..
Инженер нажал на пульте какие-то кнопки и тоже дал команду...
Следя за яхтой сквозь широкие лебедочные люки, техники включили свои
агрегаты...
Медленно поползли вниз все четыре стальных троса и Казанцеву стало
еще труднее удерживать вертолет в неподвижности...
С бона было хорошо заметно, как "Опричник" стал осторожно спускаться
к воде. Блюфштейн и компания затаили дыхание. Сам Нема что-то коротко
говорил в микрофон и одобрительно кивал головой...
Наконец яхта плотно села на воду и закачалась в морской ряби,
вздыбленной мощным потоком воздуха от винтов вертолета.
Освобожденный от тринадцати тонн лишнего веса вертолет убавил обороты
двигателей, и стало слышно, как Нема Блюфштейн крикнул в микрофон:
- Хорош, Гриня!!!
- С вас - полбанки! - ответил ему Казанцев и скомандовал:
- Отстрел тросов!
Нема отчетливо увидел, как разъединились огромные петли, в которых
висела яхта, концы их шлепнулись в воду, а затем, влекомые лебедками,
стали подниматья ввысь и исчезать в чреве вертолета...
В каюте "Опричника" Марксен Иванович встал, небрежно отбросил свое
вязание и торжественно произнес:
- Позвольте поздравить вас, Арон Моисеевич, и вас, Василий Петрович!
Вы - в море!!! Проникнутые величием момента, Арон и Вася вытянулись в
струну.
Вертолет сделал круг над яхт-клубом, и в наземном динамике в
последний раз прозвучал голос Казанцева:
- Немка! Смотайтесь на "Привоз", сообразите приличную закуску. Людей
же надо принять! Все остальное мы с Лехой привезем! Как понял? Прием!
- Вас понял! Вас понял! Конец связи! - ответил Блюфштейн.
И вертолет улетел.
Блюфштейн устало стянул с головы шлемофон и обнаружил загорелую
лысину в венчике рыжих волос. Утер пот с лица, взял в руки мегафон и
прокричал громовым голосом:
- Эй, на яхте! Сами пришвартуетесь или помочь?
Марксен Иванович, Арон и Вася уже стояли на палубе и благодарно
махали во след вертолету.
Когда они услышали вопрос Блюфштейна, Марксен Иванович досадливо
поморщился и сказал:
- После всего... Так обидеть?! - и вдруг скомандовал металлическим
голосом: Иванов! Запустить двигатель!
Арон метнулся к пульту запуска. Включил один тумблер, другой, нажал
на кнопку стартера, и двигатель зафыркал, затарахтел.
- Рабинович! - рявкнул Марксен Иванович. - На бак! Приготовить
носовой!
С быстротой молнии Вася оказался на носу яхты, схватил причальную
веревку, замер, преданно глядя в глаза капитана Муравича.
А тот взял штурвал в руки так, словно и не было у него
тридцатилетнего перерыва в судовождении, будто не отлучали его от моря,
черт знает когда и невесть за что!..
Марксен Иванович прибавил обороты двигателю и на хорошей скорости
уверенной рукой повел "Опричник" к бону...
Блюфштейн и компания с немым восхищением следили за тем, как по
большой, точно рассчитанной луге "Опричник" подходил к причалу.
- От это класс! От это рулевой!.. - потрясенно произнес Нема. Дай бог
ему всего на свете...
КАК ВСЕ УЖЕ ТАМ, А НЕМА ЕЩЕ В ОДЕССЕ...
Солнце еще только наполовину село в море, а "Опричник" стоял уже
полностью "вооруженный" - с мачтой и гиком, с натянутыми штагом и
ахтерштагом, носовыми и кормовыми вантами, с краспицей и топ-вантами...
Во все четыре шкотовые лебедки были заведены нужные "концы" и фалы.
Самый большой парус - грот, закреплен и увязан на гике, а второй,
поменьше, - стаксель, лежал в специальном мешке на носу яхты. Из мешка
торчал "галсовый" угол стекселя, чтобы его можно было в любую секунду
поднять на мачту.
Неподалеку, под развесистым каштаном, за длинным столом, упиханным
бутылками и снедью, сидели Марксен Иванович Муравич, Арон Иванов, Василий
Рабинович, Леха Ничипорук, майор Аркадий, капитан Митя, отставной Нема
Блюфштейн и его друг Гриня Казанцев.
Все военные были во всем гражданском. В ярком, летнем, импортном, но
с легким перебором вкуса, как это принято в Одессе...
Тут же, на территории клуба стояли две белые "Волги" - Ничипорука и
Казанцева и три "Жигуленка" - Аркадия, Мити и Немы.
Автомобили слегка смахивали на своих хозеев - они словно
соревновались в обилии заграничных наклеек, нашлепок, голых куколок за
лобовым стеклом. Колеса машин были украшены роскошными колпаками с
фирменными знаками "Мерседеса", изготовленными кооператорами с Малой
Арнаутской, где производится весь одесский "импорт" от джинсов
"Леви-Страус" до духов "Шанель N_5"...
Судя по разграбленному столу и усталому лицу Марксена Ивановича,
застолье подходило к концу.
Сильно хмельной Гриня Казанцев тыкал в Блюфштейна и кричал:
- А этот шлемазл, этот идиот, еби его в душу мать!..
Извините, Марксен Иванович... Подает рапорт об увольнении из армии
потому, что его, видите ли, потянуло на историческую родину!..
- Причем, Арон! Вася!.. - перебил его Леха. - Мы же говорили:
"Подожди, Немка! Что-то же переменится!.. Примут закон, то, се... И не
пизди ты, прости Господи, на всех углах про тетю в Америке! Помни, где ты
служишь, на чем летаешь!.."
- И что теперь? - спросил Вася у Блюфштейна.
- Ничего, улыбнулся рыжий Нема. - Сижу "в отказе".
- Без звания, без выслуги, без пенсии!.. - зло проговорил Казанцев. -
Надо было академию кончать с красным дипломом?! О детях надо было думать!
О жене...
- Не, Наум Гедальевич, тут вы ухо завалили, - сокрушенно сказал
Аркадий.
- Надо было как-то потише обтяпать. Без рапорта, - сказал Митя.
- О! - воскликнул Ничипорук. - Чижик - и тот понимает! А Нема - нет!
Нема идет напролом...
- И хлебалом об стенку! - добавил Казанцев. - Теперь все едут, а Нема
сидит в Одессе! Он же скоро здесь станет уникальной фигурой! Как Дюк
Ришелье!.. На него же будут билеты продавать! "Единственный еврей в
Одессе! Спешите видеть!.. Инженер-майор запаса - Наум Блюфштейн!!!"
Рассмеялся только один Нема.
Марксен Иванович устало и сочувственно улыбнулся.
Вася печально обнял Блюфштейна.
Арон горестно покачал головой и выпил стакан водки.
- А шо стоило устроить его сюда?! - сказал Гриня. Мы же с Лехой чуть
не спились!
- Месяц киряли с нашими жлобами-начальниками! - подтвердил Леха. -
Цистерну коньяку в них всадили!
- Ой, ну, хватит... Вы у меня уже вот где, - сказал Нема и ребром
ладони провел по горлу.
- Теперь этот мудак говорит "хватит"! - возмутился Казанцев.
- Да... - разочарованно протянул Ничипорук. - Уж если еврей - дурак,
то это... Туши свет! Непоправимо...
- А на что вы надеялись, Нема? - спросил Муравич.
- Честно говоря? На перестройку, - задумчиво ответил Блюфштейн. -
Если, конечно, до этого не случится пара погромчиков, я думал, что дождусь
закона о свободном выезде... Уж если берлинская стена рухнула, думал я...
Марксен Иванович посмотрел на Блюфштейна в упор, негромко, но твердо
сказал:
- Падение берлинской стены, Нема, так же, как и крушение
коммунистических режимов в Польше, Венгрии, Чехословакии, никакого
отношения к нашей перестройке не имеют. Они произошли сами по себе. Мы
просто не пытались остановить их силой, как не смогли прикончить
Афганистан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Инженер нажал на пульте какие-то кнопки и тоже дал команду...
Следя за яхтой сквозь широкие лебедочные люки, техники включили свои
агрегаты...
Медленно поползли вниз все четыре стальных троса и Казанцеву стало
еще труднее удерживать вертолет в неподвижности...
С бона было хорошо заметно, как "Опричник" стал осторожно спускаться
к воде. Блюфштейн и компания затаили дыхание. Сам Нема что-то коротко
говорил в микрофон и одобрительно кивал головой...
Наконец яхта плотно села на воду и закачалась в морской ряби,
вздыбленной мощным потоком воздуха от винтов вертолета.
Освобожденный от тринадцати тонн лишнего веса вертолет убавил обороты
двигателей, и стало слышно, как Нема Блюфштейн крикнул в микрофон:
- Хорош, Гриня!!!
- С вас - полбанки! - ответил ему Казанцев и скомандовал:
- Отстрел тросов!
Нема отчетливо увидел, как разъединились огромные петли, в которых
висела яхта, концы их шлепнулись в воду, а затем, влекомые лебедками,
стали подниматья ввысь и исчезать в чреве вертолета...
В каюте "Опричника" Марксен Иванович встал, небрежно отбросил свое
вязание и торжественно произнес:
- Позвольте поздравить вас, Арон Моисеевич, и вас, Василий Петрович!
Вы - в море!!! Проникнутые величием момента, Арон и Вася вытянулись в
струну.
Вертолет сделал круг над яхт-клубом, и в наземном динамике в
последний раз прозвучал голос Казанцева:
- Немка! Смотайтесь на "Привоз", сообразите приличную закуску. Людей
же надо принять! Все остальное мы с Лехой привезем! Как понял? Прием!
- Вас понял! Вас понял! Конец связи! - ответил Блюфштейн.
И вертолет улетел.
Блюфштейн устало стянул с головы шлемофон и обнаружил загорелую
лысину в венчике рыжих волос. Утер пот с лица, взял в руки мегафон и
прокричал громовым голосом:
- Эй, на яхте! Сами пришвартуетесь или помочь?
Марксен Иванович, Арон и Вася уже стояли на палубе и благодарно
махали во след вертолету.
Когда они услышали вопрос Блюфштейна, Марксен Иванович досадливо
поморщился и сказал:
- После всего... Так обидеть?! - и вдруг скомандовал металлическим
голосом: Иванов! Запустить двигатель!
Арон метнулся к пульту запуска. Включил один тумблер, другой, нажал
на кнопку стартера, и двигатель зафыркал, затарахтел.
- Рабинович! - рявкнул Марксен Иванович. - На бак! Приготовить
носовой!
С быстротой молнии Вася оказался на носу яхты, схватил причальную
веревку, замер, преданно глядя в глаза капитана Муравича.
А тот взял штурвал в руки так, словно и не было у него
тридцатилетнего перерыва в судовождении, будто не отлучали его от моря,
черт знает когда и невесть за что!..
Марксен Иванович прибавил обороты двигателю и на хорошей скорости
уверенной рукой повел "Опричник" к бону...
Блюфштейн и компания с немым восхищением следили за тем, как по
большой, точно рассчитанной луге "Опричник" подходил к причалу.
- От это класс! От это рулевой!.. - потрясенно произнес Нема. Дай бог
ему всего на свете...
КАК ВСЕ УЖЕ ТАМ, А НЕМА ЕЩЕ В ОДЕССЕ...
Солнце еще только наполовину село в море, а "Опричник" стоял уже
полностью "вооруженный" - с мачтой и гиком, с натянутыми штагом и
ахтерштагом, носовыми и кормовыми вантами, с краспицей и топ-вантами...
Во все четыре шкотовые лебедки были заведены нужные "концы" и фалы.
Самый большой парус - грот, закреплен и увязан на гике, а второй,
поменьше, - стаксель, лежал в специальном мешке на носу яхты. Из мешка
торчал "галсовый" угол стекселя, чтобы его можно было в любую секунду
поднять на мачту.
Неподалеку, под развесистым каштаном, за длинным столом, упиханным
бутылками и снедью, сидели Марксен Иванович Муравич, Арон Иванов, Василий
Рабинович, Леха Ничипорук, майор Аркадий, капитан Митя, отставной Нема
Блюфштейн и его друг Гриня Казанцев.
Все военные были во всем гражданском. В ярком, летнем, импортном, но
с легким перебором вкуса, как это принято в Одессе...
Тут же, на территории клуба стояли две белые "Волги" - Ничипорука и
Казанцева и три "Жигуленка" - Аркадия, Мити и Немы.
Автомобили слегка смахивали на своих хозеев - они словно
соревновались в обилии заграничных наклеек, нашлепок, голых куколок за
лобовым стеклом. Колеса машин были украшены роскошными колпаками с
фирменными знаками "Мерседеса", изготовленными кооператорами с Малой
Арнаутской, где производится весь одесский "импорт" от джинсов
"Леви-Страус" до духов "Шанель N_5"...
Судя по разграбленному столу и усталому лицу Марксена Ивановича,
застолье подходило к концу.
Сильно хмельной Гриня Казанцев тыкал в Блюфштейна и кричал:
- А этот шлемазл, этот идиот, еби его в душу мать!..
Извините, Марксен Иванович... Подает рапорт об увольнении из армии
потому, что его, видите ли, потянуло на историческую родину!..
- Причем, Арон! Вася!.. - перебил его Леха. - Мы же говорили:
"Подожди, Немка! Что-то же переменится!.. Примут закон, то, се... И не
пизди ты, прости Господи, на всех углах про тетю в Америке! Помни, где ты
служишь, на чем летаешь!.."
- И что теперь? - спросил Вася у Блюфштейна.
- Ничего, улыбнулся рыжий Нема. - Сижу "в отказе".
- Без звания, без выслуги, без пенсии!.. - зло проговорил Казанцев. -
Надо было академию кончать с красным дипломом?! О детях надо было думать!
О жене...
- Не, Наум Гедальевич, тут вы ухо завалили, - сокрушенно сказал
Аркадий.
- Надо было как-то потише обтяпать. Без рапорта, - сказал Митя.
- О! - воскликнул Ничипорук. - Чижик - и тот понимает! А Нема - нет!
Нема идет напролом...
- И хлебалом об стенку! - добавил Казанцев. - Теперь все едут, а Нема
сидит в Одессе! Он же скоро здесь станет уникальной фигурой! Как Дюк
Ришелье!.. На него же будут билеты продавать! "Единственный еврей в
Одессе! Спешите видеть!.. Инженер-майор запаса - Наум Блюфштейн!!!"
Рассмеялся только один Нема.
Марксен Иванович устало и сочувственно улыбнулся.
Вася печально обнял Блюфштейна.
Арон горестно покачал головой и выпил стакан водки.
- А шо стоило устроить его сюда?! - сказал Гриня. Мы же с Лехой чуть
не спились!
- Месяц киряли с нашими жлобами-начальниками! - подтвердил Леха. -
Цистерну коньяку в них всадили!
- Ой, ну, хватит... Вы у меня уже вот где, - сказал Нема и ребром
ладони провел по горлу.
- Теперь этот мудак говорит "хватит"! - возмутился Казанцев.
- Да... - разочарованно протянул Ничипорук. - Уж если еврей - дурак,
то это... Туши свет! Непоправимо...
- А на что вы надеялись, Нема? - спросил Муравич.
- Честно говоря? На перестройку, - задумчиво ответил Блюфштейн. -
Если, конечно, до этого не случится пара погромчиков, я думал, что дождусь
закона о свободном выезде... Уж если берлинская стена рухнула, думал я...
Марксен Иванович посмотрел на Блюфштейна в упор, негромко, но твердо
сказал:
- Падение берлинской стены, Нема, так же, как и крушение
коммунистических режимов в Польше, Венгрии, Чехословакии, никакого
отношения к нашей перестройке не имеют. Они произошли сами по себе. Мы
просто не пытались остановить их силой, как не смогли прикончить
Афганистан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45