Он еле слышно спросил себя об этом, целуя ее в голову, и Гладис, сидя на корточках, прижалась к нему, и лишь через некоторое время, после четырех блестящих ходов Эредиа в партии с Гомесом, Гладис ответила ему, что она сама не знает, что ей хорошо так, что она боится, что становится прохладно, что она его очень любит. И она правильно сделала, что не пошла с прочими менадами, потому что на кухне говорили о другом, о делах приземленных, Сусана, откусывая в полутьме по крошке от бутерброда, вся во власти материнского инстинкта, ничего не спрашивает, напротив, сама рассказывает, что Мануэля оставили у Лонштейна и, дай Бог, чтобы он не подпускал малыша к грибу, эта мерзость, конечно, ядовитая, и еще может случиться беда, если к раввинчику заглянет мой друг или Андрес, они, конечно, заговорятся, и Мануэль уж точно улучит момент и, как леопард, подкрадется отведать гриб или поджечь гардероб, и она еще раз откусывает уже подсохший бутерброд и со вздохом передает его Людмиле, которая его съела, прежде чем он был снова востребован. Однако мой друг не стремился помогать Лонштейну в Ijaby-sitting , что ж до меня, я таки заглянул, но не с целью помочь, а потому, что один только Лонштейн и оставался у меня на исходе дня, и я иногда поднимался к нему потолковать о том о сем.
– Я его люблю, – сказала Людмила, нащупывая еще крошку бутерброда, – все произошло ужас как быстро, этот пинок в живот, водочные компрессы, но ты, Сусана, не думай, будто это обычная пошлая связь.
– Я вас обоих немного знаю, че, – сказала Сусана, – пошлости в вас нет ни капельки, даже если все выглядит как натуральный разврат.
– И я думаю, что он меня тоже любит, и я боюсь, – сказала Людмила, таким образом, в этом доме боялись уже двое, а с Сусаной трое, ведь Патрисио должен был караулить в полсотне метров от ресторана, где Гад ужинал, и Сусана об этом знала и думала о муравьях, и о Мануэле, и о завтрашнем дне, и о том, что Патрисио всего в полсотне метров от ресторана, и было уже четверть восьмого, и не пройдет и трех часов, как Патрисио, и Маркос, и Ролан выполнят намеченное и приедут с Гадом или же не выполнят из-за муравьев или полиции, и тогда стоит ли об этом думать и заранее бояться еще больше. Лучше просто разговаривать, особенно теперь, когда Людмила рассказала такое так просто, будто откусила еще кусочек бутерброда, ты знаешь, я хотела полечить ему ушибленное место и когда увидела это сине-зеленое пятно, бедный, блуп. И, наверно, Маркос не дал маху, корчась от смеха, сказала Сусана. Ну ясно, сказала Людмила, и очень правильно сделал. Ну вот, теперь я поняла, почему ты здесь, сказала Сусана, которая на самом-то деле поняла это сразу же, ты, девушка, из тех, что жизнь положат за своего мужчину, коль потребуется.
– Я хочу быть там, где он, и вдобавок сегодня в театре выходной.
– Буча действует умело. А в общем-то я, знаешь, рада. Конечно, если будет провал… Ладно, поговори еще немного, я ужасно люблю наблюдать за игрой, а еще так долго ждать, пока они приедут с Гадом, подожди, я сделаю чашку растворимого кофе, и ты мне расскажешь.
– Блуп, – сказала Людмила, усаживаясь на корточки на чем-то вроде половой тряпки. – Лучше ты, Сусана, расскажи мне про Ламарку, а то мне стыдно, сегодня утром, когда Маркосу сказали об этом… Мне так много надо узнать, я еще ничего не понимаю. Подумать только, что все началось с горелых спичек и пингвина, ну скажи, разве ж это не похоже на хэппенинг?
– Посмотреть на вас, подумаешь, будто вы и впрямь умеете двигать фигуры, – сказал Оскар именно в тот момент, когда Эредиа, нахмурив брови, опрокинул своего короля, а на устах Гомеса появилась веллингтоновская усмешка. Было уже почти темно, и они играли при свете огарка, заслоненного номером «Опинион», который принесла по поручению Патрисио Сусана, чтобы их развлечь. Ты себе представляешь, они загребли девять тысяч париков, – сказал Оскар, стараясь украсить шахматы историей. – Расскажите это Люсьену, может, он перестанет шастать взад-вперед, как сенбернар, надо этим французам дать верное представление о наших краях, такие вещи в здешних утомленных странах не происходят.
Как и следовало ожидать, история с париками показалась совершенно непонятной Люсьену, озабоченному наружными шумами больше, чем деятельностью НРА в городе, столь абстрактном для него в этом месте и в этот момент, однако Гомес и Эредиа согласились с Оскаром, что цифра девять тысяч, пожалуй, не совсем точна, разве что ребята заранее обеспечили себе покупателя японца или вроде того, да экспорт с хитрыми документами и непроизносимыми портами в таиландские бордели или йеменские серали. Раздача новой партии бутербродов и горячего кофе собрала всех в том углу, где можно было держать свечку, не вызывая ворчанья Люсьена; когда минуло девять, началось что-то вроде обратного счета времени, цифры каплями ударяли по нервам, значит, Николино Локке, девять тысяч париков, встреча Помпиду и Никсона на Азорских островах, фильм Глаубера Роши, тень Люсьена Вернея, движущаяся от одного окна к другому, Людмила, еле живая от усталости, дремлет под бормотанье остальных, бледная, вся напряженная Сусана, поглядывая на жалюзи, старается веселить народ остротами, парочки держатся рядом, Моника притулилась к Гомесу, рука Оскара все еще в волосах Гладис, птицы на исходе дня щебечут среди кедров, вдали лают собаки, курить, курить и попросить еще чашечку кофе, сорок один день выслеживали бразильские силы безопасности Карлоса Ламарку, он отдыхал под деревом вместе с. Девять тысяч париков, рука Оскара, гладящая натуральные волосы Гладис, девять тысяч париков, мама родная, Моника интересуется подробностями, грузовик захватить это ерунда, сказал Оскар, главное, тайно переправить парики, ба, они, наверно, наняли девять тысяч лысых,
и те прошли гуськом через границу, в Мар-дель-Плата студенты устроили шумную манифестацию в центре города, Сусанита, переведи мсье-дамам, мне не хочется, брось, ты же у нас добрая и безотказная, и мы знаем, что ты нас любишь, две пули в голову, Сильвия Филлер, револьвер калибра сорок пять миллиметров, восемнадцать лет, студентка архитектурного факультета. Веселенькая ваша газета, сказал Люсьен Верней, о да, старик, насчет таких дел, париков да пуль в голову восемнадцатилетней девушке, мы у нас в стране отличаемся. Говорите потише, черти, сказал Люсьен Верней, у пенсионеров уши ловят ультразвуки, я не доверяю даже кенарю моей мамаши. Потому-то, видно, он у тебя чуть не задохнулся, сказала Моника, я же видела, ты, варвар, накрыл клетку покрывалом. Сильвия, подумал Оскар, и ему захотелось рассказать Гладис, но лучше не надо, Гладис дремала, сладко посапывая, под рукой, тихонько гладившей ее волосы, Сильвия, такое обычное имя, восемнадцать лет, две пули в голову, среди девчонок, ошалевших от полнолуния и карнавальных балов, возможно, тоже была какая-то Сильвия, статистически это более чем вероятно среди ста пятидесяти девчонок, прыгающих через ограду, подожди, Сильвия, дай руку, Сильвия, не оставляй меня одну, и бутылочные осколки впиваются в ладонь, топот копыт все ближе, Сильвия, Сильвия, как все сходится, сближается. Буча и здесь, и там, в Веррьере или Ла-Плате, Гладис и Сильвия, все это Аргентина для Оскара, с закрытыми глазами гладящего теплые волосы, загребли девять тысяч париков, Яра Явельберг покончила с собой, револьвер сорок пятого калибра, шумная манифестация в центре города, Мардельплатамардельрио-делаплата, э нет, возмутился Оскар, резко поднимаясь, если я сейчас усну, я упущу главную драку, уже полдесятого, че.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Я его люблю, – сказала Людмила, нащупывая еще крошку бутерброда, – все произошло ужас как быстро, этот пинок в живот, водочные компрессы, но ты, Сусана, не думай, будто это обычная пошлая связь.
– Я вас обоих немного знаю, че, – сказала Сусана, – пошлости в вас нет ни капельки, даже если все выглядит как натуральный разврат.
– И я думаю, что он меня тоже любит, и я боюсь, – сказала Людмила, таким образом, в этом доме боялись уже двое, а с Сусаной трое, ведь Патрисио должен был караулить в полсотне метров от ресторана, где Гад ужинал, и Сусана об этом знала и думала о муравьях, и о Мануэле, и о завтрашнем дне, и о том, что Патрисио всего в полсотне метров от ресторана, и было уже четверть восьмого, и не пройдет и трех часов, как Патрисио, и Маркос, и Ролан выполнят намеченное и приедут с Гадом или же не выполнят из-за муравьев или полиции, и тогда стоит ли об этом думать и заранее бояться еще больше. Лучше просто разговаривать, особенно теперь, когда Людмила рассказала такое так просто, будто откусила еще кусочек бутерброда, ты знаешь, я хотела полечить ему ушибленное место и когда увидела это сине-зеленое пятно, бедный, блуп. И, наверно, Маркос не дал маху, корчась от смеха, сказала Сусана. Ну ясно, сказала Людмила, и очень правильно сделал. Ну вот, теперь я поняла, почему ты здесь, сказала Сусана, которая на самом-то деле поняла это сразу же, ты, девушка, из тех, что жизнь положат за своего мужчину, коль потребуется.
– Я хочу быть там, где он, и вдобавок сегодня в театре выходной.
– Буча действует умело. А в общем-то я, знаешь, рада. Конечно, если будет провал… Ладно, поговори еще немного, я ужасно люблю наблюдать за игрой, а еще так долго ждать, пока они приедут с Гадом, подожди, я сделаю чашку растворимого кофе, и ты мне расскажешь.
– Блуп, – сказала Людмила, усаживаясь на корточки на чем-то вроде половой тряпки. – Лучше ты, Сусана, расскажи мне про Ламарку, а то мне стыдно, сегодня утром, когда Маркосу сказали об этом… Мне так много надо узнать, я еще ничего не понимаю. Подумать только, что все началось с горелых спичек и пингвина, ну скажи, разве ж это не похоже на хэппенинг?
– Посмотреть на вас, подумаешь, будто вы и впрямь умеете двигать фигуры, – сказал Оскар именно в тот момент, когда Эредиа, нахмурив брови, опрокинул своего короля, а на устах Гомеса появилась веллингтоновская усмешка. Было уже почти темно, и они играли при свете огарка, заслоненного номером «Опинион», который принесла по поручению Патрисио Сусана, чтобы их развлечь. Ты себе представляешь, они загребли девять тысяч париков, – сказал Оскар, стараясь украсить шахматы историей. – Расскажите это Люсьену, может, он перестанет шастать взад-вперед, как сенбернар, надо этим французам дать верное представление о наших краях, такие вещи в здешних утомленных странах не происходят.
Как и следовало ожидать, история с париками показалась совершенно непонятной Люсьену, озабоченному наружными шумами больше, чем деятельностью НРА в городе, столь абстрактном для него в этом месте и в этот момент, однако Гомес и Эредиа согласились с Оскаром, что цифра девять тысяч, пожалуй, не совсем точна, разве что ребята заранее обеспечили себе покупателя японца или вроде того, да экспорт с хитрыми документами и непроизносимыми портами в таиландские бордели или йеменские серали. Раздача новой партии бутербродов и горячего кофе собрала всех в том углу, где можно было держать свечку, не вызывая ворчанья Люсьена; когда минуло девять, началось что-то вроде обратного счета времени, цифры каплями ударяли по нервам, значит, Николино Локке, девять тысяч париков, встреча Помпиду и Никсона на Азорских островах, фильм Глаубера Роши, тень Люсьена Вернея, движущаяся от одного окна к другому, Людмила, еле живая от усталости, дремлет под бормотанье остальных, бледная, вся напряженная Сусана, поглядывая на жалюзи, старается веселить народ остротами, парочки держатся рядом, Моника притулилась к Гомесу, рука Оскара все еще в волосах Гладис, птицы на исходе дня щебечут среди кедров, вдали лают собаки, курить, курить и попросить еще чашечку кофе, сорок один день выслеживали бразильские силы безопасности Карлоса Ламарку, он отдыхал под деревом вместе с. Девять тысяч париков, рука Оскара, гладящая натуральные волосы Гладис, девять тысяч париков, мама родная, Моника интересуется подробностями, грузовик захватить это ерунда, сказал Оскар, главное, тайно переправить парики, ба, они, наверно, наняли девять тысяч лысых,
и те прошли гуськом через границу, в Мар-дель-Плата студенты устроили шумную манифестацию в центре города, Сусанита, переведи мсье-дамам, мне не хочется, брось, ты же у нас добрая и безотказная, и мы знаем, что ты нас любишь, две пули в голову, Сильвия Филлер, револьвер калибра сорок пять миллиметров, восемнадцать лет, студентка архитектурного факультета. Веселенькая ваша газета, сказал Люсьен Верней, о да, старик, насчет таких дел, париков да пуль в голову восемнадцатилетней девушке, мы у нас в стране отличаемся. Говорите потише, черти, сказал Люсьен Верней, у пенсионеров уши ловят ультразвуки, я не доверяю даже кенарю моей мамаши. Потому-то, видно, он у тебя чуть не задохнулся, сказала Моника, я же видела, ты, варвар, накрыл клетку покрывалом. Сильвия, подумал Оскар, и ему захотелось рассказать Гладис, но лучше не надо, Гладис дремала, сладко посапывая, под рукой, тихонько гладившей ее волосы, Сильвия, такое обычное имя, восемнадцать лет, две пули в голову, среди девчонок, ошалевших от полнолуния и карнавальных балов, возможно, тоже была какая-то Сильвия, статистически это более чем вероятно среди ста пятидесяти девчонок, прыгающих через ограду, подожди, Сильвия, дай руку, Сильвия, не оставляй меня одну, и бутылочные осколки впиваются в ладонь, топот копыт все ближе, Сильвия, Сильвия, как все сходится, сближается. Буча и здесь, и там, в Веррьере или Ла-Плате, Гладис и Сильвия, все это Аргентина для Оскара, с закрытыми глазами гладящего теплые волосы, загребли девять тысяч париков, Яра Явельберг покончила с собой, револьвер сорок пятого калибра, шумная манифестация в центре города, Мардельплатамардельрио-делаплата, э нет, возмутился Оскар, резко поднимаясь, если я сейчас усну, я упущу главную драку, уже полдесятого, че.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86