* * *
Поминки по убиенному Государю продолжались прямо в его рабочей горнице, более того — в непосредственной близости от останков покойного. Отличаясь чисто тевтонской аккуратностью, господин Херклафф не только тщательно обглодал каждую косточку, но и красиво сложил их на лежанке в углу комнаты. Поначалу вид царских костей несколько смущал пирующих, и они, случайно бросив туда взор, поспешно отводили глаза, но вскоре привыкли и воспринимали такое соседство как нечто само собой разумеющееся.
Когда кувшин был допит, дьяк Борис Мартьяныч куда-то сбегал и притащил бочонок, украшенный рисунком виноградной лозы и длинной плавной надписью не то по-италиански, не то по-гишпански.
— О-о, это весьма знатное винцо, — тут же определил князь Святославский. — Вообще-то говоря, оно лучше всего идет под пирог с капустой, каковой в прежние годы недурственно стряпали на Боярской улице. Но не в той харчевне, что рядом с домом купца Кочерыжкина — тоже, к слову сказать, пресвоеобразнейший был человек — а ближе к набережной. — Князь аж зажмурился от нахлынувших приятных воспоминаний. — Бывалоча, откушаешь кусочек пирога, еще горячего, прямо с печки, да запьешь винцом...
— А без пирога можно? — прервал княжеские воспоминания боярин Шандыба.
— Можно, — с тяжким вздохом ответил Святославский.
— Тогда наливайте.
Тем временем дьяк безуспешно пытался вскрыть бочку:
— Тут затычка особая — я даже не знаю, как ее вытащить. Наш царский виночерпий как-то умеет с ними обходиться, у него для таких бочек даже особые приспособления имеются...
— А может, внутрь протолкнуть? — предложил Рыжий. Он уже был изрядно «под мухой», хотя и выпил совсем немного — сказывалась непривычка к хмельному.
— Конечно, протолкнуть, чего там с нею цацкаться! — зычным голосом подхватил Шандыба. Приложив ладонь ко лбу, он стал оглядывать горницу в поисках подходящего предмета и в конце концов остановился на царской лежанке. Выбрав кость соответствующего размера, боярин приладил ее к затычке и резко пристукнул кулаком. Затычка проскочила внутрь, а Шандыба, передав бочонок Борису Мартьянычу, преспокойно положил кость на место.
Когда вино из кувшина было разлито по чарам, боярин Шандыба торжественно поднялся, чтобы произнести речь:
— Слыхивал я, будто у римлян есть такая поговорка: «О покойниках либо хорошо, либо ничего». Я так скажу — это мудрый обычай, правильный. И я желаю римлянам всячески его соблюдать. Но мы с вами не в Риме живем, потому я скажу все, что думаю. А думаю я вот что: нет, не был наш Государь достоин того высокого поста, на котором оказался. Правдиво говоря, я сравнил бы его с девицей из Бельской слободки, непонятно для чего явившейся на бракосочетание. Так выпьем же за Бельскую слободку. То есть нет, что это я такое плету, выпьем за то, чтобы каждый из нас занимался своим делом!
Выпили, закусили. Помолчали — каждый о чем-то своем.
— Скоморохи, а вы только Путяту показывать умеете? — вдруг обернулся Шандыба к Антипу и Мисаилу. — Вот меня, к примеру, могли бы показать? Да не бойтесь, я не из обидчивых!
Скоморохи вопросительно поглядели на своего начальника.
— Эх, да чего уж там скромничать, — «дал добро» князь Святославский.
Антип раскрыл небольшой сундучок, который всегда носил с собой, и вытащил оттуда какие-то причиндалы. Один из них, а именно облегающую шапочку без меха, скоморох натянул на голову, отчего она стала похожа на голову Шандыбы. Для еще большего сходства Антип нацепил поверх бровей темные щеточки, потом встал, широко развернул плечи, мутно сверкнул глазами и, грозно нахмурив накладные брови, с мрачной решимостью провозгласил:
— Девушка должна быть честной! — И, немного помолчав, добавил: — Даже в Бельской слободке.
Все, кто был в горнице, так и покатились со смеху, а пуще всех — сам Шандыба.
— А теперь меня, меня покажите! — нетерпеливо захлопал в ладоши князь Святославский.
Мисаил достал из сундучка огромную бороду, приладил ее к лицу, чуть распушил волосы, присел за стол и пригорюнился над чаркой:
— Э-эх, в прежние годы и винцо было крепче, и закуска вкуснее, и солнышко ярче, и девушки краше, и сами мы — моложе...
И хоть полного внешнего сходства с главой Потешного приказа Мисаилу создать не удалось, да и голос был не очень похож — но суть он передал настолько точно, что все расхохотались, а сам Святославский шутливо погрозил Мисаилу кулаком.
Не дожидаясь дальнейших «заказов», Антип выудил из сундучка рыжий парик, водрузил его прямо на «шандыбинскую» лысину, чуть втянул щеки, слегка вздернул нос, произвел еще несколько движений мускулами лица — и стал почти неотличим от новоназначенного градоначальника. Затем он оперся рукой об стол, другую упер в бок и беззвучно задвигал губами, а Мисаил, даже не сняв с себя «святославскую» бороду, заговорил голосом Рыжего:
— Уважаемые господа! Если вы считаете, что строительством дерьмопровода и водопровода мы ограничимся, то вы глубоко ошибаетесь. Моя новая задумка — возвести в Царь-Городе высокую башню, которая размерами и великолепием затмила бы Вавилонскую...
— А главное — долговечием, — перебил своего двойника «настоящий» Рыжий. — Но вообще-то в вашем предложении, как бы оно бредово ни звучало, что-то есть. Во-первых, такую башню можно было бы использовать как водонапорную вышку, и это даст резкий толчок к дальнейшему развитию водопроводного хозяйства. Во-вторых, если мне когда-нибудь удастся воплотить свою заветную мечту — электрификацию Кислоярской земли — то башня пригодится для радио— и телетрансляции, а впоследствии и для мобильной связи. В третьих... Впрочем, простите, господа скоморохи, я вас перебил — пожалуйста, продолжайте.
Но продолжить Антипу с Мисаилом не пришлось — в помещение заглянул царский стрелец. Увидев дьяка, боярина Шандыбу, двух князей Святославских и двух Рыжих, бражничающих и витийствующих над костьми Путяты, стрелец застыл с разинутым ртом.
— Ну, с чем пожаловал? — еле ворочая языком, проговорил Борис Мартьяныч. — Заходи, не стесняйся. Выпей с нами за здравие царя-батюшки! Вернее, за упокой оного, но это уже не суть важно...
— Мы едва сдерживаем толпу, — растерянно заговорил стрелец. — Еще немного — и они ворвутся сюда. Надо что-то делать!
— Ну, не съедят же они нас, — захохотал Святославский. — Разве что каменьями побьют.
— И вы так спокойно об этом говорите? — Рыжий попытался подняться со стула, но его занесло чуть в сторону, и если бы боярин Шандыба его заботливо не подхватил, то новоиспеченный градоначальник непременно свалился бы прямо на лежанку с монаршими костями.
— Что ж, дорогие скоморохи, ваш выход! — провозгласил князь Святославский. — Теперь от вашего умения зависит, уйдем ли мы отсюда живыми, или покойными. Так что вперед и с песней!
Напоследок еще раз крепко приложившись к чаркам, вся дружина, возглавляемая стрельцом, направилась обратно в приемную, поддерживая друг друга и старательно подпевая Святославскому, и впрямь заведшему не совсем пристойную песенку:
— Я супруга хоть куда,
Кого хошь объеду.
Если мужа дома нет,
То иду к соседу...

* * *
Поскольку день уже незаметно клонился к вечеру, Чумичка запряг лошадку, чтобы подвезти своих гостей до Горохового городища. Полагая, что тайным службам теперь не до Чаликовой с Дубовым, Чумичка не стал прибегать к средствам вроде шапки-невидимки или ковра-самолета, а ограничился тем, что взамен одежды зажиточных царь-городцев выдал им какую-то ветошь, которую Надя и Вася надели поверх одежды из «нашего» мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142