большой разрыв между фигурами, не получается единого комплекса в пилотаже. А главное, нет свободы, стремительности в фигурах, чувствуется напряженность, заметно, что вы порой задумываетесь, как и что делать дальше… Потом разберем все подробно.
Из новичков Выборнов пилотировал лучше всех, и можно было, конечно, ограничиться похвалой, но я к нему предъявлял более высокие требования, чем к другим: хотел взять к себе в напарники, ведомым.
— Как при посадке? Не мешает ли снег? — поинтересовался Иваненков.
Ноябрь стоял в этих краях малоснежный. Потом вдруг понесла метель, и зима прочно легла на землю. Новички первый раз летали при снежном покрове. Даже для опытных летчиков это было не безразлично.
Частенько, делая первые полеты в зимних условиях, летчики неточно определяют расстояние до земли. Это ведет к авариям. Для безопасности во всех наставлениях предусматриваются провозные на учебно-тренировочном истребителе с двухместным управлением. У нас такого самолета не было, и вылетали без провозных.
— Земля у меня постоянно находится на одном месте, — не без подчеркнутой самоуверенности ответил Выборнов.
Потом командиру эскадрильи докладывал летчик Саша Гусь, человек с вялым характером. Полеты он осваивал медленнее других, зато прочно. Замечаний получил больше, чем Выборнов, хотя летал неплохо. Саша Гусь хорошо производил взлет и посадку. В строевых частях, как и в школе, о выучке летчика чаще всего судили по взлету и посадке. И вполне понятно, отчего так получалось. Взлеты и посадки давали наибольшее количество происшествий. Поэтому к другим элементам пилотирования подходили снисходительно. Сложили даже поговорку: «Хорошо летает, посмотрим, как сядет». Боевая действительность, наказывая кровью за упущения в учебе, диктовала свои требования.
Последним был Гриша Тютюнов. Он приехал на фронт сразу же после окончания военного училища, подготовлен слабее других. Ему просто еще нужно научиться уверенно летать.
— Я попрошу, товарищ капитан, давать мне побольше полетов, — робко проговорил Григорий, обращаясь к командиру эскадрильи.
Тютюнов красив, статен. Черные глаза, смуглое лицо, темные, как крыло ворона, волосы придавали ему цыганский вид. В характере же чрезмерно много чего-то тепличного, нерасторопного, так несвойственного истребителю. У летчика еще много было ошибок, и мы, конечно, планировали ему больше полетов, чем остальным.
Иваненков и Гришу спросил, какой видит при посадке землю. Потом, отпустив летчиков, решил слетать сам.
Прежде чем идти к самолету, Иван Алексеевич издал тяжелый вздох. «Неужели опасается за полет?» — подумал я и, когда он попросил рассказать об особенностях посадки на снег, мне стало ясно: его действительно беспокоит это обстоятельство.
После возвращения из госпиталя Иван Алексеевич уже не раз поднимался в воздух. Полеты не отличались чистотой, замечалось много погрешностей. Чувствовался перерыв. Иваненков только перед войной кончил военную школу и в мирное время не успел войти в строй. Воевать тоже ему довелось не так уж много. Ясно, у него еще не отшлифованы профессиональные навыки. Поэтому я и посоветовал ему взять в соседнем полку самолет У-2 и сначала слетать на нем, а потом уж на И-16.
Иван Алексеевич сразу приуныл. На чувственном лице выразилась растерянность. Я сначала не знал, чем это объяснить, потом подумал: «Не задел ли своим советом самолюбие командира эскадрильи?» Иваненков, очевидно, понял мое замешательство и, кусая губы, сказал:
— Понимаешь, зрение что-то стало неважное. А этот паршивый снег скрадывает землю.
У Ивана Алексеевича дело могло кончиться плохо. Летать и воевать можно с дефектами позвоночника, ног, рук. А вот с плохим зрением истребителем быть невозможно: легко станешь мишенью для врага. Хотелось предупредить Иваненкова, но тревожило, что мой совет только больше обеспокоит его.
Взлетел он нормально. Я стоял у посадочного «Т» с заряженной ракетницей и ждал. Полет по кругу делал уверенно, как и положено боевому летчику. «Может, излишне опасается?»
Пушистый, мягкий снег толстым слоем покрыл землю. Аэродром в лучах морозного ослепительного солнца сверкал накатанной белизной. Глаз терял глубинное представление. Я летал утром, и не так просто было сесть: белизна мешала определять расстояние до земли. Теперь на посадочной полосе разбросаны хвойные ветки, они позволяют «зацепиться» за землю и лучше ощутить высоту.
Вот Иван Алексеевич уже планирует на посадку. Расчет точный. Все идет хорошо. Ракетница на всякий случай у меня наготове. Сумею вовремя предупредить об ошибке. Самолет полого приближается к земле. И-16 чуть поднимает широкий лоб, снижение замедляется, машина принимает горизонтальное положение и устойчиво несется на высоте около метра. Потом, теряя скорость, начинает все больше и больше задирать нос и взмывать. Это уже плохо.
«Придержи взмывание самолета», — хочется крикнуть Иваненкову, но он, видимо, не чувствует своей ошибки и ручку все больше тянет на себя. Дальше такие действия опасны: машина потеряет скорость и ударится о землю.
Я хочу дать ракету… Как назло — осечка. Скорей перезарядить! Поздно: машина падает.
Разобьется?
Но все кончилось благополучно. Летчик почувствовал опасность и дал газ. Сила мотора и снег смягчили удар колес о мерзлую землю.
Иваненков, усвоив особенности посадки на снег, сделал еще несколько полетов по кругу. Довольный и веселый, пошутил:
— Ох и нагнал же я на вас страху да вроде и сам струхнул…
Если человек смеется над своими оплошностями, значит, все в порядке.
8
Наблюдая с земли, принимаем от летчиков зачеты по технике пилотирования. Видимость, как говорят* миллион — лучше и не может быть.
Зима вступила в свою полную силу. Мороз румянит лица.
— Эх и денек же сегодня! — торжествует командир звена Мелашенко, глядя на отличную посадку своего летчика. Он радуется, конечно, не погоде, а успехам звена. Иваненков понимает это и одергивает его:
— Ты, Архип, подожди нос задирать. У твоего Гриши есть сдвиги, но повозиться с ним еще много придется.
— Учту, товарищ командир.
— Завтра проведи с ним учебный бой в паре и сходи по маршруту. А сейчас заступай звеном на боевое дежурство.
Пока летчики сменялись и готовились к зачетам, грузно выруливал на старт Пе-2. Я вижу бортовой номер и говорю Иваненкову:
— Наверно, летит мой знакомый капитан Мартьянов, Георгий Алексеевич. С ним вместе учились в академии. Ох и здоров детина.
— Я смотрю, бомберы и разведчики как на подбор, крупный народ, — замечает Иван Алексеевич. — Чтобы такими громадинами управлять, нужно иметь порядочную силу…
Двухмоторная машина из разведывательного полка, базирующегося на нашем же аэродроме, остановилась на самом краю взлетной полосы. Самолет, как бы отдыхая от несвойственного ему земного путешествия, с полминуты стоял спокойно. Потом, словно отдышавшись, набрался сил, грозно, предупредительно прорычал одним мотором, другим и снова стих. Диски вращающихся винтов серебром блестели на солнце.
— Что он там долго путается, не взлетает? — не выдержал Иван Алексеевич с тем неуважением, какое проскальзывает иногда у истребителей к медлительным бомбардировщикам.
— Моторы прогревал, а теперь смотрит на приборы. Они на разведку часто с бомбами ходят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Из новичков Выборнов пилотировал лучше всех, и можно было, конечно, ограничиться похвалой, но я к нему предъявлял более высокие требования, чем к другим: хотел взять к себе в напарники, ведомым.
— Как при посадке? Не мешает ли снег? — поинтересовался Иваненков.
Ноябрь стоял в этих краях малоснежный. Потом вдруг понесла метель, и зима прочно легла на землю. Новички первый раз летали при снежном покрове. Даже для опытных летчиков это было не безразлично.
Частенько, делая первые полеты в зимних условиях, летчики неточно определяют расстояние до земли. Это ведет к авариям. Для безопасности во всех наставлениях предусматриваются провозные на учебно-тренировочном истребителе с двухместным управлением. У нас такого самолета не было, и вылетали без провозных.
— Земля у меня постоянно находится на одном месте, — не без подчеркнутой самоуверенности ответил Выборнов.
Потом командиру эскадрильи докладывал летчик Саша Гусь, человек с вялым характером. Полеты он осваивал медленнее других, зато прочно. Замечаний получил больше, чем Выборнов, хотя летал неплохо. Саша Гусь хорошо производил взлет и посадку. В строевых частях, как и в школе, о выучке летчика чаще всего судили по взлету и посадке. И вполне понятно, отчего так получалось. Взлеты и посадки давали наибольшее количество происшествий. Поэтому к другим элементам пилотирования подходили снисходительно. Сложили даже поговорку: «Хорошо летает, посмотрим, как сядет». Боевая действительность, наказывая кровью за упущения в учебе, диктовала свои требования.
Последним был Гриша Тютюнов. Он приехал на фронт сразу же после окончания военного училища, подготовлен слабее других. Ему просто еще нужно научиться уверенно летать.
— Я попрошу, товарищ капитан, давать мне побольше полетов, — робко проговорил Григорий, обращаясь к командиру эскадрильи.
Тютюнов красив, статен. Черные глаза, смуглое лицо, темные, как крыло ворона, волосы придавали ему цыганский вид. В характере же чрезмерно много чего-то тепличного, нерасторопного, так несвойственного истребителю. У летчика еще много было ошибок, и мы, конечно, планировали ему больше полетов, чем остальным.
Иваненков и Гришу спросил, какой видит при посадке землю. Потом, отпустив летчиков, решил слетать сам.
Прежде чем идти к самолету, Иван Алексеевич издал тяжелый вздох. «Неужели опасается за полет?» — подумал я и, когда он попросил рассказать об особенностях посадки на снег, мне стало ясно: его действительно беспокоит это обстоятельство.
После возвращения из госпиталя Иван Алексеевич уже не раз поднимался в воздух. Полеты не отличались чистотой, замечалось много погрешностей. Чувствовался перерыв. Иваненков только перед войной кончил военную школу и в мирное время не успел войти в строй. Воевать тоже ему довелось не так уж много. Ясно, у него еще не отшлифованы профессиональные навыки. Поэтому я и посоветовал ему взять в соседнем полку самолет У-2 и сначала слетать на нем, а потом уж на И-16.
Иван Алексеевич сразу приуныл. На чувственном лице выразилась растерянность. Я сначала не знал, чем это объяснить, потом подумал: «Не задел ли своим советом самолюбие командира эскадрильи?» Иваненков, очевидно, понял мое замешательство и, кусая губы, сказал:
— Понимаешь, зрение что-то стало неважное. А этот паршивый снег скрадывает землю.
У Ивана Алексеевича дело могло кончиться плохо. Летать и воевать можно с дефектами позвоночника, ног, рук. А вот с плохим зрением истребителем быть невозможно: легко станешь мишенью для врага. Хотелось предупредить Иваненкова, но тревожило, что мой совет только больше обеспокоит его.
Взлетел он нормально. Я стоял у посадочного «Т» с заряженной ракетницей и ждал. Полет по кругу делал уверенно, как и положено боевому летчику. «Может, излишне опасается?»
Пушистый, мягкий снег толстым слоем покрыл землю. Аэродром в лучах морозного ослепительного солнца сверкал накатанной белизной. Глаз терял глубинное представление. Я летал утром, и не так просто было сесть: белизна мешала определять расстояние до земли. Теперь на посадочной полосе разбросаны хвойные ветки, они позволяют «зацепиться» за землю и лучше ощутить высоту.
Вот Иван Алексеевич уже планирует на посадку. Расчет точный. Все идет хорошо. Ракетница на всякий случай у меня наготове. Сумею вовремя предупредить об ошибке. Самолет полого приближается к земле. И-16 чуть поднимает широкий лоб, снижение замедляется, машина принимает горизонтальное положение и устойчиво несется на высоте около метра. Потом, теряя скорость, начинает все больше и больше задирать нос и взмывать. Это уже плохо.
«Придержи взмывание самолета», — хочется крикнуть Иваненкову, но он, видимо, не чувствует своей ошибки и ручку все больше тянет на себя. Дальше такие действия опасны: машина потеряет скорость и ударится о землю.
Я хочу дать ракету… Как назло — осечка. Скорей перезарядить! Поздно: машина падает.
Разобьется?
Но все кончилось благополучно. Летчик почувствовал опасность и дал газ. Сила мотора и снег смягчили удар колес о мерзлую землю.
Иваненков, усвоив особенности посадки на снег, сделал еще несколько полетов по кругу. Довольный и веселый, пошутил:
— Ох и нагнал же я на вас страху да вроде и сам струхнул…
Если человек смеется над своими оплошностями, значит, все в порядке.
8
Наблюдая с земли, принимаем от летчиков зачеты по технике пилотирования. Видимость, как говорят* миллион — лучше и не может быть.
Зима вступила в свою полную силу. Мороз румянит лица.
— Эх и денек же сегодня! — торжествует командир звена Мелашенко, глядя на отличную посадку своего летчика. Он радуется, конечно, не погоде, а успехам звена. Иваненков понимает это и одергивает его:
— Ты, Архип, подожди нос задирать. У твоего Гриши есть сдвиги, но повозиться с ним еще много придется.
— Учту, товарищ командир.
— Завтра проведи с ним учебный бой в паре и сходи по маршруту. А сейчас заступай звеном на боевое дежурство.
Пока летчики сменялись и готовились к зачетам, грузно выруливал на старт Пе-2. Я вижу бортовой номер и говорю Иваненкову:
— Наверно, летит мой знакомый капитан Мартьянов, Георгий Алексеевич. С ним вместе учились в академии. Ох и здоров детина.
— Я смотрю, бомберы и разведчики как на подбор, крупный народ, — замечает Иван Алексеевич. — Чтобы такими громадинами управлять, нужно иметь порядочную силу…
Двухмоторная машина из разведывательного полка, базирующегося на нашем же аэродроме, остановилась на самом краю взлетной полосы. Самолет, как бы отдыхая от несвойственного ему земного путешествия, с полминуты стоял спокойно. Потом, словно отдышавшись, набрался сил, грозно, предупредительно прорычал одним мотором, другим и снова стих. Диски вращающихся винтов серебром блестели на солнце.
— Что он там долго путается, не взлетает? — не выдержал Иван Алексеевич с тем неуважением, какое проскальзывает иногда у истребителей к медлительным бомбардировщикам.
— Моторы прогревал, а теперь смотрит на приборы. Они на разведку часто с бомбами ходят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68