною возвращены те два документа, которые вытребовал с вас Пеггам. Вы ведь сами знаете, милорд, любого из этих документов достаточно, чтобы отправить вас на виселицу.
— Разве они у вас? — спросил Коллингвуд, в глазах которого вспыхнул мрачный огонь.
— Да, у меня… Но только вы, Коллингвуд, не замышляйте никакого обмана: все равно ничего не выйдет. Я все предусмотрел: западню, измену, убийство. Документы сейчас не при мне, поэтому вы напрасно будете пытаться овладеть ими. Но вы их получите через две минуты после того, как отдадите деньги. Надеюсь, что теперь вы не будете делать никаких возражений. Если я затянул беседу с вами, то лишь для того, чтобы показать вам, что вы — игрушка мистификации и что Пеггам не явится.
— А если я не соглашусь отдать деньги без новой записки от Пеггама? Что вы тогда сделаете?
— Так как благодаря этому произойдет вторичное крушение всей моей жизни, то клянусь вам памятью моей матери, что я вам жестоко отомщу! Если вы помешаете мне уехать из Англии, если через несколько часов бриг «Васп» уйдет без меня, унося мою последнюю надежду, то я в тот же день передам оба документа генерал-атторнею, который, разумеется, не замедлит дать делу законный ход. Я все сказал и жду вашего решения.
На этот раз Коллингвуд не рассердился. Исповедь Красноглазого он выслушал с большим вниманием. Адмирал не сомневался, что бандит говорит искренно: правдой дышала и звучала вся его речь. И, наконец, что же необыкновенного было в желании Надода оставить ремесло, которое неминуемо привело бы его в конце концов на виселицу? Что касается самого Коллингвуда, то он ничем не рисковал, расплачиваясь с «Грабителями» через Надода. Для него важно было получить обратно компрометирующие документы, а до того, что Пеггам будет недоволен, ему было и горя мало. Вождь «Грабителей» переставал быть для него опасным с того момента, когда выпускал из своих рук две бумаги с подписью адмирала.
Надод с тревогой ждал, чем кончатся размышления Коллингвуда. Он ждал его решения так, как преступник ждет приговора суда. И бандиту показалось, что само небо разверзлось перед ним, когда адмирал сказал:
— Я согласен передать деньги вам в руки. Но знайте, Надод, что не ваши угрозы побуждают меня к этому. Я их не боюсь. Если бы вы донесли на меня в случае моего отказа, за меня заступились бы все «Грабители» с самим вашим Пеггамом во главе. Они помогли бы мне оправдаться. Мне бы стоило только сказать, что документы подделаны вами, и суд, не колеблясь, отдал бы предпочтение слову пэра Англии перед показанием подобного вам бандита… Но ваш рассказ меня тронул и возбудил во мне сожаление к вам. Так как мои личные интересы нисколько не идут вразрез с вашим желанием, то я вполне согласен его исполнить и доставить вам средства для начала другой жизни. Я дал слово уплатить деньги в самый день моего вступления в палату лордов ранее, чем пробьет полночь. Так как для всякой перемены в условиях договора требуется согласие обеих сторон, то я имею полное право оставить письмо Пеггама без внимания и вручить деньги тому лицу, которое передаст мне документы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Адмирал вздрогнул и пролепетал:
— Сына герцога Норрландского!
— Да, ваша светлость. Вы видите, между мной и Биорнами не было родства, тогда как вы утопили в море своего родного брата со всей семьей. Как бледно мое преступление в сравнении с вашим!.. И за свое преступление я понес варварское наказание: меня избили, изуродовали, я сделался отверженцем общества и не мудрено, если объявил ему беспощадную войну. Врагам своим я жестоко мстил. Год тому назад я убил Черного герцога и одного из его сыновей, а сегодня ночью покончил, в таверне «Висельника», счеты с Гуттором.
— Розольфским богатырем?
— Да, с ним, а также и с Грундвигом, его товарищем… Так вот, ваша светлость, клятву свою я сдержал и врагам отомстил, наружность моя исправлена, благодаря искусству доктора Патерсона, следовательно, я могу теперь жить по-человечески. Двадцать с лишком лет я злодействовал, и не было дня, чтобы я не желал сделаться честным человеком. Не смейтесь надо мной, это я говорю совершенно серьезно. И вот, лорд Коллингвуд, для меня пробил, наконец, желанный час. Поэтому я говорю вам: давайте играть в открытую. Мое предложение такого рода… — Постойте минутку, Надод, — перебил его адмирал. — Ваш рассказ меня заинтересовал, я с удовольствием готов вас слушать, но скажите мне сначала, что сталось с молодым Биорном, которого вы уступили неизвестным людям?
— О, это такая романтическая история! Его взял к себе один богатый арматор, и он сделался знаменитым капитаном Ингольфом.
— Как! Тем самым, который отличился в шведско-русскую войну и которого я чуть было не повесил в Розольфсе?
— Вот именно. И в ту минуту, когда вы его арестовали, он сам собирался арестовать герцога Норрландского и его сыновей, обвинявшихся в заговоре против короля.
— Стало быть, человек, которого я хотел повесить как пирата, как капитана Вельзевула…
— Этот самый человек — в настоящее время герцог Норрландский, по праву первородства в фамилии Биорнов.
— Странная, странная история!.. Скажите, Надод, вы разве не боитесь, что он станет мстить вам за смерть отца и брата?
— Не думаю, милорд. Но посмотрите, какая прочная связь между моими и вашими преступлениями: разве вы, в свою очередь, не опасаетесь, что он станет вам мстить за сестру и племянников?
— Для этого нужно, чтобы он знал истинную подкладку трагической катастрофы, а, между тем, все Биорны поверили официальному сообщению о крушении корабля.
— А помните, в чем вас обвинил перебежчик Иоиль?
— Что значат слова одного человека, когда сто свидетелей подтвердили на следствии факт крушения судна? Нет, с этой стороны я ничего не боюсь и в случае надобности сумею защититься… Однако продолжайте, пожалуйста. В чем состоит предложение, которое вы собираетесь мне сделать?
VII
Откровенность Надода. — Приход Пеггама. — Ужасное положение. — Измена. — Возвращение компрометирующих писем. — Счет покончен.
— Я вам сказал, что желаю играть с вами в открытую, — продолжал Надод,
— выслушайте же меня хорошенько. Я решил начать новую жизнь, к которой постоянно стремился и теперь стремлюсь, — я хочу порвать с «Грабителями» и удалиться в Америку. Я уже взял билет на корабль, который отплывет завтра утром, но для этого вы должны отдать мне те сто тысяч фунтов стерлингов, которые с вас следует получить нашему товариществу. Я еду в Америку не для того, чтобы наживать себе состояние или работать в пользу «Грабителей»; там подобная деятельность опасна: старый судья Линч шутить не любит, и расправа у него всегда в этих случаях бывает короткая. Я хочу приехать в Америку уже богатым человеком и жить там в почете и уважении. Надеюсь, вы меня поняли, милорд? От вас одного зависит, чтобы бандит Надод перестал существовать и превратился бы в мистера Иогана Никольсена — моя мать была урожденная Никольсен — богатого плантатора из Нового Орлеана. Под этим именем я записался на корабле «Васп», который через несколько часов должен поднять якорь. За сто тысяч фунтов стерлингов, которые вы мне отдадите, вам будут мною возвращены те два документа, которые вытребовал с вас Пеггам. Вы ведь сами знаете, милорд, любого из этих документов достаточно, чтобы отправить вас на виселицу.
— Разве они у вас? — спросил Коллингвуд, в глазах которого вспыхнул мрачный огонь.
— Да, у меня… Но только вы, Коллингвуд, не замышляйте никакого обмана: все равно ничего не выйдет. Я все предусмотрел: западню, измену, убийство. Документы сейчас не при мне, поэтому вы напрасно будете пытаться овладеть ими. Но вы их получите через две минуты после того, как отдадите деньги. Надеюсь, что теперь вы не будете делать никаких возражений. Если я затянул беседу с вами, то лишь для того, чтобы показать вам, что вы — игрушка мистификации и что Пеггам не явится.
— А если я не соглашусь отдать деньги без новой записки от Пеггама? Что вы тогда сделаете?
— Так как благодаря этому произойдет вторичное крушение всей моей жизни, то клянусь вам памятью моей матери, что я вам жестоко отомщу! Если вы помешаете мне уехать из Англии, если через несколько часов бриг «Васп» уйдет без меня, унося мою последнюю надежду, то я в тот же день передам оба документа генерал-атторнею, который, разумеется, не замедлит дать делу законный ход. Я все сказал и жду вашего решения.
На этот раз Коллингвуд не рассердился. Исповедь Красноглазого он выслушал с большим вниманием. Адмирал не сомневался, что бандит говорит искренно: правдой дышала и звучала вся его речь. И, наконец, что же необыкновенного было в желании Надода оставить ремесло, которое неминуемо привело бы его в конце концов на виселицу? Что касается самого Коллингвуда, то он ничем не рисковал, расплачиваясь с «Грабителями» через Надода. Для него важно было получить обратно компрометирующие документы, а до того, что Пеггам будет недоволен, ему было и горя мало. Вождь «Грабителей» переставал быть для него опасным с того момента, когда выпускал из своих рук две бумаги с подписью адмирала.
Надод с тревогой ждал, чем кончатся размышления Коллингвуда. Он ждал его решения так, как преступник ждет приговора суда. И бандиту показалось, что само небо разверзлось перед ним, когда адмирал сказал:
— Я согласен передать деньги вам в руки. Но знайте, Надод, что не ваши угрозы побуждают меня к этому. Я их не боюсь. Если бы вы донесли на меня в случае моего отказа, за меня заступились бы все «Грабители» с самим вашим Пеггамом во главе. Они помогли бы мне оправдаться. Мне бы стоило только сказать, что документы подделаны вами, и суд, не колеблясь, отдал бы предпочтение слову пэра Англии перед показанием подобного вам бандита… Но ваш рассказ меня тронул и возбудил во мне сожаление к вам. Так как мои личные интересы нисколько не идут вразрез с вашим желанием, то я вполне согласен его исполнить и доставить вам средства для начала другой жизни. Я дал слово уплатить деньги в самый день моего вступления в палату лордов ранее, чем пробьет полночь. Так как для всякой перемены в условиях договора требуется согласие обеих сторон, то я имею полное право оставить письмо Пеггама без внимания и вручить деньги тому лицу, которое передаст мне документы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110