Казалось, летчик после удачного выхода из-под атаки «мессершмитта» от радости решил порезвиться. Я передал приказание: «Прекратить баловство! Пристроиться!..»
Молчание. А самолет, точно заведенный, продолжал проделывать те же фигуры, постепенно теряя высоту.
В Монголии у нас был такой случай. Летчик выпрыгнул с парашютом, а самолет больше десяти минут непрерывно петлял в воздухе. Вспомнив об этом, я решил посмотреть на «як» вблизи, надеясь определить, что же с ним произошло.
Несколько раз пришлось подниматься и опускаться, чтобы подойти вплотную. И вот, встав к нему как можно ближе, наконец увидел: козырек фонаря разбит, голова летчика напоминала какой-то багровый кусочек, прижатый упругой струей воздуха к бронеспинке, кабина и фонарь измазаны кровью, а по фюзеляжу протянулись багряные полосы. Все ясно: разрывной снаряд угодил в голову летчика, разнес ее, а хлынувшая кровь окрасила самолет.
— Бросьте хулиганить и занимайтесь делом! — последовало приказание с наземного командного пункта.
Я отошел от неуправляемого «яка». Он сразу перевернулся и, пикируя, отвесно врезался в землю рядом с командным пунктом. Василяка, сделав переворот, направил свой самолет прямо в точку падения «яка». Словно все разом застыло у меня внутри. Установилась напряженная тишина, будто мотор замолчал. С тревогой следил за Василякой. Когда над местом катастрофы он вышел из пикирования, я с облегчением вздохнул.
А командир полка, ничего не передав по радио, полетел домой.
5
Не стало среди нас Леонида Хрущева.
Медленно и молча собирались летчики. Никто не заикнулся о гибели товарища. Каждому ясна причина несчастья. В таких случаях лучше ни о чем не говорить.
Майор Василяка стоял в стороне у командного пункта. Лицо потемнело, словно покрыла его серая пыль. Он усиленно дымил папиросой и имел вид измученного мастерового, вот-вот готового упасть от усталости.
Командиры полков до войны были всегда лучшими летчиками. В Монголии и Финляндии они постоянно сами летали во главе своих частей и подразделений. Так было и в первый период борьбы с немецкими оккупантами. Много командиров погибло, и был издан специальный приказ, ограничивающий полеты руководящего состава авиации.
— Вот к чему приводят такие приказы, — заметил Карнаухов.
— Это приказ Сталина.
Все смолкли, словно коснулись чего-то недозволенного, запретного.
И только Карнаухов, оглядываясь по сторонам, тихо сказал:
— И он мог ошибиться… А теперь вот зря людей теряем.
Я подошел к одиноко стоявшему майору и доложил:
— Задание на прикрытие наземных войск выполнено. В районе патрулирования сверху были атакованы четверкой «мессершмиттов». Один наш самолет сбит. Разрешите получить замечания?
У Василяки маленькие глазки, с постоянным хитреньким прищуром, почти совсем скрылись под нависшими бровями. Майор страдальчески сморщился:
— Замечания… Кому? Разве только себе, ведь из-за меня погиб летчик… Допустил ученическую ошибку. Не могу простить себе этого.
Обида на командира смягчилась.
Искусство воздушного боя не менее тонкое, чем, скажем, труд художника. Оно добывается порой и кровью. Истребитель должен уметь мгновенно принимать решение.
В сложившейся обстановке это и требовалось от Василяки. Он замешкался и не сумел упредить врага «Мессершмитты» воспользовались замешательством летчика, сбили ведомого, да и сам майор был на волоске от смерти. Вот почему сейчас не хотелось говорить ему ничего плохого и тем более утешительного.
Я попросил разрешения быть свободным.
После длительной паузы он спросил:
— Разбор провели?
— Нет. Нужно немного одуматься, поразмыслить…
Но в этот момент приехал командир корпуса генерал Галунов. Он не вышел, а выскочил из машины. Командир полка не успел еще подбежать с рапортом, как генерал, едва сдерживая себя от негодования, строго спросил:
— Кто сейчас летал?
Я кратко доложил о бое.
— Ах, вы еще и на вранье способны?.. Никаких «мессершмиттов» не было, вы сами сбили свой самолет. Я находился на КП и все видел своими глазами.
Никто из летчиков не проронил ни слова — так всех оглушило нелепое обвинение.
Галунов — сам опытный истребитель. Он наблюдал за нами с земли и, конечно, не мог приметить всех особенностей воздушной схватки. Нашу короткую стычку с немецкими истребителями, вероятно, не разглядел сквозь дымку. Зато ему хорошо было видно, когда неуправляемый «як» начал проделывать высший пилотаж, как я пристроился к нему, после чего самолет упал. Упал у КП, где и находился командир корпуса. Эволюции двух своих самолетов он принял за воздушный бой.
Видно, Галунову надоело сосредоточенное молчание летчиков.
— Отвечайте же, почему сбили свой самолет и убили летчика?
— Его сбил «мессершмитт», и вы этого не заметили, — заявил я.
— Что?!..
— Да, это так! — в один голос подтвердили все летчики.
Генерал насторожился. В глубине его разгневанных глаз, в углах рта, во всех морщинах нахмуренного лица зародилось колебание.
Излишняя самоуверенность на войне обычно свойственна тем людям, которым не довелось побывать в боевых переплетах. Галунов же немало пережил сам, ему не раз приходилось смотреть смерти в глаза. И наш вид, ответы помогли ему понять, что ошибся. Он вдруг замолчал, потом перешел на спокойный, деловой тон. Я невольно подумал, как бы на все это происшествие посмотрел генерал, если бы в воздухе была лишь одна пара? Как бы без свидетелей я мог доказать свою невиновность?
Командир корпуса находился на КП с группой офицеров, и все ошибочно поняли, что я сбил свой самолет. Вряд ли тогда удалось бы мне рассеять заблуждение. Очевидно, в некоторых обстоятельствах нужно больше верить людям, чем своим глазам. Глаза не всегда видят далеко.
С отвратительным настроением возвращались мы в эскадрилью. Все молчали.
Молчание нарушил Алексей Карнаухов:
— Не разберутся — и на тебе: сбили своего. Разбираться надо, а потом ярлыки наклеивать…
Алексей под впечатлением неприятного разговора намекал на то, как совсем недавно, после боя с «хейнкелями», его тоже обвинили в трусости. На человека легла тень позора. Теперь же, не разобравшись как следует, нас обвиняют в убийстве своего летчика. Только испытав на себе гнетущую силу несправедливости, можно было понять Карнаухова.
6
Майор Василяка разрешил мне слетать в гости к Петухову. На аэродроме его не оказалось.
— Наш командир в воздухе, — с почтительным ударением на слове «наш», ответил старший лейтенант, сидевший в землянке командного пункта полка. — Сейчас идет бой. Пойдемте послушаем.
Недалеко от КП, под натянутой маскировочной сеткой, похожей на большой тент, сидели за столиком несколько командиров. Рядом ходил с биноклем в руках солдат и зорко следил за небом.
— Отсюда мы руководим полетами, — пояснил офицер.
На столе стояли выносное переговорное приспособление от радиостанции (динамик с микрофоном) и телефон. Тут же лежали карта района боевых действий и другие документы, необходимые для управления.
Странно было видеть, что рядом с руководителем полетов так много народу. Здесь представители и от инженерно-технической службы, и от штаба полка, и от БАО, врач, связист — иначе говоря, целая группа управления. У нас этого не было.
Из рупора, заглушаемые треском радиосигналов, неслись отрывистые фразы летчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Молчание. А самолет, точно заведенный, продолжал проделывать те же фигуры, постепенно теряя высоту.
В Монголии у нас был такой случай. Летчик выпрыгнул с парашютом, а самолет больше десяти минут непрерывно петлял в воздухе. Вспомнив об этом, я решил посмотреть на «як» вблизи, надеясь определить, что же с ним произошло.
Несколько раз пришлось подниматься и опускаться, чтобы подойти вплотную. И вот, встав к нему как можно ближе, наконец увидел: козырек фонаря разбит, голова летчика напоминала какой-то багровый кусочек, прижатый упругой струей воздуха к бронеспинке, кабина и фонарь измазаны кровью, а по фюзеляжу протянулись багряные полосы. Все ясно: разрывной снаряд угодил в голову летчика, разнес ее, а хлынувшая кровь окрасила самолет.
— Бросьте хулиганить и занимайтесь делом! — последовало приказание с наземного командного пункта.
Я отошел от неуправляемого «яка». Он сразу перевернулся и, пикируя, отвесно врезался в землю рядом с командным пунктом. Василяка, сделав переворот, направил свой самолет прямо в точку падения «яка». Словно все разом застыло у меня внутри. Установилась напряженная тишина, будто мотор замолчал. С тревогой следил за Василякой. Когда над местом катастрофы он вышел из пикирования, я с облегчением вздохнул.
А командир полка, ничего не передав по радио, полетел домой.
5
Не стало среди нас Леонида Хрущева.
Медленно и молча собирались летчики. Никто не заикнулся о гибели товарища. Каждому ясна причина несчастья. В таких случаях лучше ни о чем не говорить.
Майор Василяка стоял в стороне у командного пункта. Лицо потемнело, словно покрыла его серая пыль. Он усиленно дымил папиросой и имел вид измученного мастерового, вот-вот готового упасть от усталости.
Командиры полков до войны были всегда лучшими летчиками. В Монголии и Финляндии они постоянно сами летали во главе своих частей и подразделений. Так было и в первый период борьбы с немецкими оккупантами. Много командиров погибло, и был издан специальный приказ, ограничивающий полеты руководящего состава авиации.
— Вот к чему приводят такие приказы, — заметил Карнаухов.
— Это приказ Сталина.
Все смолкли, словно коснулись чего-то недозволенного, запретного.
И только Карнаухов, оглядываясь по сторонам, тихо сказал:
— И он мог ошибиться… А теперь вот зря людей теряем.
Я подошел к одиноко стоявшему майору и доложил:
— Задание на прикрытие наземных войск выполнено. В районе патрулирования сверху были атакованы четверкой «мессершмиттов». Один наш самолет сбит. Разрешите получить замечания?
У Василяки маленькие глазки, с постоянным хитреньким прищуром, почти совсем скрылись под нависшими бровями. Майор страдальчески сморщился:
— Замечания… Кому? Разве только себе, ведь из-за меня погиб летчик… Допустил ученическую ошибку. Не могу простить себе этого.
Обида на командира смягчилась.
Искусство воздушного боя не менее тонкое, чем, скажем, труд художника. Оно добывается порой и кровью. Истребитель должен уметь мгновенно принимать решение.
В сложившейся обстановке это и требовалось от Василяки. Он замешкался и не сумел упредить врага «Мессершмитты» воспользовались замешательством летчика, сбили ведомого, да и сам майор был на волоске от смерти. Вот почему сейчас не хотелось говорить ему ничего плохого и тем более утешительного.
Я попросил разрешения быть свободным.
После длительной паузы он спросил:
— Разбор провели?
— Нет. Нужно немного одуматься, поразмыслить…
Но в этот момент приехал командир корпуса генерал Галунов. Он не вышел, а выскочил из машины. Командир полка не успел еще подбежать с рапортом, как генерал, едва сдерживая себя от негодования, строго спросил:
— Кто сейчас летал?
Я кратко доложил о бое.
— Ах, вы еще и на вранье способны?.. Никаких «мессершмиттов» не было, вы сами сбили свой самолет. Я находился на КП и все видел своими глазами.
Никто из летчиков не проронил ни слова — так всех оглушило нелепое обвинение.
Галунов — сам опытный истребитель. Он наблюдал за нами с земли и, конечно, не мог приметить всех особенностей воздушной схватки. Нашу короткую стычку с немецкими истребителями, вероятно, не разглядел сквозь дымку. Зато ему хорошо было видно, когда неуправляемый «як» начал проделывать высший пилотаж, как я пристроился к нему, после чего самолет упал. Упал у КП, где и находился командир корпуса. Эволюции двух своих самолетов он принял за воздушный бой.
Видно, Галунову надоело сосредоточенное молчание летчиков.
— Отвечайте же, почему сбили свой самолет и убили летчика?
— Его сбил «мессершмитт», и вы этого не заметили, — заявил я.
— Что?!..
— Да, это так! — в один голос подтвердили все летчики.
Генерал насторожился. В глубине его разгневанных глаз, в углах рта, во всех морщинах нахмуренного лица зародилось колебание.
Излишняя самоуверенность на войне обычно свойственна тем людям, которым не довелось побывать в боевых переплетах. Галунов же немало пережил сам, ему не раз приходилось смотреть смерти в глаза. И наш вид, ответы помогли ему понять, что ошибся. Он вдруг замолчал, потом перешел на спокойный, деловой тон. Я невольно подумал, как бы на все это происшествие посмотрел генерал, если бы в воздухе была лишь одна пара? Как бы без свидетелей я мог доказать свою невиновность?
Командир корпуса находился на КП с группой офицеров, и все ошибочно поняли, что я сбил свой самолет. Вряд ли тогда удалось бы мне рассеять заблуждение. Очевидно, в некоторых обстоятельствах нужно больше верить людям, чем своим глазам. Глаза не всегда видят далеко.
С отвратительным настроением возвращались мы в эскадрилью. Все молчали.
Молчание нарушил Алексей Карнаухов:
— Не разберутся — и на тебе: сбили своего. Разбираться надо, а потом ярлыки наклеивать…
Алексей под впечатлением неприятного разговора намекал на то, как совсем недавно, после боя с «хейнкелями», его тоже обвинили в трусости. На человека легла тень позора. Теперь же, не разобравшись как следует, нас обвиняют в убийстве своего летчика. Только испытав на себе гнетущую силу несправедливости, можно было понять Карнаухова.
6
Майор Василяка разрешил мне слетать в гости к Петухову. На аэродроме его не оказалось.
— Наш командир в воздухе, — с почтительным ударением на слове «наш», ответил старший лейтенант, сидевший в землянке командного пункта полка. — Сейчас идет бой. Пойдемте послушаем.
Недалеко от КП, под натянутой маскировочной сеткой, похожей на большой тент, сидели за столиком несколько командиров. Рядом ходил с биноклем в руках солдат и зорко следил за небом.
— Отсюда мы руководим полетами, — пояснил офицер.
На столе стояли выносное переговорное приспособление от радиостанции (динамик с микрофоном) и телефон. Тут же лежали карта района боевых действий и другие документы, необходимые для управления.
Странно было видеть, что рядом с руководителем полетов так много народу. Здесь представители и от инженерно-технической службы, и от штаба полка, и от БАО, врач, связист — иначе говоря, целая группа управления. У нас этого не было.
Из рупора, заглушаемые треском радиосигналов, неслись отрывистые фразы летчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68